Читать онлайн «Журнал «Вокруг Света» №3 за 2004 год». Страница 20

Жизнь обитателей саванны шла своим чередом… Смутное беспокойство охватило леопарда, словно какая-то неведомая сила все гнала и гнала его неведомо куда – наступила брачная пора, и каждый день он бродил по саванне в поисках кошки. Однажды ему навстречу, со стороны пологого оврага вышел немолодой матерый кот. Его морда была наискось рассечена шрамами, а от левого уха осталась едва ли не половина. Чужак присел, оскалил пасть и истошно заревел, колотя хвостом по земле. Коты сцепились в рычащий клубок, в стороны полетели клочья шерсти, невысокая примятая трава окрасилась кровью, и вскоре одноухий отступил, побежал прочь, ломясь сквозь заросли молочая.

Леопард шел звериной тропой, которая едва угадывалась среди высокой травы. Он легко и осторожно перемахнул через лежащий поперек тропы ствол давно упавшего дерева, и тут же, как плетью, зверя стегнула страшная, рвущая боль – стальные зубы капкана сомкнулись на передней лапе, раздробив ее кости. Рыча, катаясь по земле и корежась от яростных всплесков боли, кот долго пытался высвободиться из западни, но только выбился из сил – стальную ловушку крепко держала цепь, уходящая куда-то в кусты. Миновала ночь, леопард уже не чувствовал боли, он время от времени вскакивал, силился вырвать из капкана лапу, но, измученный этой бесплодной борьбой, снова падал и лизал покалеченную лапу. С восходом солнца им овладело такое бешенство, что, схватив ненавистную цепь зубами, кот исступленно рванулся всем телом, едва не поломав себе кости. Что-то хрустнуло в кустах, и цепь, звякнув, освободилась. Леопард, волоча за собой капкан, на трех лапах заковылял прочь от страшного места, оставляя за собой багровую полосу крови. Он шел очень медленно, часто останавливался и ложился на землю. Наконец, заросли травы остались позади, леопард ползком выбрался на пологий берег, одолел еще несколько метров, отделявших его от маленького домика у реки, и тут же провалился в тяжелое забытье.

…В глубине зоосада, на бетонном полу большой просторной клетки лежал леопард с забинтованной лапой. Прекрасный, сильный зверь спал. Ему снились подернутые дымкой холмы и солнце, встающее над безбрежными просторами саванны.

Дмитрий Иванов

Летним днем, в субботу 15 июля 1054 года, в константинопольский храм св. Софии в начале богослужения вошли кардинал Гумберт и два других папских легата и проследовали в алтарь. Они пришли не молиться. Послы, приехавшие в Константинополь для переговоров о примирении, обратились со словом к народу, жалуясь на упорство их патриарха Михаила, затем положили на престол буллу о его отлучении и вышли вон. Выходя из храма, кардинал отряхнул пыль с ног и произнес: «Видит Бог и судит». …Сначала все, пораженные, безмолвствовали. В великом смятении за кардиналом побежал диакон и умолял его взять буллу назад. Но тот отказался, и она упала на мостовую. Тогда буллу отнесли патриарху, который сначала ее брать не стал, но потом, опасаясь, что она будет обнародована без его ведома, взял и повелел перевести на греческий язык.

Видимо, столь резкой мерой папские легаты хотели спровоцировать волнения в народе, направленные против патриарха, возложив на него вину за конфликт с Римской церковью, а затем и его низложение. Но они ошиблись: патриарх в ответ отлучил их самих, волнения же в народе действительно поднялись, но только против самих же легатов и едва не стоили им жизни. Так это трагическое событие описывают историки.

С тех пор, как взаимно отлучили друг друга константинопольский патриарх Михаил Керуларий и легат римского папы кардинал Гумберт Сильва-Кандидский, минуло 950 лет. С XIX века это событие стало называться «великим расколом», или, по-гречески, схизмой, и оцениваться как окончательное разделение церквей Востока – греческой, и Запада – латинской. Хотя уже в XX столетии стало очевидно, что событиям 1054 года было придано неподобающее историческое значение (отчуждение церквей началось гораздо раньше, а непризнание друг друга гораздо позже), а оценка их как окончательного разделения является мифом. И тем не менее из церковного сознания этот термин совсем не ушел. Но как возможны в Церкви, «организме Любви», разделения? И как возможны ожесточенные доктринальные споры в Церкви, где, по словам русского христианского мыслителя XIX века Алексея Хомякова, «истина хранится во взаимной любви христиан»?

