Читать онлайн «Скифы. Строители степных пирамид». Страница 14

Жители Каменского были бедны, значительно беднее большинства кочевых скифов, но очень вероятно, что оседлые скифы, независимо от их происхождения, были обязаны отдавать значительную часть своих богатств кочевым владыкам. Во всяком случае, ни одного ценного произведения искусства, ни одного примечательного ювелирного изделия и ни одного впечатляющего предмета домашней утвари еще не было найдено ни в одном скифском поселении городского типа, кроме как в местах захоронений.

Самый впечатляющий скифский город, который был раскопан до настоящего времени, – это Неаполь Скифский. Он расположен на окраине Симферополя, в Крыму, и раскопки там начали Шульц и Головкина в 1945 г. Город служил столицей царских скифов от конца IV в. до н. э. до начала христианской эры. Хотя он и относится к сравнительно позднему периоду, в начале III в. он уже занимал площадь около сорока акров. Приблизительно в это же время вокруг него была воздвигнута огромная каменная стена, которая служила защитой от становящихся все более опасными нападений сарматов. Стена имела различную толщину: от 9 ярдов до 14. В ней были сделаны большие ворота, по бокам которых стояли сторожевые башни. Внутри ее располагалась столица царя Скилура и его сына и наследника, будущего царя Палакка. В городе был целый ряд впечатляющих общественных зданий, построенных из камня и крытых черепицей. Их украшали стройные колонны, богато декорированные капители и статуи из бронзы и мрамора, фрагменты которых все еще устилают это место, являясь свидетельством его былого величия. Два бюста, ориентировочно идентифицированных как головы Скилура и Палакка, отражают черты нового натурализма, который, наверное, следует приписывать влиянию Рима.

Жилой квартал расположен на севере города. Там также дома были каменные, и некоторое представление о внешнем виде самых прекрасных зданий можно почерпнуть, вспомнив, что фасад дома, который тайно приобрел царь Скил в Ольвии тремя веками раньше, был украшен фигурами сфинксов и грифонов. В лучших домах Неаполя Скифского было по нескольку комнат. Они были выстроены вокруг дворика, и их стены украшала настенная роспись. В некоторых кладовых все еще хранились запасы пшеницы, ячменя и проса. Есть достаточные свидетельства того, что жизнь города протекала по городскому образцу. Здесь обосновались ремесленники и всевозможные торговцы. По крайней мере один горшечник имел свою собственную печь для сушки и обжига, но во многих амфорах, найденных в домах большего размера, хранились вина, привезенные издалека: с острова Родос, из Книда[5], Коса и Синопа. Торговля, вероятно, процветала в Неаполе Скифском, и уровень жизни, по крайней мере среди зажиточных горожан, кажется, был очень высоким. Кости лошадей, коров, коз и овец были найдены во всех кварталах города в огромных количествах, но и кости кабанов и бобров едва ли были малочисленнее. Археологи трактуют это как указание на то, что охота на дичь все еще продолжала играть важную роль в экономике городских жителей-скифов, хотя совершенно очевидно, что ее основой теперь служила тщательно продуманная система земледелия.

В Неаполе Скифском были большие кладбища. На территории большего по площади некрополя среди разнообразных могил, полных золотых предметов, археологи наткнулись на изящный и замысловатый, хотя и возведенный под сильным влиянием греческой культуры, мавзолей, в котором покоилась скифская царица. Город такой сложной структуры, как этот, с такими изящными могилами не мог вырасти внезапно – все указывает на довольно высокий уровень его зрелости, стабильную экономику и широкие взгляды на жизнь.

Хотя такие города, как Неаполь Скифский или менее крупный и более бедный городок Каменское, были редкостью в Скифии, кочевники радовались, что они у них были. Действительно, скифы-горожане, как и мелкопоместные английские дворяне XIX в., сохраняли свои корни в сельской местности и любовь к сельскохозяйственным занятиям. Но цивилизация, которую создали и развили кочевники, так же нуждалась в городах, в которых жили искусные ювелиры, как и в степных просторах, которые вдохновляли городских ремесленников, ибо скифское искусство сохранило непосредственное, пусть даже сложное, мировоззрение тех, чья жизнь проходит под открытым небом. Именно кочевники, а не жители городов, разработали его каноны. Для скифов чувства не играли главной роли; они скорее были реалистами, для которых абстрактное и сложное обладало неодолимой притягательной силой.

