Читать онлайн «Моя жизнь с Драйзером». Страница 30

В этот период Драйзер много работал, не переставая, однако, общаться с друзьями и знакомым». Миссис Элизабет Кокли, сестра драматурга Патрика Кирни, исполняла у него обязанности секретаря вместе с миссис Байрон Смит из Глендейла. Миссис Смит занималась также подбором архивных материалов. Она собирала старые журналы, в которых на протяжении многих лет печатались статьи и рассказы Драйзера. После его смерти она подарила это собрание Публичной библиотеке в Лос-Анжелосе.

Лилиан Роздейл Гудман, написавшая музыку к песням на стихи Драйзера из сборника «Настроения», перевела свою вокальную студию из Чикаго в Голливуд. Ее дружба с Тедди началась еще в те времена, когда он писал «Дженни Герхардт»; теперь он возобновил эту дружбу и близко сошелся со всей ее семьей. Много чудесных вечеров мы провели в ее доме и студии на Пилгримэдж-Трэйл, и я нашла в ней не только талантливую актрису, но и глубоко преданного друга.

Огромное удовольствие нам доставило свидание с Элеонорой и Шервудом Андерсоном, попавшими в Лос-Анжелос проездом; мы провели длинный вечер в тускло освещенном старом Китайском городке, слушая рассказы Шервуда и Теодора. Они когда-то были соседями по Гриивич-Вилледж, и у них было много общих воспоминаний. Мы с Тедди, однако, обратили внимание на то, что Шервуд выглядел больным и усталым, поэтому нас не слишком поразило известие о его смерти 8 марта 1941 года в госпитале Колон в Панаме. Драйзер написал некролог на смерть Андерсона.

У нас установились дружеские отношения с Эстер Маккой, жившей в Санта-Монике, и мы часто бывали на ее вилле, расположенной у самого моря. Сердечная и добрая женщина самых либеральных и гуманных взглядов, она всегда приветливо и радушно принимала у себя гостей. В то время она столкнулась с финансовыми трудностями и переживала душевный кризис, но, тем не менее, сумела создать себе красивую, артистическую, без излишних прикрас жизнь. Она писала короткие рассказы, и я всегда с нетерпением ждала их. Хотя ее рассказы и не получали общего признания, Тедди постоянно уговаривал ее писать и каждый раз отправлять эти рассказы редакторам журналов, сколько бы те ни возвращали их ей обратно. Он верил в нее как писателя и всегда служил для нее источником вдохновения. Эстер слушалась его советов, и вера друзей в то, что она одержит победу, оправдалась, так как ее рассказы в конце концов стали пользоваться значительным успехом. Она написала роман и много других удачных произведений.

Страшным ударом для меня было известие о самоубийстве моего любимого друга и учительницы пения Марии Сэмсои. После смерти мужа, доктора Белла Васе, скончавшегося в Нью-Йорке, она переехала в Калифорнию, где приобрела миого хороших учеников и искренних друзей. Ее безвременная смерть была тайной для всех, кто знал ее, ибо Мария обладала красотой, здоровьем и прекрасным голосом. Тедди, которого она нежно любила, произнес трогательную речь на ее похоронах.

Мы часто бывали на приемах в советском консульстве, где встречали много своих друзей. Там мы близко познакомились с Уной и Чарли Чаплином. Тедди относился к Чаплину с глубоким уважением как к большому художнику, мыслителю, гуманисту и великому комедийному актеру.

Молодые начинающие писатели часто искали встреч с Тедди, чтобы поговорить с ним, спросить совета или просто повидать его. Очень часто при виде его они проникались благоговейным страхом. Однажды он сказал мне, что меньше всего на свете ему хочется вызывать в литературной молодежи и вообще в людях благоговейный страх. «Я буду чувствовать себя одиноким от этого, и мне станет очень грустно,- сказал он.- Делай всегда так, чтобы они чувствовали себя совершенно непринужденно и могли, свободно приходить ко мне в любое время. Я хочу, чтобы это было именно так». И я знала, что это правда – сколько раз он предпочитал оставаться в обществе незамеченным и неизвестным для тех, с кем он разговаривал, чтобы иметь возможность свободно наблюдать и накапливать впечатления.