Единая христианская церковь с первого века своего исторического странствования состоит из множества церквей, местных общин. При этом многочисленные церкви имеют одно и то же призвание и служение и равны между собой. Для того чтобы подчеркнуть равное достоинство поместных церквей, богословы в XX веке стали называть их церквами-сестрами, сравнивая их с детьми в одной семье, которые должны жить в согласии и быть в полноте общения друг с другом. Однако, как и в семье, общение и внутри церквей, и между ними подвержено испытаниям, а значит, оно может и нарушаться, и даже прерываться. И главная причина подобных проявлений во всех случаях – оскудение, умаление любви. В древней Церкви проблемы, возникающие между церквами, решались различными способами – иногда в процессе переписки, но прежде всего на общих собраниях – соборах. При этом церкви большие, старшие и, следовательно, духовно более сильные старались заботиться о младших, меньших и более слабых. А в случаях необходимости исправления прерывали общение.

Видимо, одним из первых разногласий, пришедшимся на II век, был спор между римскими и восточными епископами о правильном сроке и самом смысле праздника Пасхи. В Риме ее праздновали в первое воскресенье после 14 нисана (то есть апреля) – по иудейскому лунному календарю, тогда как в Асийских (малоазийских) церквах Пасху праздновали 14 нисана, независимо оттого, на какой день недели эта дата приходилась. Святой Поликарп, епископ Смирнский, находясь в Риме в 155 году, обсуждал эту проблему с папой Аникитой (155—166 годы). В результате обсуждения обе стороны, оставшись каждая при своем мнении, решили следовать обычаям предшествующих им пресвитеров и епископов.

Но никакой ссоры из-за этого не произошло, более того, Аникита просил Поликарпа возглавить литургическое собрание Римской церкви.

Несколько позже папа Виктор I (189—199 годы) решил ввести во всей Церкви римский обычай как единственно правильный, но Поликрат, епископ Эфесский, сославшись на апостольские традиции своей церкви, принять его отказался. Папа Виктор совсем уже был готов разорвать отношения с Асийскими церквами, но св. Ириней Лионский, ученик Поликарпа, выступил в этом споре примирителем, просив папу не подвергать из-за этого опасности мир в Церкви.

Схизмой называют состояние, когда определенные поместные церкви теряют единство между собой. Если же они, находясь в состоянии схизмы, продолжают признавать друг друга Церковью Христовой, тогда они являются церквами-сестрами в неполном общении.

Раскол – не акт, не единичное разовое событие, а длительный процесс отчуждения церквей. Поэтому не точно считать какую-либо определенную дату, в том числе и 1054 год, датой раскола.

История Церкви показывает, что разделение обычно возникало в том случае, если не преодолевалось испытание (искушение) властью и если в отношениях между церквами использовалась сила иная, чем любовь. Особенно явным это стало после того, как император Константин в 310-х годах прекратил в Римской империи государственные гонения на христианство, а затем предложил Церкви союз. Согласие на этот союз привело, конечно, к взаимным влияниям и обязательствам, в результате которых Церковь получила возможность использовать силу государственной власти для решения своих проблем, то есть почувствовала вкус политического влияния. Но поскольку Церковь в принципе не может жить такими силами и духом, то в ней происходит раскол, или, по-гречески, схизма.

Когда две церкви убеждены, что только одна из них является Церковью Христовой, а другое сообщество заблуждается, то речи о церквах-сестрах быть более не может. Тогда это – две христианские конфессии, каждая из которых убеждена, что ее собственные члены принадлежат Телу Христову, в то время как верующие другого сообщества, напротив, «заблудшие овцы» (как будет видно ниже, восточные и западные Церкви веками были по отношению друг к другу «церквами-сестрами», хотя и в неполном единении, и лишь в XVIII веке дело дошло до того, что они перестали признавать друг друга Церковью Христовой).

Ив Конгар, выдающийся французский историк и богослов, писал, что уже в IV веке отношения латинян и греков характеризуются «состоянием, которое вовсе не соответствует представлению о нормальном общении, нарушаемом только из-за отдельных конфликтов». Так, за 464 года, прошедшие с начала единовластного правления императора Константина (323 год) до VII Вселенского собора (787 год), между греками и латинянами было 5 схизм общей длительностью 203 года. В течение почти половины многовекового периода, за который были созваны семь совместных Вселенских соборов, греки и латиняне не имели между собой общения.