Читать онлайн «Кто и когда купил Российскую империю». Страница 21

Олонецкие кредитные билеты печатались в типографии Мурманской (железной) дороги, где для этой работы было отведено особое помещение… Процесс печатания требовал очень большого количества времени, так как печатание производилось не листами, а каждая кредитка печаталась отдельно в несколько приемов: сперва сетка, затем рисунки одной краской, и наконец текст другой краской.

17 мая Алмазов возбуждает вопрос об ассигновании 6000 руб. на поездку в Москву “по делам печатания кредиток”. Губисполком постановил: “Выдать 6000 руб.”. К сожалению, не найдены документы, которые могли бы пролить какой-либо свет (на вопрос), зачем ездил Алмазов в Москву… и с какими результатами он вернулся обратно. Ясно одно, что поездка Алмазова в Москву не перерешала вопроса о печатании кредитных билетов, так как 24 июля он на заседании Олонецкого Губисполкома заявляет о необходимости “выбора двух представителей и двух кандидатов к ним для постоянного наблюдения за печатанием олонецких кредитных билетов (бон)”. Губисполком постановил:

“Предложить партии коммунистов-большевиков назначить двух представителей от партии и одного кандидата к ним для постоянного наблюдения за печатанием олонецких губернских кредитных билетов (бон); представителем от Олонецкого губернского революционного исполнительного комитета на ту же должность назначить тов. Малышева”.

Пока происходили вышеописанные события, острый недостаток общегосударственных денежных знаков в Петрозаводске уже миновал. 29 июля олонецкий губернский комиссар финансов тов. Яковлев докладывает Губисполкому “о приостановлении печатания специальных олонецких губернских кредитных билетов — бон”. Губисполком выносит следующее решение:

“Ввиду того, что в данное время в Петрозаводском отделении народного банка имеется достаточное количество общереспубликанских денежных знаков, удовлетворяющих нужды губернии, печатание специальных олонецких билетов — бон приостановить; все материалы, изготовляемые для печатания таковых знаков, передаются на хранение в губернское казначейство; пробные оттиски гравировок и т. д. должны быть в присутствии представителей Олонецкого Губернского исполнительного комитета уничтожены; камни со стертой гравировкой передаются обратно в ведение железнодорожной типографии. Представителем от Олонецкого Губисполкома, наблюдающим за исполнением постановления, избрать тов. Пухова”»[48].

Уже в начале лета, когда антисоветские восстания охватили практически всю территорию России, базирующиеся в России представители союзных правительств перестали скрывать свои намерения. На Севере тогда оставался всего один неоккупированный крупный порт — Архангельск. И 23 июня 1918 года союзные посольства, находившиеся тогда в Вологде, практически одновременно переезжают в Архангельск, выпустив и широко распространив воззвание, в котором уже откровенно изложили свои планы, касающиеся Русского Севера:

«1) необходимость охраны края и его богатств от захватных намерений германцев и финнов, в руки которых могла попасть Мурманская жел. дорога, ведущая к единственному незамерзающему порту России;

2) защита России от дальнейших оккупационных намерений германцев;

3) искоренение власти насильников и предоставление русскому народу путем установления правового порядка возможности в нормальных условиях решить свои общественно-политические задачи»[49].

Задолго до прибытия союзников в Архангельск стали прибывать представители белых организаций, проникавшие туда или при содействии английской контрразведки в Петрограде, или в порядке частной инициативы путем поступления на службу в советские войска и учреждения. Главное ядро заговорщиков находилось в Беломорском конном отряде, в который еще в Петрограде заговорщики навербовали много офицеров для организации выступления в Архангельске.

Местные советские власти вели в то время осторожную политику в отношении иностранных представителей, находившихся в Архангельске, боясь открытого разрыва и прибытия морских вооруженных сил, которым они не могли ничего противопоставить, а командовавшие сухопутными силами полковник Потапов и красным флотом контр-адмирал Викорст, как то было установлено впоследствии, находились в тайном контакте с союзниками и к моменту прибытия последних приложили все усилия к тому, чтобы парализовать все те меры, которые были приняты Советом обороны во главе с комиссаром Кедровым для отражения союзного десанта.

