Читать онлайн «Убить ворона». Страница 48

– Кошмар! Кошмар! – замахал руками посол, и тонкие губы его растянулись в гримасе ужаса. – Не вспоминайте. Думал, жена с ума сойдет. Когда это случилось, какие-то дикие толпы бесновались у посольства. Представляете, полуголые люди жгут костер прямо на газоне у ворот представительства, в экстазе выкрикивают угрозы, и так продолжается и день и ночь. Потом они притащили жертвенных животных, от криков убиваемых козлов не спасали даже ватные тампоны в ушах. Трое суток стоял такой чад и гвалт, что уснуть, забыться было невозможно ни на минуту. Я, признаться честно, спасался водочкой, а жена даже этого не могла себе позволить – кормила ребенка грудью.

– И что? Вы меня просто ошеломляете своими рассказами, Геннадий Александрович.

– Надеюсь, вы с этим не столкнетесь. Мы пожаловались властям, но нам ответили, что это ритуал поминовения погибших, ни вам, ни вашему имуществу, говорят, ущерба не наносится, а на своей земле они имеют право делать все, что захотят. Намибийцы считают, что покойнику будет лучше на том свете, если о нем страдать в присутствии виновников его гибели.

– Получается, что персонал посольства тоже стал жертвой происшествия. – Турецкий взял из тарелки какой-то зеленый пупырчатый шарик, повертел его в руках, но надкусить не решился. – Что же вы сами, Геннадий Александрович, лично знаете о причинах катастрофы?

– Кусайте, кусайте, – приободрил посол Александра. – Знаю только официальную версию. Наши или, скорее, ваши ребята, конечно, вели расследование, но намибийские власти очень ревностно относятся ко всякому вмешательству. Знаете, комплекс всякой бывшей колонии – мы, мол, свободная страна. Их органы никуда не подпускали наших сотрудников, даже рынок оцепили и не позволили осмотреть, мотивировали это тем, что души погибших обидятся и нашлют несчастья. Сам я участие в работе комиссии принимал только формальное – физически не успевал. Понимаете, наверное, – похороны, договоры о компенсациях, денежные вопросы всегда на первом месте, да еще журналисты одолевали, в основном иностранные. Наши мало интересуются Африкой – непопулярная тема в стране.

– А из кого была составлена комиссия по расследованию причин?

– Я же вам говорю – из местных шерлок холмсов. Наши приезжали, но их только к официальной информации подпустили.

Турецкий это уже знал. Он еще в Москве ознакомился с материалами того дела, когда приобщал их к своим новогорским папкам. Он даже допросил следователей, так что ничего нового пока посол ему не сообщил.

– Кое-как удалось запихнуть в члены комиссии одного американского инженера, Вилла Питса, и то только потому, что самолетостроителей-профессион# алов в Намибии просто нет.

– Вы виделись с ним? – Турецкий сожалел, что откусил кусочек зеленого шарика – язык и нёбо жгло так, будто он хватанул неразбавленного чистого спирта.

– Один раз. Он как-то быстро улетел. Ничего толком не сказал.

– Что же случилось с нашими летчиками? – Турецкий жадно глотнул пепси-колу.

– Вам попросить еще напитка? – осведомился посол. – Они в тюрьме. По официальной версии, пилот не справился с управлением, допустил ошибку при взлете. Суд до сих пор не состоялся. Но им грозит пожизненное заключение или даже казнь по намибийским законам. Мы, конечно, ведем работу, но сами видите, как трудно найти общий язык.

– Геннадий Александрович, а вам не приходилось встречаться с неким Бурчуладзе, который прилетал накануне трагедии из Новогорска якобы по обмену опытом.

– По обмену опытом?! – У посла вырвалась невольная усмешка. – Каким опытом?

– По-видимому, авиационным.

– Да какая тут авиация? Намибийцы самолетов не строят. Сроду тут никакого самолетостроения не было, да и в ближайшие сто лет не будет. Смешно, ей-богу. Кто это придумал?

– Как ни парадоксально, но такая командировка оплачивалась новогорским заводом. Может быть, кто-нибудь из сотрудников посольства знаком с Бурчуладзе?…

Разговор с Геннадием Александровичем закончился обещанием помочь Турецкому встретиться с военным министром Намибии Ката Зия Ман Дук Лашем.

– Между прочим, знаете, как переводится имя высокопоставленной особы? – поспешил просветить Турецкого посол. – «Петушок, который энергично клюет своих курочек».

– Силен, видать, мужик.

