Читать онлайн «Журнал "Вокруг Света" №7  за 1998 год». Страница 14

— Так у нас в селе, что ни дед, то ложкарь. Однако настоящих уже нет — повывелись. Помню, правда, деда Овсея, так тот уже давно райские борщи наворачивает...

Едоку и ложкой владеть. Ложка дорога к обеду, а после обеда хоть и за окно. Это, правда, печная мудрость гречкосея-домоседа, у которого ложечного добра хватает. Бродячему же люду разбрасываться ложками негоже. Запорожские казаки, например, носили ложки на поясе в кожаном футляре рядом с трубкой, саблей и пистолем. «Захалявной» называлась ложка, которую после обеда засовывали за голенище сапога.

Хлебалка, шевырка, едалка, черпалка, ловилка — по-разному в народе называют это, пожалуй, самое необходимое для едока орудие. Ложкой моря не вычерпаешь, а вот с казанком наваристой ухи в два счета справишься. К любому рту пригодится ложка, было б что хлебать. А если случится, что нечего хлебать, так хоть ложку полизать — и то занятие для языка, что чешется от голода.

Чумацкая, казацкая, рыбацкая, цыганская, монастырская, разливная, насыпная, памятная, родительская — можно лишь подивиться разнообразию типов деревянных ложек: на Украине их насчитывалось аж сто пятьдесят! У каждого едока свои вкусы, аппетит, привычки. Селяне предпочитали есть борщи и каши простыми некрашеными ложками: крестьянская широкая ложка называлась «межеумком»; у чумаков, лоцманов, лесорубов ложки были потолще и погрубее; зажиточные же мещане и ремесленники пользовались тонкими чистой отделки ложками. В богатых купеческих домах клали рядом с тарелками расписные, а на память дарили ложки с вырезанными на черенке фигурками, надписями вроде: «Ешь, пока рот свеж».

Ложкарство — очень древний промысел. Сначала ложки были глиняными, потом их стали вырезать из клена, липы, осины, вербы и груши. Набить баклуш — чурочек-заготовок для ложек — может каждый. В принципе несложно и простую хлебалку выстругать, а вот для того, чтобы с помощью кривого резца вырезать тонкую ложку, а потом еще и расписать ее, нужно и попотеть, и пораскинуть умом.

На ложки всегда был спрос, а потому ремесло ложечника (особенно, если он еще обладал даром художника) считалось весьма престижным и хлебным.

«Ой, мамцю моя, затужила дуже! Отдай мене за такого, шо ложечки струже», — пели девчата в украинских селах. Во всяком случае, выходя замуж за мастеров-ложкарей, они были спокойны за свое кухонное хозяйство и содержимое горшков, в которых всегда находили работу ложки гостей...

— Подкуете?

— Коваль клепле, покы тепле. Шо там с вашими веломашинами?

— Та вот, отлетело... Может, лучше завтра?..

— Я ж кажу, покы тепле... Давайте вашу  беду,   полечим,   покы   сонце   не впало...

Такой вот диалог состоялся у нас возле мехмастерской на Сумщине. Впрочем, он мог состояться в любом другом приднепровском или полесском селении. Везде нам встречались мастеровые люди, имеющие дело с железом и разумеющие толк в разных механизмах. Везде при нужде мы очень быстро находили дорогу и к мехмастерским, и к сельским кузницам, что еще сохранились, — там всегда нас встречали радушно и готовы были помочь, отложив другие дела.

Властелин грома и молний Перун был причастен к делам кузнецов и оружейников, а прямым опекуном был бог неба и огня Сварог. С распространением христианства роль покровителей кузнецов перешла к святым Кузьме и Демьяну. Они считались первыми кузнецами на земле, подарив людям плуг, молоток, гвозди.

Почти в каждом селе стояла своя кузница, которую сооружали, как правило, возле дороги на околице. Душой кузницы считалась печь с горном. Через сопло он соединялся с мехами. С усилием и усердием, а часто и до седьмого пота нужно было понажимать на кузнечные сыромятные меха, чтоб огонь в горне быстро набрал силу. Топили кузнечные печи древесным углем. Часто приносили топливо и сами селяне.

Центр кузницы — наковальня. Она не боялась молота, если ее как следует, закрепляли на дубовой колоде. Рядом с наковальней стояло корыто с водой для закалки и охлаждения изделий, точило, стояк для подковки сапог.

Кузнец клепает, пока жар не дремает. Вырвавшись из адского огня, железо сразу попадало между молотом и наковальней. Хорошо тому кузнецу, что на две руки кует. В одной руке — щипцы, а в другой — молот. Без него кузнец, что пахарь без плуга. Нередко, правда, мастер орудовал малым молотком-ручником, а помощник-молотобоец за ним уже молотил во всю молодецкую силу большим и тяжелым молотом. Удары и кузнеца, и молотобойца   должны    быть   уверенными, стремительными, меткими.