Потапов к моменту прихода союзников так сгруппировал красные войска, что большая часть их очутилась вне Архангельска за Северной Двиной, чем и обеспечил свободу действий Беломорскому конному отряду, а контр-адмирал Викорст применил саботаж, проявив полное бездействие власти в принятии мер к заграждению фарватера для воспрепятствования прохода союзного флота к Архангельску.

Вот как это описано у генерал-майора Северной армии С.Ц. Добровольского: «Когда слухи о приближении союзников распространились с молниеносной быстротой по городу, вызвав ликование всего населения, комиссаров охватила паника и они начали стремительную эвакуацию на юг по железной дороге и вверх по Северной Двине. Отправленные для затопления фарватера ледоколы “Святогор” и “Микула Селянинович” были затоплены вне его, оставив союзникам свободный проход, а огонь Мудьюгских батарей оказался недействительным, и стрелявшая там батарея была приведена к молчанию союзным флотом.

Самый переворот и захват власти были произведены до высадки союзников конно-горским отрядом ротмистра N., который быстро разоружил и арестовал растерявшихся и брошенных своим начальством и комиссарами красноармейцев, а огнем своего единственного орудия понудил к сдаче посыльное судно “Горислава”, пытавшееся обстреливать берега Северной Двины. Большинство комиссаров, к сожалению, бежало, и в руки белых попались лишь несколько видных коммунистов. Высадившиеся войска были ничтожны, но большевики были в такой панике, что очищение Архангельской губернии произошло под давлением небольших отрядов смешанного характера, в которые наряду с союзными войсками входили русские партизаны-крестьяне, офицеры и польские добровольцы»[50] (надо сказать, что количество высадившихся союзников было относительно небольшим — 4 батальона англичан, 4 — американцев, батальон французов).

На самом деле паника большевиков у Добровольского несколько преувеличена. Несмотря на отступление, решительность и активные действия красноармейцев, рабочих и матросов, сумевших организовать сопротивление, позволили увести вверх по Северной Двине 50 пароходов и буксиров, а также баржи с военным имуществом. Правда, все тот же конно-горский отряд успел захватить в советском штабе казенный денежный ящик, который роковым образом омрачил славу победителей, не сумевших противостоять соблазну — деньги есть деньги:

«Слава, выпавшая на конно-горский отряд за его смелое выступление, которое могло стоить участникам его головы, если бы большевики не так растерялись, была омрачена эпизодом, отразившимся впоследствии в приговоре военно-окружного суда Северной области. Во время занятия в Архангельске штаба красных войск чинами отряда был захвачен казенный денежный ящик с четырьмя миллионами рублей, которые ротмистр N., по соглашению с некоторыми офицерами отряда, поделил между собой и горцами, причем каждому участнику дележа было выдано: офицеру 150–400 тысяч рублей, а простому всаднику 10–20 тысяч. Этот поступок вызвал резкое осуждение в широких кругах общества, справедливо указывавших, что авторы его ничем не отличаются от большевиков, против грабежей и насилий которых и было поднято восстание, а офицерская среда считала, что дележ поставил участников его на один уровень с той деморализованной солдатской массой, которая во время падения национального фронта делила между собой казенное имущество. Нельзя не признать, что подобный поступок сильно подрывал моральный авторитет белых, давая большевикам отличный повод для агитаций на тему о деморализации “белогвардейских банд”. Приговором военно-окружного суда был положен конец этой печальной истории: виновные были присуждены к тюрьме на разные сроки с законными праволишениями, часть из них своими подвигами на фронте заслужила полное прощение и восстановила свое доброе имя. Сразу же после захвата власти ротмистр N. провозгласил себя главнокомандующим, но “операция” с денежным ящиком и резкое заявление его председателю только что образовавшегося Верховного управления Северной области Чайковскому, что он не желает признавать последнего, вызвали его отставку и назначение командующим войсками, несомненно не без английского влияния, капитана 2 ранга Ч[аплина]…»[51]