Читать онлайн «Журнал «Вокруг Света» №6 за 2004 год (2765)». Страница 18

Были в арсенале союзников и танки – носители подрывных зарядов для разрушения заграждений и препятствий. Сносили заграждения и бронированными бульдозерами. Правда, и они не везде действовали удачно: на участке «Омаха» из 16 бульдозеров на пляж вышли 6, три из них скоро подбили. Остатки германских береговых заграждений пригодились потом: из них делали навесные ножи-гребенки, с помощью которых танки союзников пробивались через сплошные живые изгороди Нормандии.

Для приема войск и грузов было сооружено 5 искусственных причалов «Гузберри» и две искусственные гавани «Малбери». Причалы представляли собой затопленные вплотную суда (для 5 причалов их потребовалось 60), которые создавали полосу спокойной воды, позволяя разгружать небольшие корабли и десантные суда. Гавани же были настоящими портами, секции которых (железобетонные кессоны) изготовлялись в Британии и буксировались через пролив.

Что-то из планируемых разработок просто не успело к сроку. К примеру, британский «средний корабль огневой поддержки десанта» LCG(M) с двумя 88-миллиметровыми, двумя 76-миллиметровыми армейскими пушками и двумя 20-мм зенитными автоматами. Подойдя к берегу, такой корабль должен был, затопив часть отсеков, лечь на грунт и превратиться в защищенную стационарную батарею. Не успели к сроку подготовить и подводный трубопровод по дну Ла-Манша, прозванный «ПЛУТО», так что снабжать обильно высаженную технику горючим приходилось поначалу судами.

Семен Федосеев

Иван IV Грозный – один из самых знаменитых русских царей. Яркий, запоминающийся его образ так прочно вошел в нашу историческую память, что неспециалисту сложно уже разобраться, где в нем кончается правда и начинаются политическая пропаганда, фантазии писателей, художников и режиссеров разных эпох. Да и была ли эта правда? Ведь царь так любил облекать важнейшие политические решения в форму фарса, карнавала, игры, что, судя по всему, и сам довольно быстро утратил понятие о границе между представлением и жизнью… Только вот игры его часто были не просто мрачны, но и смертельно опасны для окружающих, да и на судьбе страны отражались роковым образом.

Для пытающихся найти в нашем прошлом «исторические развилки», точки, где возможно было иное развитие событий, а значит, и иное будущее, царствование Ивана Васильевича предоставляет практически неисчерпаемый материал для размышлений и догадок. Ведь, по общему мнению ученых, перед Россией в то время стояло множество важнейших исторических задач, «вызовов» (если использовать уже известную читателям по прошлой статье терминологию английского историка Арнольда Тойнби). Реагировать на эти «вызовы» можно было по-разному. В решениях же Ивана Грозного закономерное и парадоксальное переплетались так тесно, что, анализируя то и другое, поневоле задаешься вопросом: а как бы в этой ситуации поступил другой, более предсказуемый, «нормальный» политик? И все же попытаемся выделить самые важные из «развилок».

В XVI веке этот вечный для России вопрос означал не совсем то, что во времена Александра Ярославича Невского. Позади были тяжелейшая, кровавая борьба Москвы за объединение русских земель и освобождение от власти монголотатар. Московские великие князья уже именовали себя «государями всея Руси», а в дипломатической переписке – «царями», подчеркивая тем самым свое равенство с крупнейшими европейскими монархами, в том числе и с императорами Священной Римской империи. На Руси постепенно утверждалось и представление о Москве как Третьем Риме – преемнике исчезнувшей Византийской империи, мировом оплоте православия. Так что Московия не просто превратилась в полноправного участника системы международных отношений. В глазах многих идеологов зарождавшегося русского мессианизма ее роль была куда масштабнее: распространять и утверждать во всем мире православную веру. В результате любая война с соседями воспринималась сразу в двух тесно переплетающихся измерениях – как «обычный» вооруженный конфликт, каких было много в жизни любого средневекового государства, и как своеобразный «крестовый поход».

Так что вопроса о «геополитической ориентации» или «цивилизационном выборе», как любят выражаться современные политики, перед русскими политиками XVI века просто не стояло. Был другой вопрос – как лучше распорядиться совсем не безграничными ресурсами в изнурительной борьбе с многочисленными противниками, и от его решения в судьбе страны зависело очень многое.