Что стук в кузнице, то грош в кармане кузнеца. Кузнечное ремесло переходило от отца к сыну и ценилось высоко. У кузнеца руки черные, а хлеб белый. «Не молот кует, а голод», — утверждали крестьяне. Будешь иметь в руках надежное кузнечное ремесло — с голода никогда не околеешь и на масло к белому хлебу всегда заработаешь. Без кузнеца не могли обойтись ни хлеборобы, ни пастухи. Когда на дворе ледок, тогда кузнецу медок. До первых морозов хозяева торопились подковать лошадей, чтоб те не спотыкались и не портили копыта на зимних дорогах. Возле кузницы вкапывали столб, к которому привязывали лошадей, когда их подковывали. Ноги коня поочередно притягивали к специальному выступу копытом наружу. Копыто очищали от грязи, стамеской состругивали белую мякоть. После того как к подготовленному копыту прикладывалась раскаленная подкова, по кромке осторожно вбивались четырехгранные подковные гвозди, которые загибались и утапливались в подковных бороздках.

Изготовляли кузнецы и замки, и навесы, и ухваты, и кресты, и дверные пробои, и — главное — гвозди. А еще кузнецы работали сундуки, украшенные ковкой с орнаментом. Это уже художество.

Отовсюду вели тропки к сельской кузнице. Возле нее всегда было шумно и весело — скучать кузнецу не приходилось. Не зря люди говорят: «Каждый — кузней своего счастья!» А уж кузней — тем более.

Однажды наша велосипедно-дорожная судьба привела нас в село Супруновка, что расположено в нескольких километрах от Полтавы. Мой дед когда-то рассказывал, что именно отсюда пришли на вольные казацкие земли в Приднепровье его далекие предки.

Откуда же название села и соответственно фамилия автора этих строк? Местные краеведы растолковали мне, что первым поселенцем здесь был кузнец. «Се Перун», — говорили о нем люди, которые были уверены, что сам небесный владыка грома и молний направляет руку мастера. И хоть возможны и другие толкования, хочется верить, что именно так возникла фамилия Супрун, а позже и название села.

Так неожиданно и я обрел свои корни...                                              

Владимир Супруненко / фото автора

Леонид Круглов, член Русского Географического общества, со съемочной группой в составе Андрея Новоселова (режиссер), Александра Белоусова и Михаила Кричмана (операторы) при поддержке «Диалог-Банка» (программа путешествий «Диалог со всем миром») в третий раз побывали на острове Новая Гвинея, а точнее в западной его части — индонезийской провинции Ириан Джаня (Западный Ириан). Целью экспедиции в глубинные джунгли тропического острова было создание видеофильма о папуасском племени комбаев. Эти люди наряду с другим племенем — короваев — строят свои жилища высоко над землей (до 60 метров), на кронах деревьев.

Первая недолгая встреча с людьми, живущими на деревьях, произошла три года назад. Потом была вторая экспедиция и вторая встреча. Эти племена живут небольшими — десять-двадцать человек — группами в полной изоляции от всего мира и часто от своих соплеменников. Некоторые из них никогда не встречали представителей цивилизованного мира. В такую «неоткрытую» деревню и решила осенью прошлого года пробиться группа Леонида Круглова с намерением около месяца пожить с людьми из племени комбаев, а лучше сказать, «повисеть» вместе с ними или рядом с их жилищами. Не случайно самым тяжелым грузом в багаже экспедиции наряду с генератором для зарядки аккумуляторов, топливом, видеоаппаратурой и продуктами было... альпинистское снаряжение.

Четверка россиян добралась на самолете до столицы Индонезии Джакарты. Затем местными рейсами они прилетели в Джаяпуру — административный центр провинции. Отсюда на самолете миссионеров забрались в глубинку близ границы с Папуа-Новой Гвинеи. Дальше — по реке, к последнему очагу цивилизации...

Экспедицию сопровождали четыре проводника и два переводчика.

Опыт трех путешествий Леонида Круглова воплотился в книгу «Папуа. Застывшие волосы», которая готовится к печати. Отрывок из нее — о последней экспедиции — автор предлагает вниманию читателей нашего журнала.

Днем приплыли в Басман, довольно крупный и цивилизованный населенный пункт. Мы высаживались из лодки, а рядом разгружали свои каноэ несколько женщин. Обвешавшись плетеными сумками, они пошли впереди нас — деревня виднелась метрах в двухстах. Тропинка была проложена прямо по воде — насыпь из хорошо промешанной глины. Мы тут же провалились по колено. Я немного обогнал ребят и, когда оглянулся, увидел: Миша, Анджей и Саша идут очень осторожно, и их армейского образца штаны испачканы только до колен.