Читать онлайн «50 х 50». Страница 3

Они все бывали там. Сейчас это прославленные имена, а тогда это были писатели в самом расцвете своих сил и талантов. Сирил Корнблат. Один из лучших; ему светила золотая карьера.

Обладатель никем не превзойденного сухого остроумия. Возвращаясь с войны на Востоке, он сшил себе костюм в Гонконге. Стоя перед нами, он описывал покрой, примерки и тому подобное и, говоря обо всем этом, отворачивал обшлаг пиджака. Там было написано: «Сделано в Англии». По мере продолжения разговора он отворачивал воротник, отвороты брюк, лацканы — всюду красовалась такая же надпись. Все это было невероятно смешно. Через несколько лет Сирил безвременно умер.

Фредерик Пол, в соавторстве с которым Корнблат написал много произведений, был также литературным агентом. Моим первым агентом. И еще он купил права на составление антологии сразу же после выхода моего первого рассказа, поставив, таким образом, мои ноги на дорогу, ведущую к потомкам. Позднее Фред также редактировал «Галактику». Спустя много лет, уже поселившись за границей, я буду ежегодно посещать Нью-Йорк и каждый раз навещать Фреда в его офисе. Его издатель был большим любителем скупать по дешевке рисунки, которые он передавал Фреду, чтобы тот использовал их для обложек. Рисунков было много, и все немыслимо экзотические. Если вы давали ему рассказ, сходный по тематике с одним из этих рисунков, Фред публиковал произведение и оформлял книгу соответствующим образом. Великое дело! Я написал множество рассказов, привязанных то к одному, то к другому из этих невесть откуда взявшихся шедевров; Фред опубликовал все.

Мы были молоды, и мир был молод — и мы вдохновляли друг друга. Среди нас был Филип Класс, один из самых прекрасных авторов научно-фантастических рассказов, которые он печатал под псевдонимом Уильям Тенн. У него был врожденный дар критика и казавшийся неисчерпаемым запас анекдотов и лимериков. Я запомнил один из них, отличавшийся особенной прочувствованностью:

Именно Фил указал на несообразности в жанре космической оперы на конкретном примере произведений Э. Э. Смита, д-ра философии (замечательный, очень скромный человек, уроженец Среднего Запада, всю жизнь занимавшийся химией хлебопечения, который вовлек в творчество всю свою семью). Фил заметил, что, хотя в этих книгах ежесекундно погибают тысячи космических кораблей, мы наблюдаем за ходом сражения только с точки зрения главнокомандующего. А как это должно представляться Чарли-из-хвоста? Кормовому стрелку с одного из этих огромных — в милю длиной — кораблей? Спустя много лет, когда я писал «Билл — герой Галактики», мой милитаристско-научно-фантастический роман, я вспомнил эти слова и полагаю, что очень многим обязан тому замечанию Фила.

Бывала там и Кэтрин Маклин. В то время одна из двух или трех женщин, писавших НФ. Мы обсуждали различные идеи. И даже однажды по-настоящему написали вместе рассказ-фэнтези «Сеть норн». Именно Кэй заметила, что некоторые вещи никогда не изменяются. У человечества всегда есть свои паразиты и симбионты. Сейчас мы живем в деревянных домах, и они заняты крысами из плоти и крови. В будущем, когда наше жилье будет строиться из стали и бетона, не заведутся ли там нержавеющие стальные крысы? Выражение запомнилось, идея получила развитие. Результат вам известен.

Там всегда оказывался какой-нибудь почетный гость. Каждый автор, занимающийся научной фантастикой, попав в Нью-Йорк, посещал наши встречи. Энтони Бучера обступили, едва он успел войти в дверь — он был только что назначен редактором «Фэнтези и научной фантастики». Даже Олаф Стэплтон, живая икона, осчастливил нас, прибыв из Англии; кое-кто из авторов в буквальном смысле сидел у него на коленях.

Это были замечательные времена. И оказались неожиданно благословенными для меня, когда умерла промышленность комиксов. Ладно, пусть погибли не все книжки комиксов, но достаточно большая их часть для того, чтобы чуть ли не пустить ко дну всю отрасль промышленности. Комиксы ужасов продавались чрезвычайно успешно, и по каким-то причинам конгресс решил заняться ими. (Это были времена Маккарти, когда конгресс занимался охотой на ведьм. Возможно, после того, как Маккарти разделался с коммунистической угрозой, конгрессмены решили пострелять по другим целям.) Я помню начало конца комиксов. Издатель, на которого я работал и которого хорошо знал, стоял на трибуне. Защищая перед телекамерами свои комиксы ужасов. Показали одну из обложек: окровавленный топор палача, а рядом рука, держащая за волосы отрубленную голову. Издатель защищал рисунок, он сказал, что изображение вовсе не ужасно. Оно могло быть много хуже. Когда конгрессмен осведомился, каким же образом, издатель объяснил, что можно было детально изобразить разрубленную шею. Конец трахеи, размозженные кости, перерезанные сосуды, из которых капает кровь…

Оптовики начали возвращать нераспечатанные пачки комиксов. Начались массовые банкротства мелких фирм; крупные поспешно меняли направление работы. Из шестисот с лишним названий, выходивших в свет ежемесячно, осталось лишь двести с небольшим. Художники и редакторы комиксов оставались без работы.

