Читать онлайн «Судьба Блока. По документам, воспоминаниям, письмам, заметкам, дневникам, статьям и другим материалам». Страница 5

А. Блок. Исповедь язычника

Состав учившихся – дети мелкого чиновничества и зажиточного мещанства, с крайне невысоким интеллектуальным уровнем. Гимназия отбывалась как неприятная и ненужная повинность. Заветной, конечно, мечтой огромного большинства было получить, ничего не делая, удовлетворительную отметку.

В. Н. Княжнин

Дворянско-интеллигентская атмосфера детства Блока теперь разбавляется струей мещанско-бюрократической. И не только дома, но и в гимназии, куда Блок поступил в 1890 году.

А. Цинговатов.[9] А. А. Блок

Педагогический персонал, в общем, также был ниже среднего. Это были – или старые и усталые, равнодушные люди, дослуживавшие до полной пенсии, либо формалисты-бюрократы в худшем смысле этого слова.

В. Н. Княжнин

Учение началось

Времена были деляновские; толстовская классическая система преподавания вырождалась и умирала, но, вырождаясь, как это всегда бывает, особенно свирепствовала: учили почти исключительно грамматикам, ничем их не одухотворяя, учили свирепо и неуклонно, из года в год, тратя на это бесконечные часы. К тому же, гимназия была очень захолустная, мальчики вышли, по большей части, из семей неинтеллигентных, и во многих свежих сердцах можно было, при желании и умении, написать и начертать, что угодно. Однако никому из учителей и в голову не приходило пробовать научить мальчиков чему-нибудь, кроме того, что было написано в учебниках «крупным» шрифтом («мелкий» обыкновенно позволяли пропускать).

Дети быстро развращались. Среди нас было несколько больных, тупых и слабоумных. Учились курить, говорили и рисовали много сальностей. К середине гимназического учения кое-кто уже обзавелся романом; некоторые свели дружбу с классными наставниками и их помощниками, и стало чувствоваться, что, кроме обязательных гимназических, существуют еще какие-то приватные и частные отношения между воспитателями и некоторыми учениками. На крупные шалости и даже гнусные патологические проявления одних – начальство смотрело сквозь пальцы; других же, стоявших в стороне от какого-то заговора, который казался таинственным, но имел очень дурной и непривлекающий запах, напротив, преследовали иногда несправедливо. Как всегда бывает, страдали больше невинные и безответные.

А. Блок

Среди всей этой кутерьмы гимназического бедлама скромно цвел Блок. Именно цвел, я не могу придумать термина удачнее. Молодое буйство товарищеской ватаги как будто бы не задевало его. Не приходилось мне сталкиваться с ним близко. Я был классом или двумя старше его, а класс – это было нечто цельное, замкнутое и самодовлеющее, со своими «классовыми» интересами, и общение ограничивалось своими одноклассниками. Но помню его классически-правильное, бледное, спокойное лицо с ясными, задумчивыми глазами.

Из неопубликованных воспоминаний гимназического товарища Блока

В последних двух классах завелись уже настоящие друзья: то были его товарищи по классу, Фосс и Гун. Фосс – еврей, сын богатого инженера, имевшего касание к Сормовским заводам. Это был щеголь и франт, но не без поэтических наклонностей и хорошо играл на скрипке. Гун принадлежал к одной из отраслей семьи известного художника Гуна. Это был мечтательный и страстный юноша немецкого типа. Друзья часто сходились втроем у Саши или в красивом доме Фоссов на Лицейской улице. Вели разговоры «про любовь», Саша читал свои стихи, восхищавшие обоих, Фосс играл на скрипке серенаду Брага, бывшую в то время в моде. В весенние ночи разгуливали они вместе по Невскому, по островам. С Гуном Саша сошелся гораздо ближе, Фосса скоро потерял из вида. Гун приезжал в Шахматово. А после окончания гимназии они вдвоем ездили в Москву, где отпраздновали свою свободу выпивкой и концертом Вяльцевой. На последнем курсе университета Гун застрелился внезапно по романическим причинам. По этому поводу написано Сашей стихотворение. Случай произвел на него впечатление.

М. А. Бекетова

Внешне Александр Александрович в эту пору, по словам одного из его товарищей по гимназии, был всегда чисто, даже изящно одетым мальчиком, очень воспитанным и аккуратным, что, по моему мнению, сказывается и на его тогдашнем почерке.

