Читать онлайн «Пожиратели логоса». Страница 13

Лежащий на топчане атлет отбросил подшивку с газетными вырезками и отхлебнул пива. Здесь не было кинотеатра, а черно-белый "Рекорд" давно вышел на заслуженный отдых. Желтые обои с пятнами плесени и лампа под прожженным пластиковом козырьком малахитового цвета составляли уют тихой комнаты. Из-под грубошерстного одеяла с темными полосами по краю, выглядывали с одной стороны - крупные ступни в толстых вязаных носках, с другой - плечистый торс, обтянутый футболкой марки "адидас" китайского, доперестроечного разлива. Хмурые глаза отдыхающего буравили низкий, шелушащийся давней побелкой потолок.

Мартовская ночь на огородных участках в дальних окрестностях столицы - это вовсе глухая ночь. Со всеми вытекающим последствиями: холод, темнотища, отсутствие приятной компании и услуг обрыдшей цивилизации. Можно предаться традиционной релаксации, а можно - любимому делу.

Севан - Семен Осипович Вартанов проводил воскресенья на зимней подмосковной даче, изучая материалы уголовных дел и обзор прессы. В общем-то звучало определение "дачи" слишком уж лестно для ветхого строения на семи сотках. Темный сруб послевоенной постройки сильно перекосило, шифер прогнил и местами протекал. Но громадная русская печь нагревала семи метровую комнату жарко, хоть в майке лежи. Лежи и думай, что в московской квартире принимает гостей Аллка - давно разведенная и проживающая в другом регионе жена, далекая и безразличная, как льды Антарктиды, что за оконцем навалили мартовские снега, покрыв немолодого уже "жигуленка", а в сенях банка австрийских сосисок и пол-ящика немецкого пива. Слушай, как воронье базланит на елке и шумят за поселком шустрые электрички или тяжелые, бесконечно гремучие товарняки. При этом - никакого телефона - хоть свет клином там в Москве сойдись. Никакого коллектива Отдела аномальных явлений Института Земли с переизбытком бредовых версий и никакой подруги жизни, что бы за майку дырявую, за разбросанные бумаги с грифом Совершенно секретно и за пиво на мозги капать. Причем, весь букет уникальных обстоятельств - дело собственных рук. Семейную лодку Севан, плохо владевший принципами супружеского маневрирования, разбил о быт, друзей держал на расстоянии, а свободным временем распоряжался круто: удовольствия свел к удовлетворению простейших потребностей - еда, сон, покой. Мобильник отключил, как деталь не соответствующую интерьеру - выцветшим кускам пестрых занавесок, скрючившимся обоям, эмалированной кружке на табурете у продавленного топчана. С приятностью посмаковав перечисленные условия свободы, Севан почесал темную поросль на груди и сунул под кушетку папку, поступившую к нему вчера от Очина.

В обстоятельно составленных протоколах подробно описывался факт обнаружения двух бомжей с перерезанным горлом за гаражами в Чертаново и проведенное по этому поводу расследование. Один из пострадавших - юный кавказец был посмертно изнасилован и украшен бутылкой "Тоника", засунутой в анус, что, вероятно и заставило полковника направить дело смежнику вечером в пятницу. В другом сообщении описывалось поведение петербургского врача, регулярно посвящавшего четыре дня в неделю убийству одиноких старушек с целью завладеть небогатым содержимым их холодильника. С фотографии смотрели честные глаза благообразного медработника. В одном из протоколов подчеркивался абзац, указывающий на то, что увлекшийся садист-пожератель стал расчленять трупы жертв, спуская части в унитаз...

Севан поморщился и с отвращением проглотил последний глоток пива. Кой черт ему подсовывают подобные сочинения? Издевается полковник, выходные портит. Тем более, что оба дела завершились стремительной победой преступники найдены.

Севан вернулся к бумагам, заставил себя собраться, зашелестел листами и, наконец, выдохнул: - Ага!

Бомжей зарезали школьники, наглотавшиеся наркоты и решившие поразвлечься под впечатлением компьютерной игры "Домм", той самой, которой наводнила рынок компания покойной Лоран Дженкинс. У семейного же доктора обнаружилась видеотека, состоящая из упомянутых в статье безнравственных кинофильмов. Именно эта деталь, а так же факт изнасилования и убийства бомжа под влиянием печально известной игры дали повод Очину педантично выполнить условия договора о взаимодействии с организацией, которую он считал бредовым порождением правового беспредела. Кроме того, после убийства Коберна прошел почти месяц и назревало, по-видимому, очередное действо из цикла "Арт Деко". Куда спокойнее было бы вписать в серию зарезанного бомжа и успокоиться. Хотя бы для видимости. Зыбкая, зыбкая иллюзия затишья... Севан с хрустом потянулся, отгоняя тревогу и закипающую злость.