У Московского государства было несколько внешнеполитических задач, к середине XVI века уже ставших традиционными. Наследием эпохи монголотатарского ига явились сложные отношения с преемниками Золотой Орды – Казанским и Крымским ханствами, а также образованиями поменьше – Астраханским ханством и Ногайской ордой. При этом Крым все стремительнее подпадал под влияние могущественной Османской империи, безудержному росту которой с трудом противодействовали европейские державы. Постоянные набеги кочевников просто изнуряли Русь (в «полон» угонялись десятки тысяч людей, сжигались сотни сел и городов), не давали пользоваться пустовавшими плодородными землями Поволжья и черноземного пояса. Кроме того, набеги не позволяли сосредоточить силы на западных рубежах – приходилось постоянно иметь в виду угрозу нападения с тыла.

Не менее напряженной была вековая тяжба с Польско-Литовским государством – из-за западных русских земель, еще в XIII—XIV веках оказавшихся в его составе. Литва не только не собиралась поступиться этими территориями (а ведь без них титул «государя всея Руси» звучал как-то не очень обоснованно) – она претендовала на Смоленск, Псков и даже Новгород. Именно в Литву «отъезжали» представители русской знати, недовольные московским великим князем. В XVI веке такой отъезд уже квалифицировался как государственная измена. Наконец, почти всю Прибалтику занимали земли Ливонского ордена, который хоть и ослабел, потеряв былой крестоносный задор, но продолжал держать под контролем балтийскую торговлю. Орден не просто наживался на русских купцах (впрочем, так же, как на польских и литовских), он не пускал на Русь европейских ремесленников и даже наложил эмбарго на ввоз в нее оружия и цветных металлов.

Медленное, но верное расширение Московского государства вступило в решающую фазу в 1550-х годах, как раз в то время, когда повзрослевший царь Иван (он родился в 1530 году) все сильнее чувствовал, что может и хочет править сам. К этому времени государство походило на большое, но не очень ладное здание. К первоначальному маленькому сооружению пристраивали другие, причем делали их мастера со своими собственными привычками и вкусами (местная аристократия). Вынужденные считаться с указаниями главного архитектора, они в глубине души считали (и порой не без оснований), что не хуже его разбираются в строительном деле. У этих мастеров были свои сплоченные и преданные им бригады строителей (зависимые служилые люди). Конечно, когда что-нибудь загоралось, тушить старались всем миром. Зато у каждого было свое мнение о распределении ресурсов, руководстве работами, а некоторые даже считали, что вправе, отделив свою часть дома, перенести ее на другое место, коль скоро на прежнем их интересы игнорировались.

В таких условиях великий князь московский (главный архитектор), конечно, был серьезно ограничен в своих действиях. При этом у него был выбор: объединять страну (и прежде всего – элиту) не спеша, осторожно, стремясь к тому, чтобы неизбежные насильственные меры были понятны обществу, или же делать это жестко, подавляя любое действительное и мнимое сопротивление и опираясь не на общественное согласие, а исключительно на убеждение в абсолютном и сакральном характере монаршей власти. Дед и отец Ивана IV, активно утверждая представление о «самодержавстве» государя, в целом все же не демонстрировали склонности к радикальным решениям. Но, может быть, в середине века пришла пора более решительных действий?

Как это часто бывало в русской истории, внутренние и внешние проблемы туго сплелись в один узел. Хотя поначалу казалось, что узел этот может быть распутан без особого труда… В начале 1550-х годов русское общество было как никогда едино. Казалось, вернулись времена Сергия Радонежского и Дмитрия Донского. На этот раз стимулом к сплочению стала давно назревшая задача: завоевание Казани. И не случайно ее решение в 1552 году вызвало в стране настоящий всплеск чувства национальной гордости (отразившийся, например, в величественном Покровском соборе, больше известном как храм Василия Блаженного). Успехи следовали один за другим: царю присягнули на верность Ногайская орда, Сибирское ханство, в 1556 году была взята Астрахань, и в Москве всерьез задумались о покорении Крыма, о чем еще совсем недавно нельзя было и мечтать. Русские полки в союзе с «окраинными людьми» (будущими запорожскими казаками) и крупным русско-литовским магнатом Дмитрием Вишневецким стали теснить крымцев на их собственных землях.