В сентябре 1942. года Драйзера пригласили выступить в Городском лекционном зале Торонто, в Канаде, но ему очень не хотелось принимать это приглашение. В конце концов он все же дал согласие на поездку, ничего, однако, не зная о реакционно-феодальных группировках, существовавших в этой части страны. Не успел он приехать в город, как его проинтервьюировали, и несколько его «чудовищно искаженных высказываний» с быстротой молнии облетело земной шар. Распространились слухи, что Драйзер – сторонник нацистов. Ему запретили выступать в Канаде, угрожали арестом, и, наконец, он подвергся жестоким нападкам со стороны Военной комиссии писателей. По возвращении в Соединенные Штаты он послал этой комиссии письмо в Индианаполис, штат Индиана:

Недавно меня пригласили в Торонто выступить в Городском лекционном зале. У меня не было ни времени, ни особого желания путешествовать из Лос-Анжелоса в Торонто, чтобы удовлетворить желание этих славных людей. Но после усиленных просьб с их стороны я неохотно принял это предложение и согласился выступить. Я предполагал, что аудитории лекционного зала города Торонто хорошо известны мои взгляды на социальные проблемы вообще и на Россию в частности. Мои убеждения не составляют военной тайны; с этим чувством я, выполняя свое обещание, и предпринял длинное путешествие в Торонто. Приехав туда, я был проинтервьюирован группой корреспондентов, которые в своих сообщениях приписали мне якобы высказанное мною желание, чтобы Гитлер победил Англию и стал управлять английским народом. На основе этого сообщения так называемый департамент юстиции Канады издал приказ о моей высылке. Это меня нисколько не удивило. Удивил меня тот факт, что Военная комиссия писателей, пользуясь искаженными сообщениями и даже не потрудившись узнать от меня, что же я на самом деле говорил, поспешила опубликовать заявление, открыто обвиняя меня в том, что я вдруг стал союзником Гитлера. Таким образом, она взяла на себя роль обвинителя, судей и присяжных заседателей и обрекла меня на газетную травлю, уготованную для антикапиталистического класса. Я бы не обратил на это внимания, зная раболепство этой комиссии перед британским торизмом, если бы не два важных факта: 1) огромная опасность разрыва наших отношений с теми именно людьми, которые разрушили планы нацистов, стремящихся покорить мир, и 2) Ваше обвинение, Перл Бак. Вы также подписали заявление Военной комиссии писателей, после того как изъездили вдоль и поперек Дальний Восток и наглядно описали результаты нашей политики – политики бизнеса. Я имею в виду бомбы и бензин, которыми мы снабжали японцев свыше четырех лет, что дало им возможность сжигать китайские города и убивать китайских женщин и детей. Вы также видели и правдиво описали жестокую эксплуатацию британскими тори колониальных народов Дальнего Востока.

Как же Вы могли поставить свою подпись под такого рода документом, не поинтересовавшись даже, что в действительности было мною сказано? Вместо этого Вы присоединились к хору, провозглашающему, что в этой войне нам необходимо единение. Единение вокруг чего? Вокруг «режима кнута»? Это приводит нас к тому, что было сказано мною в Торонто. В чем существенное различие между карательными отрядами Гитлера в завоеванных странах и черчиллевским «режимом кнута» в Индии? Можем ли мы позволить, чтобы народы Индии, России и Китая естественно предположили, что мы, обходя молчанием этот вопрос, одобряем «режим кнута», когда это вовсе не так? Соответствует ли это нашей истории, традициям, идеалам? Но Вы скажете, что мы находимся в состоянии войны и не можем оскорблять наших союзников. Каких союзников? Британских тори, которые более чем кто-либо иной ответственны за кровопролитие, совершающееся в мире, или огромные массы Индии, России, Китая и простых людей Англии, которые в свое время героически боролись против Мюнхена и сейчас приносят миллионы жизней на алтарь свободы? Я не говорил, что я был бы в восторге, если бы Гитлер покорил английский народ в целом. Я не уступаю никому в любви к своей стране или человечеству. Мой вклад в борьбу против нацизма слишком известен, чтобы о нем говорить. Но в том, что мы упорно плетемся вслед за британской политикой, политикой бизнеса, я предвижу возможность конечного поражения нашей страны.

Многие сведущие американцы утверждают, что если подвести сейчас баланс, то мы уже проиграли войну. Мне представляется, что единственный способ выиграть войну, отстоять свободу и всеобщий мир – это немедленное объединение наших сил с народами России, Индии и Китая. И еще одно: пришло время, когда мы должны смело выступать против несправедливости и вероломства, где бы они ни проявлялись и из каких бы источников они ни шли. Мы должны отречься от «режима кнута» Черчилля. И как раз по этому поводу я хотел бы спросить: почему из американских газет вдруг исчезло всякое упоминание об Индии именно в тот момент, когда американский народ проявляет искренний интерес к ее освобождению, видя в нем честное и разумное толкование Атлантической хартии и одну из основных целей нашей борьбы,- четыре свободы для всех народов мира?