Это было самое лучшее из всего, что со мной когда-либо случалось. Я сделал шаг вперед, шаг в сторону и перешел с комиксов на редактирование макулатуры. «Научно-фантастические приключения», «Ракетные истории», «Журнал фэнтези», «Морские истории». Я делал их все — и продолжал продавать на сторону свои писания. Приключения, отдельные очерки о реальных событиях — и научно-фантастические рассказы. А в голове у меня начинал складываться НФ роман.

К этому времени Джоан и я уже были счастливо женаты; нашему сыну Тодду исполнился год. Но жить в Нью-Йорке становилось все труднее. После рождения сына Джоан забросила прекрасно складывавшуюся карьеру модельера женской одежды. Наша маленькая квартирка в Виллидж, казавшаяся нам желанным пристанищем, когда мы оба работали, ходили по вечеринкам, танцевали ночи напролет и принимали у себя друзей, внезапно изменилась. Стены словно начали сближаться, и нам это очень не нравилось. Пришло время для перемен, больших перемен.

Мы решили, что мы переедем в Мексику.

Это решение не было совсем уж внезапным; оно зрело и развивалось на протяжении долгого времени. Большую часть войны я провел на границе между Техасом и Мексикой. Все свои увольнения я проводил в Мексике и был очарован и восхищен этой страной. Ее связывало с США шоссе, а жизнь там была невероятно дешевой. У нас был маленький английский автомобиль «Англиа», на котором мы могли туда добраться. А почему бы и нет? Сэкономить немного денег и попытаться. Если не получится, мы всегда сможем приползти обратно, поджав хвосты, и найти себе в Нью-Йорке новую работу ничуть не хуже той, которая была у нас в то время.

Наши родители возненавидели нас за то, что мы увозили от них внука. Наши друзья думали, что мы оба сошли с ума. Но мы держались непреклонно. Забросить ко всем чертям публикации и редакционный мир и устроить передышку. Для чего? Ради независимости, свободы, отдаленных горизонтов, приключения? Полагаю, что все это имело свое значение. Причины были и ясными, и расплывчатыми в одно и то же время. Когда друзья спрашивали нас, почему мы это сделали, самым точным из всех приходивших в голову ответов был: нам тогда казалось, что так будет лучше.

Так оно и оказалось на самом деле. После года, проведенного в Мексике, мы навсегда заболели лихорадкой путешествий. Это оказался самый настоящий иной мир, конечный пункт международной автотрассы. Из Мексики мы перебрались в Англию и поселились в Лондоне. Но это случилось до того, как англичане приняли закон о чистоте воздуха, так что туман и холодная сырость были поистине губительными. Упаковывая багаж, я написал последний путевой очерк, чтобы было чем оплатить очередное путешествие, и мы отправились в солнечную Италию, к простым радостям острова Капри, лежащего в Неаполитанском заливе.

Я работал над своим первым романом, который продвигался очень медленно и трудно. Я писал также короткие НФ рассказы, но жили мы, главным образом, на доходы от написания сценариев для английских комиксов, а также для ежедневных и воскресных выпусков комиксов «Флэш Гордон». Я люто ненавидел комиксы — но они кормили нас. Мир сделался намного лучше, когда я закончил мой первый роман «Мир смерти» и продал его «Изумлению» для опубликования в нескольких номерах. Вскоре «Бэнтам пресс» купило права на издание романа книгой в мягкой обложке, и тогда-то у нас, впервые в жизни, завелись деньги на банковском счету.

Мы нашли тихую гавань в Дании. (Почему? — спросите вы. Что ж, могу сознаться, что нам тогда казалось, что так будет лучше.) Тодд и его младшая сестра Мойра росли, говорили по-датски и процветали в этой скандинавской стране на северном краю Европы. На много лет мы сделали ее своим домом и были невероятно счастливы. Благодаря крепкому доллару и низким налогам, мы жили припеваючи. Зимой катались на лыжах в Норвегии. Лето проводили в Италии. Все это было самым близким подобием земного рая, какое только в состоянии вообразить себе литератор. Я писал по роману в год, и все они издавались. Не только в Великобритании и Америке, но и, в самом прямом смысле, по всему свету. (В Японии были опубликованы все мои романы до одного.) Мы много путешествовали и подружились с нашими шведскими, итальянскими, французскими, немецкими издателями.