Читать онлайн «Оружие времен Античности. Эволюция вооружения Древнего мира». Страница 27

Легионом командовали шесть трибунов (обычно это были люди, занимающие определенное общественное положение), порой ветераны-воины или молодые люди из хороших фамилий, начинающие свою карьеру. Но реальное командование легионом осуществляли 60 центурионов, которые в большинстве случаев выдвинулись на эту должность из рядовых воинов. Их отбирали трибуны, и эти люди играли значительную роль, сравнимую с ролью бывалых унтер-офицеров. Своя иерархия существовала и среди центурионов, самой почетной была должность primus pilus – старшего центуриона первой манипулы триариев.

Римская конница на первых порах формировалась из представителей аристократии. Если в последующие времена над патрициями стали численно преобладать те, кто смог заполучить всаднический статус своим богатством, а не по праву рождения, то это происходило в полном соответствии с усиливавшейся коммерциализацией, что становилось духом времени.

Тактическим подразделением была турма, состоявшая из трех декурий по десять человек. Каждая из этих «десяток» находилась под командованием декуриона. Старший декурион командовал также всей турмой. Для боя турма выстраивалась в три шеренги по десять человек или в четыре, по восемь человек по фронту. Старший декурион находился перед первой шеренгой, второй – на правом фланге, третий – на левом. В каждом легионе было десять турм. Они обычно находились на флангах, но могли пребывать и в тылу, в резерве, а порой размещались и перед фронтом легиона.

Помимо солдат-граждан легиона, римская армия этого периода также включала в себя большое число социев, или «союзников». Эти подразделения были вооружены и оснащены как и легионы, но состояли не из манипул, а из когорт по 400–500 человек в каждой. Им также придавалась конница, обычно в довольно значительном количестве – вдвое большем, чем обычно придавалось стандартному легиону. Этих социев, кстати, не следует путать с вспомогательными подразделениями из варваров. По большей части они были италийцами и в более поздние времена, после предоставления им права голоса (90 до н. э.), стали римскими гражданами. Шестнадцать турм союзнической или вспомогательной конницы образовывали алу («крыло» или эскадрон), которой командовал префект. Эта союзническая конница называлась equites alarii, тогда как римская конница носила название equites legionarii. Вплоть до Пунических войн римляне не придавали особого значения развитию этого рода войск, а его использование в качестве ударной силы было не оценено в полной мере. Конфликты на италийской земле обычно разрешались силами легионов, а конница играла роль разведывательных подразделений или преследовала бегущего противника. И только такой гений войны, как Ганнибал, придя на италийскую землю, заставил римлян задуматься о необходимости реформирования их конных сил.

Неиспользуемые в таких количествах, как в более поздние годы, легионы первой части III века порой действовали совместно с приданными им вспомогательными частями (нелатинянами). Эти последние обычно были оснащены оружием, традиционным для тех стран, откуда они набирались, и состояли под командованием своих собственных вождей и/или римских офицеров.

Римляне ежегодно выбирали двух консулов. Каждый из консулов по традиции командовал двумя римскими легионами, таким же количеством союзнической пехоты, приданной легионам конницей и более крупными силами союзнической конницы. Если оба консула находились на поле сражения, то они командовали через день, по очереди; подобную систему могли сделать работоспособной, пожалуй, только римляне. Объединенные же силы консулов в полном составе достигали 16 800 римских легионеров, 16 800 человек союзнической пехоты, а также 1200 легионеров и 2400 всадников союзнической конницы.

Организация легиона по манипулам требовала хорошей подготовки, навыка в обращении с оружием и отличной дисциплины. Все эти качества были в полной мере присущи тому классу легионеров, который Рим мог поставлять в те времена, поскольку нет никаких сомнений в том, что солдат-гражданин раннего периода республики намного превосходил по своим качествам любого из тех, кто пришел позднее ему на смену. Воины, противостоявшие Пирру и Ганнибалу, были людьми состоятельными, солидными бюргерами, для которых зачисление в ряды армии было ревниво охраняемой привилегией. Подобные люди, которые сражались за Рим из чувства патриотизма, обладавшие отменной дисциплиной, не нуждались в угрозах жестоким наказанием, чтобы исполнять свой долг. Для них в службе государству было нечто сакральное. И пока римская дисциплина была некой ужасной вещью, к которой никакой грек, за исключением разве что спартанца лучших времен, не мог чувствовать влечения, движущей силой для римского солдата тех гордых дней было искреннее желание сделать все возможное для своей страны, а не страх перед плетью.