Ладно, будем контачить с "органами" на голубом глазу, изображать лоха и ходить по лезвию. Никуда не деться, никуда, если уж со всех сторон обложили. Сопят в затылок, издевательски хрюкают...

"Хоть убей, следа не видно,

Сбились мы, что делать нам?

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам...."

А такое вам не снилось ли, Александр Сергеевич? Взрывы в Москве, убийцы в театре, юные наркоманы, малыши, стреляющие в родителей, сожители поедатели трупов. Пельмешки, приготовленные из бывших собутыльников для угощения следующих. Отрезанная голова любимой вместо футбольного меча на весенней, гогочущей спортплщадке. Сыночек, сожженный в топке по причине тесноты проживания. Эх, много, слишком много бесов... Или вот, история, не имеющая аналогий в учебных заведениях вашего исторического периода, Поэт. Два верзилы нарядились в черные плащи, ворвались в кафетерий собственной школы. Вначале разнесли ногу пулей однокласснице и объявили: "Не волнуйтесь, ребята, через несколько минут вы все будете мертвы." После чего расстреляли жмущихся к полу от ужаса соученикам и преподавателей. Двенадцать трупов, двадцать три раненых. В солнечный апрельский день симпатичной американской школы "Колумбайн".

Севан отлично помнил строки из дневника одного из них: "Я жду не дождусь момента, что бы кого-нибудь замочить. Я пойду в место, где много народа и все взорву. Если меня застрелят - наплевать. Мне хотелось бы убить и ранить как можно больше сограждан и, главное, всех этих спортсменов, которые стремятся преуспеть в жизни, быть счастливыми, милыми, помогать бедным, бороться с насилием, осторожно водить машину, не загрязнять окружающую среду, быстро мыться под душем, что бы не расходовать воду, кушать здоровую пищу и не курить. Всем подобным я говорю: Заткнись и умри!"

Севан мысленно просмотрел свою сорокатрехлетнюю жизнь, сплошь состоящую из перечисленных американским ублюдком смертных грехов - хорошо учился, обожал баскет, гонял в футбол, здоровался со старшими, стремился преуспеть и семь раз бросал курить... "Заткнись и умри, ты слишком много размышлял о счастье и имел подлость заботиться о других" - сказал он себе, подумав, что назначенный ему на сегодня анонимом встреча может поставить точку в чреде жизненных "преступлений".

Накануне по мобильному телефону позвонил некто и прогнусавил в трубку:

"- Необходим контакт. Без свидетелей. Ровно в полночь мы найдем тебя сами"

Может запугивают, может - шутка, а ещё вернее - сигнал. Сигнал от тех, кому Севан мог помешать. "Найдут сами"! Это значит - адресок можно не называть и о передвижении в пространстве не беспокоиться - сами все вычислят. Завидная осведомленность. Он приехал в пустой поселок, прихватив пивко и удержавшись от приобретения сигарет.

В 23.30 Севан включил телефон - он тут же зазвонил. Ага, значит, дачный адресок всезнайки не вычислили!

- Слава богу, наконец-то дозвонился! Весь день вас разыскиваю, Семен Осипович. Крайне важное сообщение. Необходимо встретиться, - прокричал в ухо взволнованный Трошин.

Севан мысленно чертыхнулся и назначил встречу в понедельник в пирожковой - хоть позавтракать удастся нормально, если живым останется. Попрощавшись с энтузиастом сыска, он положил телефон перед собой. На дисплее менялась цифра, показывающая приближение назначенного анонимом часа. Но никто не звонил и не стучал в дверь.

Ровно в полночь Севан встал, с последним сомнением бросил взгляд на лежащий на тумбочке "стечкин" и лениво потянулся. Ничего не менять! Никакой паники в разомлевшем от тепла и тишины теле, никаких резких движений. Ступая смуглыми ступнями по белоснежному насту, он вышел на крыльцо, глянул ещё раз на часы, подсветив узкий прямоугольный циферблат, оглядел заметенный снегом палисадник и тут же заметил листок, приколотый к балясине глубоко всаженным лезвием. Рукоятка охотничьего ножа - старого, дедова, была холодной, но листок сохранил девственную свежесть, словно только покинул ящик письменного стола. Несколько секунд назад кто-то проник в сад, перемахнул три ступени крыльца, приколол записку лежавшим на скамейке ножом и скрылся. Но ничего не слышал настороженно ждавший визита человек и не обнаружил следов. Сугробы не тронуты и пуховички на штакетнике забора не сбиты. Лишь легкие разводы потревожили снежный покров на притоптанной тропинке, словно кто-то прошелся по ней метлой.