– Они тут сами, когда достигают чинов, имеют право присваивать себе имена. Так что считайте, что перед вами автопортрет, самопознание человека. Осмелюсь дать вам совет – не дарите намибийцам часы, разве что только золотые. – Геннадий Александрович бросил взгляд на дорогой «Брегет» Турецкого. – Они тут подобных побрякушек не переваривают. Считают, что время – худшее из зол цивилизации. Свободный человек, по их понятиям, должен вольно распоряжаться временем. Не человек для времени, а время для человека. Может, они в чем-то и правы. Вы еще с этим столкнетесь.

На прощание посол прямо по телефону договорился со своим знакомым, местным журналистом столичной газеты, о том, чтобы тот показал Турецкому место катастрофы.

Жара усиливалась. «По-моему, зной еще хлеще, чем мороз. От последнего можно хоть защититься одеждой, а здесь и раздевание догола не поможет». Единственное, что мог придумать Александр со своим интеллектом коренного северянина, – купить зонтик, который создавал над головой маленькую тень.

Рынок, сожженный «Антеем» год назад, возрождался, словно Феникс из пепла, и напоминал рядовой восточный базар, если бы среди привычных дынь и персиков не вклинивались ряды ананасов, кокосов всевозможных конфигураций и маленьких зеленых шариков, опыт знакомства с которыми не вызывал у Турецкого приятных воспоминаний. Угольные женщины оказались столь же крикливыми, как и их среднеазиатские коллеги. Они дразнили яркими нарядами и вызывающей наготой плеч, хватая своими длинными тонкими руками покупателей.

– Население Намибии вообще-то небогато. Средняя зарплата – восемьсот намибийских долларов, то есть сто семьдесят долларов США. – Провожатый Турецкого головастый негр с традиционно ослепительно белыми зубами, старался угодить гостю. – Поэтому многие торгуют на рынке, для большинства это единственное средство существования. Можете себе представить, какой трагедией для Намибии стал рухнувший самолет. Семьсот восемь человек погибли, почти каждая семья в Виндхуке потеряла кого-нибудь. Напишите об этом, Александр, у себя в России.

Торговцы расположились прямо на земле, некоторые даже лежали, вольготно подставив ноги солнцу. Турецкий, не зная местного языка, отлично понимал эти стрекочущие, зазывающие звуки, которыми оглашают базар в любой стране. Невдалеке высился остов обгоревших рядов. Черные головешки зловеще переливались на солнце, словно местные культовые идолы в память о погибших.

– Самолет прошелся по рынку, как будто каток, давя все живое, – продолжал вспоминать чернокожий журналист. – Я примчался на место трагедии через пятнадцать минут. Что тут творилось! Вот такая полоса – сплошное человеческое мясо, просто каша из крови и костей. Стоны, крики, рыдания. Медсестры носятся без толку в панике. Когда извлекли из кабины ваших летчиков, толпа бросилась на них, как звери. Я думал, пилотов разорвут. Начальник полиции стрелял в воздух, но все оказалось бесполезным, люди кидали камни, палки. Один из этих несчастных, загнанных в ловушку людей, от страха побежал, его толпа затоптала. Знаете, потом я увидел – трупа не было, разорвали на куски.

Почувствовав, что картина Апокалипсиса вызывает у Турецкого тошнотворный прилив отвращения, провожатый переключился на философствование:

– А все – достижения цивилизации. У нас в народе новшеств не любят. И не зря, как видите. Для африканца счастье – это покой и стабильность. Когда европейцы встречаются, они спрашивают: «Как дела?» А у нас приветствуют друг друга вопросом: «Все по-прежнему?»

– А что у вас в прессе писали о причинах катастрофы? – прервал Турецкий этнографический экскурс.

– Разное. Конечно, опубликовали официальную версию – ошибка летчика. Но вы, как журналист, понимаете, что обыватель, хоть в России, хоть в Намибии, желает читать что-нибудь душещипательное. Вот и изощрялись газеты. Но хотите знать мое мнение? – Чернокожий философ последний вопрос задал больше из любви к риторике, чем из желания подстроиться к желаниям Турецкого. Подразумевалось, что гость не откажется послушать такого авторитетного специалиста, каковым несомненно считал себя журналист. – Я лично уверен, что в любой подобной катастрофе присутствует что-то мистическое, иначе почему мельчайшие детали складываются таким роковым образом? А вы говорите, причины. Причина одна, но глобальная.

«Возможно, эти разглагольствования подошли бы для забойной статьи, но торчать ради них на сорокаградусной жаре „важняку“ не пристало». Турецкий для порядка еще прошелся по рынку, вызывая ажиотаж торговок. Высмотреть что-либо интересное здесь, спустя год после катастрофы, конечно, было уже невозможно. Провожатому, по-видимому, тоже поднадоели эти бесцельные шатания мимо женщин, от нарядов которых рябило в глазах, да и красноречие его иссякло, не подпитываясь интересом гостя.