Читать онлайн «Записки из арабской тюрьмы». Страница 31

В свое время ливийский лидер Муаммар Каддафи, поддерживаемый Советским Союзом, построил в своей стране подобие коммунизма. По крайней мере, те ливийские граждане, что попадались мне на жизненном пути, довольно лестно отзывались о своем лидере.

В Ливии есть много нефти, и все доходы от ее реализации он кладет не только в свой карман, но и распределяет часть доходов между всеми гражданами государства. Старается, чтоб Ливия процветала. Бензин там очень дешев, по-нашему порядка четырех рублей за литр.

Есть магазины, где цены на товары занижены. Телевизор, например, стоит порядка 250 долларов, а там продается за сто, недостающие 150 долларов компенсирует государство. Но это касается только граждан Ливии, иностранцы платят полную стоимость.

Одно время Каддафи разрешил на своей территории строить лагеря, где готовили боевиков-арабов для борьбы с Израилем и Америкой. Я разговаривал с человеком, который прошел подготовку в этих лагерях. В них можно было встретить представителей практически всех арабских стран, объединяло их одно — желание убивать неверных, немусульман, кяфиров, к которым они в первую очередь причисляли евреев и американцев.

Я как-то спросил одного фанатика, за что он так ненавидит евреев и вообще видел ли он когда-нибудь живого представителя народа Израилевого. Тот поначалу растерялся, так как истинному мусульманину негоже говорить неправду, но, немного подумав, ответил, что видеть их не видел, но все равно ненавидит, так как евреи враги арабов.

Араб любой страны относится с состраданием к представителям своей нации, хотя бы на словах, где бы те ни находились. Я наблюдал слезы на глазах матерого уголовника, отбывшего 12 лет за разбой, увидавшего по телевизору убитых арабских детей Газы, когда там произошло очередное столкновение между арабами и евреями в этой части Израиля. Мне рассказывали, как тунисские парни выходили на улицу и били туристов возле отелей в знак солидарности с арабами униженной Палестины. Я слышал, как насылали кару небесную в адрес евреев и американцев, когда по телевизору показывали растерзанную англо-американской бронетехникой землю Ирака.

Везде, где страдают арабы, будь то Судан или Йемен, Кувейт или Мавритания, тунисцы выражают свои проклятия их обидчикам. И в то же время жители Ливии, Алжира, Марокко, Мавритании, Судана, которых я встречал за решеткой, не могли похвастаться радушным приемом — поколачивали их тунисские «коллеги» почем зря.

Меня же, по странному стечению обстоятельств, минула чаша сия. Не сказать, что местные уголовники настроены пророссийски, но и сказать, что испытывают чувство ненависти или вражды, тоже нельзя. Просто, видно, никогда с русскими не сталкивались и с интересом присматривались и изучали меня, я, впрочем, проделывал то же самое.

Но мир уголовников жесток, поэтому приходилось подстраиваться под их законы, где уважают силу и бесстрашие, ну и не последнюю роль играют земляки.

Все паханы из других камер, прослышав про меня, приходили знакомиться. Я становился своего рода легендой. За полгода своего пребывания в этой камере я принял участие больше чем в сотне драк и ни разу серьезно не пострадал, мне фантастически везло. Несколько раз был на волоске от смерти, но всегда оставался невредим.

В основном драки провоцировали вновь прибывшие зэки, которые, видя во мне неараба, пытались самоутвердиться, набив мне лицо. Текучесть «кадров» была большая — каждый день, кроме воскресенья, камеру покидало 2–3 человека и столько же, если не больше, поступало. Осмотревшись, новичок начинал вести себя со мной непочтительно. Получал по роже, затем мои друзья нас разнимали и приступали к переговорам, которые, как правило, заканчивались принесением мне извинений и заверений в вечной дружбе. Такой ход вещей мне подходил — я бил по лицу злодея, а потом он еще и извинения приносил.

Были иногда и осечки, когда битый оказывался земляком какого-нибудь «авторитета», а еще хуже родственником, тогда было гораздо сложней примирить стороны. Троих даже пришлось перевести в другие камеры, до того сильно я их обидел. Хотя я первым никогда не нарывался, а лишь защищался. Я не силен в арабском, поэтому приходилось предъявлять другие аргументы.

Лучший метод защиты — нападение. Именно этому и научился в первую очередь. И учился у ваххабитов. Были среди них те, кто воевал в Чечне, но я объяснил, что являюсь всего лишь доктором и политикой, a уж тем более войной не интересуюсь и никогда не был в Чечне и не стрелял в братьев-мусульман.

Ваххабиты тоже много дрались, но они это делали по политическим мотивам. Многие уголовники пренебрежительно отзывались о религии и Аллахе, а это являлось показанием для начала «боевых действий» в условиях отдельно взятой камеры.

Иногда мне казалось, что ими движут не разум, а инстинкты, но если как следует разобраться, то здесь выживал как раз тот, у кого сильнее развиты инстинкты. Инстинкты выживать! Так наши далекие предки, по-видимому, выживали в пещерах, орудуя каменным топором и дубиной, отстаивая свое право на самоопределение среди себе подобных, — выживали сильнейшие.

Противно, конечно, что из доктора мне пришлось переквалифицироваться в башибузука и общаться с теми, кого раньше за километр обходил, но в создавшейся ситуации это было разумное решение. Самое странное, что я стал привыкать к такому образу жизни и потихоньку занимать свою тюремную нишу.

Я хорошо запомнил этот день, в мельчайших подробностях, именно тогда, 21 июля 2008 года, меня первый раз навестил наш российский консул. Начался он без особенностей — ранний подъем, зарядка, «душ», ваххабиты угостили кофе, попил и лег на кровать. К этому дню я довел количество отжиманий до 200, чем вызвал еще большее уважение среди сокамерников. Многие пытались потягаться со мной, но самый выносливый «ломался» на пятом десятке.

После подъема проверка, прогулка, обед, занятие языком под руководством молодого моджахеда Рафика. Мы сидели на втором ярусе, и я пытался понять спряжение арабских глаголов, тот, как мог, объяснял. Писал слова, выделял приставки и окончания. Но дело шло туго, способностей к языкам не обнаруживал никогда, но я силой заставлял себя учить слова и составлять из них предложения и правильно произносить, используя спряжения и склонения.

Особенно тяжело давались гортанные звуки, не имеющие аналогов в русском языке. Но путем длительных тренировок произношение улучшалось. Не скажу, что добился идеальных результатов, но по крайней мере меня стали понимать, а это главное.

В 13–00 неожиданно в камеру зашел офицер и что-то сказал пахану, тот согласно кивнул и подошел ко мне: