Читать онлайн «Японский воин». Страница 11

Человек, который пошел на сделку с совестью ради своеволия, каприза или прихоти господина, занимал низшее место в шкале ценностей бусидо. Такого человека презирали, называя его ней-син, лизоблюд, который потворствует господину, не стесняясь в средствах, или тё-син, фаворит, который добивается благосклонности рабским преклонением. Оба типа подданных в точности соответствуют тем, о которых говорит Яго у Шекспира: «Один усердный и угодливый холоп, который, обожая раболепство, прокорма ради, как осел хозяйский, износит жизнь»; и другой, «надев личину долга, в сердце печется о себе и, с виду угождая господину, на нем жиреет». Когда вассал расходился во мнениях с господином, он должен был постараться всеми способами отговорить того от ошибки, как отговаривал Кент короля Лира. Если же это не удавалось, то господин волен был поступать с ним как ему угодно. В подобных случаях довольно часто самурай прибегал к последнему средству, чтобы воззвать к уму и совести сюзерена, и проливал собственную кровь, дабы засвидетельствовать свою искренность.

Поскольку на жизнь смотрели как на средство для служения господину, а ее идеалом была честь, все воспитание и обучение строилось в соответствии с этими понятиями.

В воспитании рыцаря-самурая главной целью было выковать характер, причем отодвигались на второй план более утонченные способности, такие как рассудительность, ум и искусство спора. Мы уже видели, какую важную роль играли в воспитании воина эстетические совершенства. Незаменимые для культурного человека, они были скорее дополнением к самурайской подготовке, чем ее сутью. Конечно, умственное превосходство высоко ценилось; однако слово ти, обозначавшее интеллектуальность, прежде всего подразумевало практическую мудрость, а накоплению знаний отводилось подчиненное место. Треножник, на который опиралось бусидо, состоял из ти, дзин, ю – соответственно мудрости, человеколюбия и храбрости. В первую очередь самурай был человеком действия. Накопление знаний не входило в круг его занятий. Он пользовался ими в той мере, в какой они касались его военной профессии. Религию и теологию он оставлял священникам; он занимался ими настолько, насколько они помогали воспитать храбрость. Как и английский поэт, самурай считал, что «не вера спасает человека, а человек оправдывает веру». Философия и литература составляли основную часть его умственного развития, но их изучение не было самостоятельной целью: литература главным образом служила времяпрепровождением, а философия оказывала практическую помощь в выработке характера, если только не применялась для толкования какого-либо военного или политического вопроса.

После вышесказанного неудивительно, что изучаемые дисциплины согласно педагогическим принципам бусидо были таковы: владение мечом, стрельба из лука, джиу-джитсу или явара, верховая езда, владение копьем, тактика, каллиграфия, этика, литература и история. Из перечисленных предметов джиу-джитсу и каллиграфия, возможно, требуют некоторых объяснений. Вероятно, потому и придавалось столь большое значение умению красиво писать, что японские иероглифы, похожие на рисунки, обладают художественной ценностью, а также потому, что почерк считался проявлением характера человека. Джиу-джитсу можно кратко определить как умение применять знание анатомии для нападения или обороны. Оно отличается от обычной борьбы тем, что не связано с физической силой. От других видов противоборств оно отличается тем, что не предполагает использование оружия. Мастерство джиу-джитсу состоит в захватах и ударах по телу противника, вызывающих онемение и тем самым лишающих противника способности к сопротивлению. Его цель не убить, но временно обездвижить противника.

Однако отсутствие одного предмета, вполне ожидаемого в комплексе военного образования, вызывает вопросы. Это математика. Его отсутствие легко объясняется отчасти тем, что для ведения войны в эпоху феодализма не требовалась математической точности. Тем не менее дело не только в этом: вся подготовка самурая не благоприятствовала развитию знаний числа.

Рыцарство не экономно: оно гордится бедностью. Вместе с Вентидием[40] оно говорит, что «порою честолюбию солдата полезней пораженье, чем победа, которой он начальника затмил». Дон Кихот больше гордился ржавым копьем и тощей лошадью, чем золотом и землями, и самурай искренне солидарен со своим экзальтированным собратом из Ла-Манчи. Он презирает деньги сами по себе, как и умение их зарабатывать или копить. Для него это было поистине грязной наживой. «Мирные граждане любят деньги, а солдаты боятся смерти» – эта известная поговорка говорит об упадке нравов. Того, кто скупился на золото или жизнь, осуждали; того, кто растрачивал их без оглядки, превозносили. «Люди должны жалеть денег меньше всего остального, – гласило тогдашнее правило, – ведь именно богатство препятствует мудрости». Поэтому детей воспитывали в полном пренебрежении экономией. Считалось дурным тоном говорить о деньгах, а незнание достоинства разных монет было признаком хорошего воспитания. Чтобы собрать войско, а также раздавать милости и поместья, требовалось уметь считать; но пересчитывать деньги предоставляли людям низкого рождения. Во многих феодальных владениях общественными финансами управляли самураи низшего ранга или священнослужители. Любой здравомыслящий буси понимал, что без денег вести войну невозможно; но ему и в голову не приходило возводить почитание денег в добродетель. Правда, бусидо предписывало бережливость, но не столько из экономических соображений, сколько ради упражнения в воздержании. Роскошь считалась величайшей опасностью для человека, и воинское сословие должно было проводить жизнь в суровой простоте, причем многие самурайские кланы издавали свои законы для регулирования расходов.

Мы читаем, что в Древнем Риме откупщики и другие финансовые посредники постепенно поднялись до положения благородных людей, тем самым государство проявляло уважение к их деятельности и понимание важности денег самих по себе. Можно представить себе, как тесно это связано с любовью к роскоши и алчностью римлян. Бусидо придерживалось совершенно иных принципов. Оно упорно продолжало видеть в меркантильных вопросах нечто низкое – низкое по сравнению с нравственным и умственным призваниями.

Но, несмотря на столь упрямое презрение к богатству и корыстолюбию, бусидо не могло вечно оставаться свободным от тысячи зол, корнем которых являются деньги. Оно вполне объясняет тот факт, что довольно долго среди наших государственных чиновников не существовало коррупции; но – увы! – как быстро разрастается плутократия в наше время, на виду нашего поколения.

Дисциплина ума, которая в настоящее время приобретается посредством изучения математики, в старой Японии достигалась толкованием литературных текстов и беседами на темы нравственности. Немногие отвлеченные предметы занимали умы молодежи, поскольку главной целью их воспитания, как говорилось выше, была закалка характера. Те, кто просто забивал себе голову разными сведениями, не пользовались особой популярностью. Из трех плодов занятия науками, которые упоминает Бэкон – удовольствие, украшение и умение, – бусидо решительно предпочитает последний, который применялся «в распоряжениях и руководстве делом». Было ли это умение распоряжаться общественными делами или владеть собой, в любом случае образование имело практическую цель. «Учение без мысли, – сказал Конфуций, – напрасный труд; мысль без учения опасна».

Когда характер, а не ум, когда душа, а не голова избирались мерилом качества материала для работы и выделки, эти занятия становятся почти священным. «Родитель тот, кто произвел меня на свет; учитель же тот, кто сделал меня человеком». Понятно, что при таком образе мысли учитель пользовался огромным уважением. Человек, который вызывал бы такое доверие и пиетет у молодежи, не мог не быть одарен высочайшими личными достоинствами или испытывать недостаток образования. Он был отцом сиротам и советчиком заблудших. «Твой отец и твоя мать, – говорят у нас в Японии, – подобны земле и небу; твой учитель и твой господин подобны солнцу и луне».

Свойственное нашему времени обыкновение платить за каждую услугу не было присуще последователям бусидо. Согласно бусидо, истинная услуга та, что оказывают не за деньги или плату. Духовная услуга, будь то услуга священнослужителя или учителя, не оплачивалась золотом или серебром, но не потому, что ничего не стоит, а потому, что бесценна. Здесь присущий бусидо нематематический инстинкт чести дает более верный урок, чем современная политэкономия, ибо вознаграждение и жалованье может выплачиваться только за услуги, чей результат определен, ощутим и измерим, тогда как наивысшая услуга, возможная в образовании, а именно развитие души (что подразумевает и служение духовного пастыря), неопределима, неощутима и неизмерима. Поскольку она неизмерима, деньги в качестве видимого критерия ее оценки не годятся. Обычай предписывал, чтобы ученики в разное время года приносили учителю деньги, еду или вещи; но это было не платой, а приношением, которое получатель принимал с радостью, поскольку учителя, как правило, были людьми суровой закалки, гордившимися своей почетной бедностью, слишком гордыми, чтобы добывать себе пропитание собственными руками или просить милостыню. Они были невозмутимым воплощением высокого духа, не смущаемого напастями. Они олицетворяли собою цель всякого учения и таким образом являлись живым примером той дисциплины дисциплин, умения владеть собой, которое требовалось от самурая при всех жизненных обстоятельствах.