Читать онлайн «Погружение». Страница 40

По узким протокам, как по капиллярам, они пробрались к небольшому островку у слоновьего брода. Лагерь стоял там, где вода была чуть глубже. Он пережил эфиопские и американские налеты и бомбежки, но сдался охотникам-собирателям племени бони. Несколько бони стояли перед ними. Джеймсу они показались отнюдь не жителями рая, а скорее детьми, которых воспитали волки.

Когда Саиф спросил их о рыбалке, они рассмеялись.

– Мы не ловим рыбу! – сказал один. – Мы бони! Мы охотимся!

Они рыли ловушки в песчаной почве и, когда туда падало животное, добивали его копьями.

– Здесь есть место, – сказал другой. – Дикдики. Свиньи.

– Свиньи! – закричал Саиф. – Да как он смеет?!

Если то немногое, что известно о древних охотниках-собирателях бони, истинно, то они подтверждают теорию взаимопомощи Кропоткина. Есть такая птичка – мирси. Они умеют свистеть, как мирси, а она щебечет в ответ и приводит людей к ульям диких пчел. Они окуривают ульи и забирают мед и соты, не забывая оставить птице воск и личинки.

Бони нечувствительны к пчелиным укусам, и у них не кружится голова от высоты. Это древнее племя, родственное конголезским пигмеям тва. Они ходят босыми и ступают очень тяжело, от бедра, этим сильно отличаясь от сомалийцев, которые двигаются расслабленно, от самого плеча.

Мальчик бони считается взрослым, когда убьет буйвола, слона или другое большое животное. Ночью перед первой охотой девушки ублажают мальчиков и смазывают им головы кокосовым маслом. Если мальчик не справится со зверем, он теряет право жениться. Невесты дороги, за них приходится платить дичью, шкурами, сахаром или деньгами. Мужчины, которые не могут заплатить выкуп, часто похищают детей и убивают девушек.

Она стояла у леера и дышала сырым воздухом. «Пуркуа па?» подходил к острову Ян-Майен, и ей хотелось посмотреть на него. На губах застыла соль, купленный в Исландии свитер и ярко-оранжевые джинсы промокли от брызг. Она завернулась в спальный мешок, села в шезлонг и раскрыла «Нью сайнтист». Придерживая рвущийся от ветра журнал, она читала про последние новости в области нанотехнологий, а закончив, снова принялась смотреть на море и туман. Над холодными волнами кружили чайки, в воде плавал лед, а в носовой волне скакали черные дельфины. Красивые. Косатка нарезала круги под летящими на юг гусями, то и дело выпрыгивая из воды. Кожа кита ярко блестела. По спинному плавнику было видно, что это самец, старый и уставший. Корабль ему явно мешал. Она задумалась о том, что довелось пережить Гренландскому морю. Когда оно появилось, никаких кораблей еще не было. Подлодок – тем более. Не было двигателей, клаксонов, никаких звуков, издаваемых людьми. Зато были тюлени и рыбы. А теперь косатке приходилось преследовать гусей в надежде, что один из них упадет.

Рыбу ловили и травили, океан окислялся. Кроме судов были еще и гидролокаторы и другие электронные устройства, которые мешали морским животным ориентироваться. А если уж животные способны выброситься на берег, то человек точно способен уничтожить сам себя. Человек не успел отдышаться после каменного века, а уже поворачивает реки, срезает холмы и раскидывает везде материалы, которые с легкостью идентифицируют геологи будущего. Антропоцен: геологический период, отмеченный залежами пластика.

Океанические исследования почти не финансировались. Если кризис продолжится, денег станет еще меньше: эта экспедиция – ее главный шанс собрать нужные данные на ближайшие несколько лет.

Она думала, что люди понимают все неправильно. Через тернии к звездам, но никак не в глубину. Беспокойся о коже, а не о легких. Океан слишком… понятный. Слишком знакомый. Тут не нужна пусковая площадка, можно просто плюхнуться в воду. А значит, это может и подождать.

Но серьезно изучать изменения климата, не изучив морские биологические системы, невозможно. А изменение климата – реальность. Вода под килем, которую Восточно-Гренландское течение принесло через пролив Фрама, нагрелась на 1,9 градуса Цельсия с тысяча девятьсот десятого года. А это на 1,4 градуса больше, чем за весь Средневековый климатический оптимум, продолжавшийся с десятого по тринадцатый век.

Она делала, что могла. Она поддерживала проект переписи морской флоры и фауны и глубоководных хемосинтетических экосистем и участвовала в нем. Была консультантом в Саутгемптоне, во Французском научно-исследовательском институте по эксплуатации морских ресурсов и в проекте глубоководных погружений института океанографии в Вудс-Холе. Она считала, что пилотируемые глубоководные аппараты невероятно важны. Они обеспечат связь человека с глубиной. А машины будут просто дополнять их. Сотни роботов могут порхать под водой часами, обеспечивая постоянный поток информации.

В биологии случилась революция. Стало возможным разглядеть живых существ, которые были неизвестны раньше. Как будто живая материя вдруг нашлась в супе. Только недавно открытые виды пикофитопланктона в верхних слоях океана по биомассе превосходили всех насекомых в бассейне реки Конго. Они были невероятно разные. Ее интересовали количество и распространение, а она внезапно открыла новые виды. Изучила их ДНК, присвоила им генетические штрих-коды и занесла в книгу жизни (некоторые называют ее жестким диском жизни).

Одна из ее статей, написанная в соавторстве с Томом, неожиданно укрепила некоторых биологов в мысли, что в море живут микробы, которые сознательно не размножаются больше определенного предела. Они ждут изменения условий, чтобы расплодиться. Ей казалось, что это очень важная идея, меняющая представление о том, что вообще значит продолжительность жизни. Микробы ждут миллионы лет, придерживаясь совсем другого ритма, чем все остальные. Что это за ритм?

«Пуркуа па?» нырнул вниз, и иллюминаторы облило водой. Когда он снова поднялся на волну, она увидела, как блестит стекло.

Спустился туман, и она запела себе под нос:

Эту шанти любил петь ее отец. Если мир забудет морские песни, забудет море, еще сложнее будет говорить о том, что спрятано под волнами.

Они прошли туман, и Ян-Майен появился, как фотография, снятая самым лучшим фотоаппаратом. Тонкие линии пляжей, синие и серые тона авгита и пироксена. Вулкан походил на гору Фудзи, разве что казался чуть более призрачным. Он кашлял пеплом, а пламя внутри него бросало багровые отсветы на облака. Железная руда на склонах, снежные поля и клочья тумана над кратером, ведущим куда-то прямо в ад. Глядя на него, представляя, как он погружается в воду и дрожит, истекая гноем магмы, она поняла, что имел в виду святой Брендан, увидевший вулкан во время своего невероятного плавания, случившегося в шестом веке: это дорога в ад, врата в геенну, куда попадут заблудшие души.