Читать онлайн «Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив». Страница 10

Полковник принес ему самые искренние извинения — и был прощен. А потом произошло чудо: американский миллионер, совсем было обанкротивший железнодорожную компанию, держателем акций которой так опрометчиво сделался Полковник, внезапно скончался — и акции начали стремительно расти в цене. Скоро их стоимость достигла восьмидесяти семи пунктов, так что наш славный командир, как оказалось в итоге, действительно сделал удачную ставку.

Какое-то время мы полагали, что дополнительным залогом примирения станет брак между майором и юной Виолеттой: во всяком случае, на это ставили два и даже три к одному. Но девушка, нарушив все литературные каноны, вышла замуж за очень многообещающего молодого улана из Мадрасского корпуса — и покинула Третий Карабинерский.

А майор в результате так и остался холостяком. И, наверное, таковым пребудет до конца дней своих.

Некоторые реалии этого рассказа требуют пояснения для современных читателей. Причем в первую очередь не «картежные», а военные.

Например, в сноске кратко упоминалось, что для военнослужащих британской армии белое перо — традиционный символ трусости. Но история этого символа столь интересна, что заслуживает более развернутого описания.

Восходит он к оперению бойцовых петухов: у их английских пород в норме нет белых перьев, так что любая белая метка выдает примесь «не бойцовой» крови. Если офицеру втыкали в мундир белое перо — это могли сделать сослуживцы, заметившие, что он уклоняется от опасных поручений, или женщины в тылу, если этот офицер норовил слишком явно отсиживаться на тыловой должности, — его военная карьера могла считаться оконченной.

Трактовка этого символа несколько усложнилась лишь начиная с 1914 г., когда он, с одной стороны, начал осознанно использоваться в среде идейных пацифистов, готовых даже пойти на смерть, но не убивать, — а с другой, «женское общественное мнение» как-то уж слишком распоясалось. Активистки принялись направо и налево помечать белыми перьями действительно необходимых в тылу работников оборонных предприятий и государственных служащих… своих любовников, с которыми вдруг «раздружились» (это по тем временам был безотказный способ спровадить надоевшего возлюбленного на фронт)… солдат, приехавших с фронта в краткосрочный отпуск или, того хуже, только что выписавшихся из госпиталя… После этой истерии «награждение» белым пером перестало восприниматься как безоговорочно позорный знак, но рассказ Конан Дойла был написан задолго до того, в 1892 г.

Любопытно, что в американской армии как при Конан Дойле, так и сейчас белое перо — наоборот, почетный знак отличия меткого и отважного стрелка.

Раз уж речь зашла о таких стрелках, придется сказать и об упоминающемся в рассказе оружии.

Джезали — длинный мушкет афганских горцев, довольно часто с нарезным стволом: оружие, при всей своей примитивности, очень мощное, дальнобойное и точное, особенно когда в качестве спускового устройства использовался английский кремневый замок, снятый с ружей типа «смуглянка Бесс» (давно устаревших и переданных индийским союзным племенам… от которых они нередко попадали в руки племен уже откровенно вражеских). Англичане успели познакомиться с ним в нескольких войнах: именно пулей джезали был ранен… доктор Ватсон (по «Этюду в багровых тонах» — в плечо, а вот по «Знаку четырех» — в ногу). Если же говорить о длительности боевого применения, то джезали вообще не имеют аналогов: некоторым из них довелось пострелять не только по современникам Ватсона и Холмса, но даже по советским солдатам эпохи «выполнения интернационального долга».

Заслуженно известная оружейная фирма Ремингтона больше прославлена револьверами, чем винтовками, но и винтовок за свою вот уже почти двухвековую историю выпустила немало. В данном случае речь идет об однозарядной «ремингтоновке» с качающимся затвором, выпускавшейся с 1867 по 1912 г. Она побывала на множестве войн, от Франко-прусской (где была последней новинкой) до Первой мировой (по меркам которой эта винтовка, конечно, являлась совсем устаревшей), состояла на вооружении без малого трех десятков стран — включая и Египет времен Араби-паши.

Винтовка Бердана (знаменитая «берданка») по происхождению такое же американское оружие, как и продукция Ремингтона, однако вскоре она была принята на вооружение русской армии, там неоднократно модернизировалась и очень хорошо себя зарекомендовала. По мнению многих военных специалистов, это вообще лучший образец армейской винтовки до той поры, когда, уже на исходе XIX в., были разработаны по-настоящему надежные винтовочные магазины, позволившие переключиться с однозарядных конструкций на многозарядные.