Великолепной дисциплиной своих воинов римская армия была обязана частью римскому образу жизни и привычке своих граждан к повиновению закону. Похоже, они обладали неким врожденным почтением перед властью, соединенным с воинственными традициями и духом милитаризма, который побуждал их соблюдать жесткую дисциплину. Следует отметить также и вклад центурионов и унтер-офицеров в поддержание дисциплины. Тогда, как и сейчас, становым хребтом армии были унтер-офицеры, и они, будучи частями римской военной машины, действовали с особой эффективностью.

Любое сравнение между древнегреческой и древнеримской военными системами того периода крайне сложно сделать, поскольку случаи, когда между ними происходили столкновения, чрезвычайно скупо описаны в анналах. Одним из таких столкновений было вторжение на италийскую землю Пирра, правителя Эпира[29], о котором великий Ганнибал говорил, что считает его самым выдающимся полководцем своего времени, уступающим только Александру Македонскому. Он пришел в ответ на призыв о помощи из греческой колонии Тарент в Италии, которая оказалась вовлеченной в раздоры с набирающим мощь Римом. Пирр, бывший большим почитателем Александра Македонского, организовал свою армию по лучшим македонским образцам и соединился с не очень жаждущими этого тарентцами (которые, похоже, рассчитывали, что он будет сражаться вместо них самих). Заручившись обещаниями помощи от других союзников, он вступил в бой с римской армией под командованием консула Валерия Лавиниуса на берегах реки Сирис (280 до н. э.).

Сражение началось с действий конницы, в результате которых греческая кавалерия была вытеснена с поля боя. Легион и фаланги, по некоторым описаниям, сходились в атаке семь раз, без какого-либо определенного результата. Наконец сражение как будто стало склоняться в пользу римлян, и консул бросил свою победоносную конницу против фланга греков. Но в армии, с которой Пирр пришел в Италию, было двадцать боевых слонов. Они-то и были направлены против конницы; их появление на поле боя вселило ужас в римлян, доселе никогда не видевших подобных монстров. Атака римской конницы сразу же захлебнулась, а обезумевшие лошади и наступающие слоны смешали стройные фаланги римлян, остальное довершил удар греческой конницы. Потери с обеих сторон были весьма значительны (отсюда и пошло выражение «пиррова победа»), но римляне с куда большей легкостью восполнили их, чем захватчики, которые лишились многих отборных подразделений.

Хотя Пирр и продвинулся почти до самого Рима, сенат отказался принять его условия. В 279 году до н. э. он снова нанес поражение римской армии (и опять с ужасными потерями в своих рядах), но по-прежнему не мог прийти к соглашению (которого он отчаянно желал) с упрямыми римлянами. Тогда он двинулся на Сицилию, которую почти совершенно очистил от карфагенян. Его деспотические методы заставили его союзников отвернуться от него, и, сбитый с толку, он снова переправился в Италию. Под Беневентом произошло решающее сражение (275 до н. э.), в котором римляне одержали убедительную победу, захватив среди прочих трофеев четырех боевых слонов. Пирр, лишившийся своих самых испытанных ветеранов, питающий отвращение к союзникам, осознал, что не может противостоять мощи Рима, и отправился обратно в Грецию. Его слова о том, что, покидая Сицилию, он оставляет остров в качестве отличного поля битвы для римлян и карфагенян, оказались пророческими. Эти два народа воевали в течение десяти лет – и эта война вознесла Рим на пик его могущества и стала вершиной республиканского строя.

Противостояние с Карфагеном было для Рима долгим и мучительным. На одной стороне сражался великий город, центр громадной торговой империи, обладавший несметными богатствами и мощным флотом. С другой стороны выступила растущая военная мощь Рима, жаждавшего экономического и политического лидерства в мире. Одно только присутствие Карфагена на Сицилии было источником раздражения для города, который уже достиг положения властителя всей Италии. Претензии Карфагена на владычество на всей акватории Средиземного моря и на право захвата всех иностранных судов на пространстве между Сардинией и Геркулесовыми столбами стало еще одной причиной решительной схватки.