В. Н. Княжнин

В пору своей гимназической жизни Саша не стал сообщительнее. Он не любил разговоров. Придет, бывало, из гимназии, – мать подходит с расспросами. В ответ – или прямо молчание или односложные скупые ответы. Какая-то замкнутость, особого рода целомудрие не позволяли ему открывать свою душу.

М. А. Бекетова

Титульный лист рукописного журнала «Вестник». № 1,1897 г.

Гимназия страшно плебейская и совсем не вяжется с моими мыслями, манерами и чувствами. Впрочем, что ж? Я наблюдаю там типы купцов, хлыщей, забулдыг и проч. А таких типов много, я думаю больше и разнообразнее, чем в каком-нибудь другом месте (в другой гимн.).

Письмо к матери 20/VIII 1897 г.

В гимназии настолько много идиотизма, что у меня заболела голова, впрочем, прошла, когда я оттуда выбрался.

Письмо к матери 19/VIII 1897 г.

Гимназия надоедает страшно, особенно с тех пор, как я начал понимать, что она ни к чему не ведет.

Письмо к матери 20/VIII 1897 г.

Весной 1898 года он кончил курс гимназии.

М. А. Бекетова

АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ

от

С.-Петербургской Введенской Гимназии.

Дан сей Александру Блоку, православного вероисповедания, сыну статского советника, родившемуся 16 ноября 1880 года в С.-Петербурге, обучавшемуся в С.-Петербургской Введенской гимназии 7 лет и пробывшему один год в VIII классе, в том:

Во-первых, что на основании наблюдений за все время обучения его в С.-Петербургской Введенской Гимназии поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ весьма удовлетворительная, прилежание хорошее и любознательность весьма значительная ко всем предметам гимназического курса.

И во-вторых, что он обнаружил нижеследующие познания:

ОТМЕТКИ:

Примечание. Отметка 5 означает познания и успехи отличные, 4 – хорошие, 3 – удовлетворительные.

В раннем детстве мне приходилось слышать, что существует где-то в Петербурге двоюродный брат Саша, умный мальчик, издающий в гимназии журнал. Имя Саша не нравилось, не нравилось и про журнал. Мне не хотелось с ним знакомиться.

Г. Блок

Гораздо позже мы с двоюродными и троюродными братьями основали журнал «Вестник», в одном экземпляре; там я был редактором и деятельным сотрудником три года.

А. Блок

Мне лет восемь, и я еду вдвоем с отцом от станции Подсолнечная. Колокольчик весело звенит, кругом – крутые овраги, горы с зелеными квадратиками молодой ржи. Проехали темный еловый лес, и как-то неожиданно на пригорке появилось небольшое Шахматове: несколько домов, деревни рядом не видно. Наконец осуществилась мечта моего детства: я увижу моего троюродного брата Сашу Блока, о котором мне так много рассказывали и который представлялся мне каким-то прекрасным мифом.

Мы входим в дом. Появляются две незнакомые мне тети – тетя Аля и тетя Маня Бекетовы – ласково увлекают меня за собой и спрашивают у прислуги, где Саша. Кухарка отвечает: «Ушли за грибами, не скоро придут». Я первый раз в чужом месте, и мне как-то не по себе… Но Сашура возвращается скорее, чем его ждали. Высокий, светлый гимназист, какой-то вялый и флегматичный, говорит в нос. Но мне сразу становится интересно. Он издавал журнал «Вестник», при участии своих двоюродных братьев Кублицких. Тогда уж меня поразила и пленила в нем любовь к технике литературного дела и особенная аккуратность. Тетради журнала имели образцовый вид, на страницах были приклеены иллюстрации, вырезанные из «Нивы» и других журналов. Он подарил мне несколько таких картинок. Когда я дал ему в «Вестник» рассказ, он прислал мне коробку шоколадных сардин, написав, что это – в подарок, а не в виде гонорара, который будет выслан после.

С. Соловьев. Воспоминания об А. Блоке [10]

Около 15 лет родились первые определенные мечтания о любви, и рядом приступы отчаяния и иронии, которые нашли себе исход через много лет в первом моем драматическом опыте («Балаганчик», лирические сцены).

А. Блок

Весной 1897 года я кончил гимназические экзамены и поехал за границу с тетей и мамой – сопровождать маму для лечения.

Из Берлина в Bad Nauheim поезд всегда раскачивается при полете (узкая колея и частые повороты). Маму тошнило в окно, и я придерживал ее за рукава кофточки.

После скучного житья в Bad Nauheim'e, слонянья и леченья здорового мальчика, каким я был, мы познакомились с м-м С.