То, что скифов могли увлечь философские размышления, если бы им представилась возможность им предаваться, доказывает жизнь принца Анахарсиса, брата царя Савлия, которого в качестве посла отправили в Афины, где среди горожан было много скифов. Как только он достиг места своего назначения в 589 г. до н. э., он начал часто бывать в обществе Солона и посещать его философский кружок. Вскоре Анахарсис забросил политику и провел несколько лет в поисках мудрости и божественной истины. Греки окружили его любовью и ценили его «скифское красноречие», и все же в конечном итоге посол был вынужден отправиться к себе на родину. Он ехал кружным путем, посещая по дороге как можно больше стран с целью расширить свои знания о мире. В Кизике[6] любопытство заставило его принять участие в Элевсинских мистериях[7], и его убедили дать обещание отблагодарить богиню Кизика в случае, если он вернется на родину целым и невредимым. Вернувшись к своему брату, он ускользнул однажды украдкой с намерением исполнить свой обет, но был замечен, и о его отступничестве спешно донесли царю. Савлий лично отправился удостовериться в правдивости донесения. Увидев брата, занятого исполнением чуждых религиозных обрядов, он выпустил в него стрелу, убив на месте. Так погиб единственный скифский философ, тот, которого даже греки считали мудрецом. Он умер до того, как его влияние успело проявить себя среди его народа.

И все же, несмотря на жестокость в бою, несмотря на нелюбовь к краснобайству и иностранным обычаям, скифы не были грубыми людьми. Их умение разбираться в искусстве и любовь к прелестям домашнего очага отражены во всех их предметах быта. У всех кочевников количество бытовых вещей в силу их образа жизни было строго ограничено, и все же ассортимент и разнообразие предметов, которыми они окружали себя, было поистине удивительным. Не менее поразительными кажутся тщательность и мастерство, с которым изготовлены даже самые незначительные предметы. Практически каждый уцелевший образчик скифской работы демонстрирует высокое качество, а самые лучшие изделия поистине великолепны. Помимо таких неотъемлемо важных вещей, как оружие и шорные изделия, а также предметов первой необходимости, обилие домашней утвари так же неожиданно, как и разнообразие материалов, использованных в каждом отдельном изделии.

Гончарное искусство стоит особняком, будучи совсем не претенциозным, но опять-таки изделия из глины находят главным образом в беднейших могилах из-за значительного неравенства в благосостоянии среди соплеменников. Местные изделия грубы по фактуре, бедны по цветовой гамме: черные, серые или темно-желтые – и примитивны по форме: главным образом это горшки и очень редко чаши. Когда гончарные изделия обнаруживаются в более богатых захоронениях, то они всегда представляют собой высококачественную керамику, ввезенную из понтийских колоний или Ионии[8], а не изделия местного производства.

Как и все первобытные народы, скифы были чрезвычайно суеверны. Они верили в колдовство, волшебство и силу амулетов. Их прорицатели предсказывали будущее при помощи пучка прутьев, а также посредством разорванных лубяных волокон почти так же, как это делали некоторые группы германцев в Средние века. Пользовавшиеся самым большим почетом скифские маги были родом из определенных семей. Они говорили высокими, пронзительными голосами и носили женские одежды. Вероятно, они были евнухами, но скифы верили, что у них появились эти женские черты в качестве наказания за оскорбление Великой Богини, которым было разграбление ее святилища в Аскалоне. Их профессия не была лишена серьезного риска, так как неправильно предсказавший будущее не мог ждать снисхождения. Оказавшегося неправым предсказателя и его родственников-мужчин сажали в повозку, нагруженную хворостом, и предавали смерти через сожжение. Однако родственниц обычно щадили.

Скифы поклонялись стихиям. Их главное религиозное рвение было отдано Великой Богине, Табити– Весте, богине огня и, наверное, животных. Она одна фигурирует в их искусстве, главенствуя при произнесении клятв, причащении или помазании вождей. Ростовцев обнаружил, что в южных регионах России ей поклонялись задолго до того, как здесь появились скифы. Изображающие ее глиняные статуэтки были распространены в бронзовом веке на территории, лежащей между Уральскими горами и Днепром, даже больше вдоль рек Буг и Донец. Есть явное сходство между этими маленькими фигурками и изображающими то же самое божество фигурками из Элама[9], Вавилона и Египта, сделанными несколькими веками ранее. Найденные в Крыму фигурки Великой Богини датируются не ранее чем IX в. до н. э. Эта богиня изображалась стоящей с ребенком на руках. Она олицетворяла собой богиню плодородия и материнства у скифов. Скифы считали ее своей защитницей, а Страбон отмечал, что ее культ был особенно широко распространен на Кавказе, где она была охранительницей племен мореходов, которых греки считали аргонавтами. Эти народы, а в особенности скифы с Таманского полуострова, очень возмущались вторжением чужаков на свои берега и считали необходимым приносить в жертву Великой Богине всех ионийских моряков, которых им удавалось брать в плен. В искусстве скифов она иногда появляется в виде полуженщины-полузмеи, иногда стоящей, иногда сидящей между своими священными животными – вороном и собакой, а иногда беседующей с сопровождающим ее вождем.