К «берданкам» у англичан особое отношение, намек на которое проскальзывает и в этом рассказе (особенно при учете того, что через несколько строк упоминается Гурко). Дело в том, что «неприятной штукой» они считались не только из-за своих боевых качеств. Винтовки Бердана могли оказаться у афганцев главным образом потому, что тогдашняя Россия поставляла им оружие и вообще всячески «подзуживала» совершать набеги на северные районы Индии (теперь это территория Пакистана), британской колонии. Что ж, надо признать: эти намеки имели под собой основание…

Что касается Гурко, то это очень известный в России род, насчитывающий много славных представителей. В данном случае, несомненно, речь идет о генерал-фельдмаршале Иосифе Владимировиче Гурко (1828–1901), который во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., еще в звании генерал-лейтенанта, показал себя как один из успешнейших военачальников эпохи. При каких обстоятельствах с ним мог познакомиться британский военный атташе и каковы тогда вообще были отношения между Россией и Великобританией, нынешние читатели могут судить, например, по «Турецкому гамбиту» Б. Акунина, где неоднозначность ситуации передана вполне объективно. Это был достаточно сложный исторический момент, когда англичане и русские, на момент начала кампании (когда речь шла о спасении Болгарии) бывшие почти союзниками, к ее финалу (когда речь зашла уже о возможности уничтожения Турции) стали почти врагами, причем «царь-миротворец» Александр II, строго говоря, даже отдал приказ, после выполнения которого война с Англией делалась неизбежной, — и только открытый саботаж этого распоряжения высшим военным руководством избавил генерал-лейтенанта Гурко и майора Эррингтона от необходимости сражаться друг с другом.

В следующей фразе майор упоминает еще и Красного Принца. Носителей этого прозвища в Европе было почти столько же, сколько в России Гурко, но упоминание города Гравелотт (где во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. произошло чрезвычайно кровопролитное сражение) позволяет сузить рамки до одного-единственного кандидата. Это член прусской королевской фамилии Гогенцоллернов: принц — точнее, герцог — Фридрих Карл (1828–1885). Прусский, а заодно и русский генерал-фельдмаршал: в то время, при учете родственных отношений между династиями, такое «фельдмаршальство по совместительству» еще было возможно. Прозвище свое Фридрих Карл, в отличие от остальных «красных принцев», заработал дважды — и за красный кавалерийский мундир, и за огненно-рыжую шевелюру. В каком-то смысле Красный Принц может быть назван двойником Гурко: прямой и честный вояка, за пределами своей профессии ничем не интересующийся (так что даже любителям политических оценок трудно оценить его «прогрессивность» или «реакционность»), но в ней достигший такого совершенства, что вызывает восхищение даже у врагов. Под Гравелоттом именно он, в статусе командующего армией, решил в пользу Пруссии исход и битвы, и войны как таковой.

Интереснее другое: при каких обстоятельствах английский офицер мог «проехать мимо его свиты» за два дня до этого рокового для французов сражения? Симпатии Англии тогда были на стороне Франции, она даже почти объявила Пруссии войну… все же лишь «почти», так что военный атташе в принципе имел шанс оказаться неподалеку от Красного Принца. Но тогда он вряд ли стал бы этим хвастать в кругу сослуживцев! По-видимому, Франко-прусская война — одна из тех, в которых Эррингтон принимал участие как доброволец, причем сражался он против пруссаков. А мимо окруженного свитой Фридриха Карла проехал, будучи в разведке!

Что касается собственно «карточной» стороны рассказа, то она описана грамотно, но, по мнению специалистов, несколько натужно. Это явно «взгляд со стороны». В число увлечений сэра Артура входили самые разные спортивные игры — но ни одна из карточных…

Истинным домом Малыша Уилсона следовало считать, по-видимому, Атлантический океан, поскольку ни Англия, ни Америка не выказывали ни малейшего желания принимать его у себя. Однако он ухитрился некими кривыми путями пробраться в Лондон и там внедриться — увы, на самом краешке того социального слоя, который именуют криминальным. Мы с Уолдреном встречались с ним время от времени в маленькой пивнушке с подмоченной репутацией в глубине района Сохо — в одном из тех местечек, которые открываются, когда уходит последний почтальон, и закрываются перед приходом первых молочников. Но беседы шли там весьма примечательные, достойные внимания. К сожалению, невозможно сделать добродетель столь же привлекательной, как порок, потому что добродетель — явление негативное, а порок — позитивное. Человек, не позволяющий себе совершать поступки определенного рода, несомненно, является наилучшим гражданином, однако он начисто лишен обаяния тех людей, которые себе позволяют все. Как ни грустно, но это правда.