Читать онлайн «Предпоследняя правда». Страница 10

В прихожей Кутельмана уже стоял собранный чемоданчик с теплым бельем и куском мыла, но Кутельману, его жене и другим математикам повезло. Партийные вожди, которые помешивали страшное варево в стране, сообразили: с математиками не стоит возиться, арест математиков не такой сильный удар по сознанию масс, как процессы отравителей рек или врачей-убийц. Людям все же трудно представить, что теория множеств и теория чисел впрямую угрожают счастью рабочих и крестьян.

Математического процесса не было. Чемоданчик не пригодился, исчез из прихожей, но не из сознания Кутельмана, — он испугался, прекратил работать над теорией множеств. Жена его прекратила работу более естественным образом — в 37-м году родился Эмка, и рисковать оставить ребенка сиротой ради теории множеств было немыслимо.

Кутельман ушел из науки в образование. Он создал кафедру в Институте Герцена — Педагогический институт имени Герцена был в научном смысле по сравнению с университетом институтом второго сорта, но Кутельман больше не занимался чистой математикой. Он написал несколько учебников, один из них стал классическим учебником по высшей математике, по которому учились поколения студентов, — но и это не помешало ему сесть в 48-м. Обвинение было настолько одиозным, что, вспоминая о нем, Кутельман всегда совершал ряд одинаковых движений: вздрагивал, недоуменно пожимал плечами, разводил руками, моргал, — обвинение было оскорбительно нелогичным, противоречащим себе даже в формулировке.

В 54-м Кутельман был освобожден, оправдан, но работу в вузе получить не смог. Пять лет он преподавал математику в школе в Гатчине, и только в 59-м году тогдашний ректор Ленинградского университета взял его к себе на матмех на место профессора. Через несколько лет ректор добился для него квартиры в Толстовском доме. К тому времени, как Мария Моисеевна назвала его «ненастоящим профессором», у него защитились 13 аспирантов.

«Ненастоящий профессор» Кутельман был идеалист — считал, что все в жизни должно быть получено своим трудом. Отказался избираться в членкоры Академии наук, объяснив это тем, что звание ничего не прибавит к его научным заслугам, а академическими привилегиями он пользоваться не желает. Вот если бы он своими руками построил домик, это было бы правильно, ну, а раз не может, нехорошо иметь академическую дачу в Комарово как приложение к званию. Возможно, его жена отнеслась бы к академическим привилегиям иначе, но она умерла вскоре после переезда в Толстовский дом, и он так никого и не приблизил к себе, жил вдвоем с сыном.

Эмка Кутельман, мальчик из математической семьи, рано показал способности к математике, пошел по стопам родителей, преподавал на матмехе, его диссертация была посвящена решению динамических задач нелинейной теории упругости с привлечением теории двухточечных полей и метода конвективных координат.

Все это к тому, что Фаина попала в хорошую семью. Не в барственно-академическую, а в ту, где стиль жизни отвечал ее собственным убеждениям, где главным, пусть не произносимым вслух, словом было «труд». Труд — это смысл жизни, все в жизни своим трудом, каждому по труду.

Когда Фаина сказала, что выходит замуж за Эмку, Фира не смогла удержать лицо. Замуж — за него?! Но, боже мой, разве это мужчина?.. Настоящий мужчина — это Илья, он красивый и обаятельный, от него исходит мужская сила, уверенность в себе. Илья одним своим видом говорит — любимая, ты за мной, как за каменной стеной. А Эмка маленький, щупленький, некрасивый, с подвижным, как у обезьянки, лицом, — с ним Фаина ляжет в постель, он ее единственная любовь навсегда?!

Обед шел своим чередом.

— Фирка, какой у тебя сегодня потрясающий форшмак, произведение искусства, а не форшмак! — восторженно сказал Кутельман. — У Фаинки такой не получается.

— Форшмак как форшмак, у Фаины не хуже, — довольно улыбнулась Фира. — Я дам вам баночку с собой.

Фаина кивнула — спасибо. У Фаины дома был ее собственный форшмак, не хуже и не лучше Фириного, точно такой же.

Студентками Фира и Фаина питались на 30 копеек в день: Фира брала в институтской столовой половинку первого, гарнир — макароны или картошку, компот, Фаина брала в университетской столовой половинку первого, гарнир, компот. Котлета стоила 8 копеек, киевская котлета 12 копеек, — чем съесть котлету, лучше сходить в кино. В столовой Герценовского института и в университетской столовой на столах всегда были бесплатный хлеб, горчица, соль и перец, и можно было обойтись без супа и компота, съесть хлеб с горчицей и пойти в театр, — правильный вариант, компромисс полезного с прекрасным.

Бесплатный хлеб с горчицей был уже в прошлом, теперь у Фиры с Ильей две зарплаты, учительская и инженерская, ну, а у Фаины, живущей в профессорской семье, тем более не было нужды экономить на еде.

У подруг было совершенно одинаковое меню: салат оливье, форшмак, пирог с капустой, рыба в томате, паштет. На второе фаршированные перцы, ленивые голубцы — осенью, котлеты или тушеное мясо с картошкой — зимой, в апреле жареная корюшка, в июне молодая картошка с укропом и чесноком. Обязательно куриный бульон — дети его хорошо едят, Таня любит бульон с лапшой, Лева с рисом.

Фира вихрем приносилась домой, победительно раскладывала продукты, с напряженным лицом стояла у плиты — кормила семью со страстью. Фаина готовила застенчиво, словно извиняясь перед собой, что занимается таким неинтеллигентным делом, — в глубине души она считала, что ЕСТЬ не интеллигентно. Но готовила не хуже Фиры, если объективно, точно так же, — рецепты были мамины, а мамы были с одной коммунальной кухни.

Все эти оливье, паштеты, котлеты, приготовленные Фирой и Фаиной из одинаковых продуктов по одинаковым рецептам, если и различались по вкусу, то не поддающимися определению нюансами. Но принято было считать: у Фиры потрясающе, великолепно, праздник, а у Фаины в точности то же самое — просто обед. Самолюбивую Фиру непременно нужно было не просто похвалить, а отметить, что у Фаины хуже, — иначе она напрягалась, становилась задиристой или надувалась, как ребенок. Ну, что же делать, — Эмка хвалил, Илья поддакивал, Фаина кивала, и Фира лучилась счастьем. Они были интеллигентными людьми, все четверо, но у каждого свой характер, у Фиры, как говорила ее мать, «характер дай боже».

— А теперь внимание, — с видом дрессировщика тигров — ап! — сказал Кутельман за столом, когда уже съели закуски, похвалили Фиру, съели бульон, еще раз похвалили Фиру. — Внимание, корень из икс плюс семь равен десяти. Чему равен икс?

Все четверо взрослых, волнуясь, смотрели на Леву. Фира затаила дыхание, принялась водить пальцем по столу: «х=…».