Читать онлайн «Законный брак». Страница 45

А потом началась Великая депрессия, и плата за обучение в колледже стала недостижимой. Но Мод продолжала работать и благодаря своим накоплениям стала существом, которое в тогдашней Центральной Миннесоте можно было встретить крайне редко: самостоятельная молодая женщина, сама добывающая свой хлеб.

Эти годы бабушкиной жизни – сразу после окончания школы – всегда занимали меня, потому что ее путь здорово отличался от судьбы других женщин. Поскольку ей не пришлось рано брать на себя обязанности по воспитанию детей, у нее накопился опыт жизни в реальном мире. Мать Мод редко покидала семейную ферму и ездила в город лишь раз в месяц (а зимой – никогда), чтобы закупиться основными продуктами – мука, сахар, – а также хлопчатобумажной тканью. Мод после окончания школы поехала в Монтану совсем одна и там работала в ресторане – разносила ковбоям пироги и кофе. Это было в 1931 году. Она совершала экзотические, необычные поступки, о которых не могла помышлять ни одна женщина в ее семье. Например, постриглась и сделала модную завивку (за целых два доллара!) в настоящей парикмахерской, рядом с настоящим вокзалом. Купила себе кокетливое, яркое, желтое облегающее платье в настоящем магазине. Ходила в кино. Читала книги. А из Монтаны в Миннесоту путешествовала автостопом – в кузове пикапа, принадлежащего русским эмигрантам, у которых был симпатичный сын ее возраста.

Вернувшись домой после приключений в Монтане, она устроилась домработницей и секретарем к богатой пожилой даме по имени миссис Паркер, которая любила выпить, покурить, посмеяться и в целом жила в свое удовольствие. Бабушка вспоминала, что миссис Паркер «даже материться не боялась» и устраивала дома такие шикарные вечеринки, что никто в жизни не догадался бы, что за окном свирепствует экономический кризис, – там были лучшие бифштексы, лучшее сливочное масло, вино и сигареты в неограниченном количестве. Кроме того, миссис Паркер была щедра и либеральна и часто дарила моей бабушке одежду. Правда, бабуля была вдвое тоньше хозяйки и потому не всегда могла воспользоваться ее великодушием.

Бабушка трудилась изо всех сил и откладывала деньги. Этот момент нужно подчеркнуть особо: у нее были свои сбережения. Если бы вы прочесали родословную Мод на несколько веков назад, то не нашли бы ни одной женщины, у которой были бы свои деньги. Мод же удалось даже откладывать деньги на операцию, которая сделала бы ее шрам менее заметным. Но, на мой взгляд, ее независимость в молодости лучше всего символизирует одна вещь: великолепное пальто цвета красного вина с настоящим меховым воротником, купленное за двадцать долларов в начале 1930-х годов. Для женщины из семьи Мод это было беспрецедентное расточительство. Бабушкина мать – моя прабабушка – потеряла дар речи, узнав, что можно потратить такую астрономическую сумму на какое-то там пальто. И снова Мод оказалась первой женщиной за всю историю нашей семьи, которая купила сама себе столь дорогую и красивую вещь.

Глаза бабули до сих пор сияют нескрываемым удовольствием, когда ее расспрашивают о той покупке. Пальто цвета красного вина с воротником из натурального меха было самой красивой вещью, что когда-либо была у бабушки в жизни до этого – да и после, пожалуй. Она до сих пор помнит, как мех приятно щекотал ее шею и подбородок.

Позднее, в том же году, Мод познакомилась с молодым фермером по имени Карл Олсон (может быть, в момент знакомства на ней было то самое пальто). Его брат ухаживал за бабушкиной сестрой. Карл (это был мой дедушка) влюбился в Мод. Он не был романтиком, поэтом и уж точно не был богачом. (Его накопления казались ничтожными даже по сравнению со скромным бабушкиным счетом.) Но мужчина он был умопомрачительно красивый, и трудолюбия ему было не занимать. Бабушка тоже его полюбила, и вскоре, ко всеобщему удивлению, Мод Эдна Моркомб вышла замуж.

В прошлом, раздумывая над этой историей, я всегда приходила к выводу, что с замужеством самостоятельности Мод пришел конец. Ее жизнь примерно до 1975 года состояла из одних лишений и тяжелого труда. Ей и раньше приходилось надрываться, но на сей раз всё оказалось гораздо хуже, не успела она опомниться. Из роскошного дома миссис Паркер (никаких больше бифштексов, вечеринок и водопровода) она переехала на ферму моего деда. Карл был из семьи суровых шведских эмигрантов, и молодоженам пришлось поселиться в маленьком доме, где, кроме них, жил еще младший брат моего деда и их отец, мой прадед. Мод была единственной женщиной на ферме, поэтому готовить и стирать ей пришлось на троих – а нередко у нее столовались и рабочие, что помогали на полях. Когда благодаря программе Рузвельта по электрификации сельских районов в городок наконец-то провели электричество, бабулин свёкор раскошелился лишь на лампочки самой низкой мощности, да и те редко включали. В этом доме Мод и вырастила первых пятерых детей – а всего у нее их было семь. В этом доме родилась моя мать. Первые трое росли в одной комнате, где была одна-единственная лампочка, – дети Кео и Ной наверняка будут расти в таких же условиях. (А у свёкра Мод и ее деверя были отдельные комнаты, между прочим.) За роды старшего сына, Ли, Мод и Карл расплатились с врачом теленком. Денег у них просто не было. Никогда. Сбережения Мод – деньги, которые она откладывала на пластическую операцию, – давно пошли на обустройство фермы. После рождения старшей дочери, моей тети Мари, бабушка разрезала свое любимое пальто цвета красного вина и использовала материал, чтобы сшить рождественский костюмчик для малышки.

В моем представлении бабушкина жизнь всегда была показательным примером того, чем замужество чревато для нашей братии. Под «нашей братией» я подразумеваю женщин своей семьи, особенно по материнской линии, – мое наследие, мою историю. Ведь то, что бабушка сделала со своим пальто – самой драгоценной вещью, какая у нее была когда-либо, – явилось символом той жертвы, которую принесли все женщины ее поколения – и прежних поколений тоже – ради своей семьи, мужей и детей. Они порезали самую прекрасную, самую великолепную часть себя и отдали ее другим. Перекроили себя по чужому лекалу. Во всем себя ограничивали. Последними ужинали и первыми вставали по утрам, протапливая холодную кухню в начале каждого дня, который, как и предыдущий и все последующие, был посвящен заботе о других. Они умели жить только так. Это был их главный глагол и основополагающий жизненный принцип: отдавать.

Я всегда плакала, слушая историю о пальто цвета красного вина с воротником из натурального меха. И я совру, если скажу, что эта история не повлияла на мое отношение к браку и не укрепила во мне молчаливое сожаление о том, что этот институт способен сотворить с добрыми женщинами. Но я также совру (или, по крайней мере, скрою от вас важную информацию), если умолчу о неожиданном продолжении этой истории. За несколько месяцев до того, как Министерство нацбезопасности приговорило нас с Фелипе к законному браку, я поехала в Миннесоту навестить бабушку. Я сидела с ней рядом, а она шила лоскутное покрывало и рассказывала мне всякие истории. А потом я впервые задала ей такой вопрос: