Читать онлайн «Гунны. Грозные воины степей». Страница 21

Возможно, Ипатий несколько преувеличил, говоря о сотне захваченных городов, во всяком случае, автор Галльской хроники 452 года говорит, что городов было «не менее чем семьдесят». Одна фраза из сочинения Каллинника настолько привлекла внимание, что захотелось ее полностью процитировать: «Новая катастрофа обрушилась на Восток, нападения гуннов опустошили не менее семидесяти городов, но с Запада не поступило помощи». Что означают последние слова? Нам ничего не остается, как сделать вывод, что на Западе были люди, которые считали, что Аэций не должен стоять в стороне, когда гибнет Восток. Восточная Римская империя не раз приходила на помощь Западной Римской империи – пусть и не из альтруистических соображений, – даже в тех случаях, когда это было выше ее возможностей. В этой фразе нам видится намек на то, что кое-кто считал, что надо платить долги, а значит, старый Рим должен оказать помощь новому.

И напоследок хочется обратить внимание на слова, написанные графом Марцеллином (не путать с Аммианом Марцеллином) относительно 447 года: «Землю почти всей Европы Аттила превратил в пыль».

Последующие три года, с 447-го по 450-й, были посвящены переговорам между Аттилой и императором Восточной Римской империи Феодосием П. Восточные римляне, не имевшие в резерве военных ресурсов, могли теперь полагаться только на профессионализм своих дипломатов. Искусность и терпение дипломатов принесли больше успехов, чем они могли предполагать. История дипломатических отношений того периода известна нам лучше, чем любой из периодов древней истории. Нам исключительно повезло, что Приск принимал участие в посольстве к гуннам в 449 году и посвятил большую часть своей книги рассказу о том, что он видел и делал во время этой поездки. Но прежде чем перейти к его рассказу, мы рассмотрим последнюю военную кампанию Аттилы в Восточной Римской империи.

Ни одна такая хищная нация, как гунны, не могла долгое время находиться в состоянии мира. Следующей жертвой гуннов после кампании 447 года стал малоизвестный, но отважный народ под названием акациры. Мы не можем с уверенностью сказать, что это был за народ, хотя и существует несколько предположений на их счет. Предполагалось, что это были предки хазар и т. д. Но Приск говорит, что акациры были гуннским племенем, и у нас нет причины не верить ему. Можно только приблизительно определить область их проживания. Иордан сообщает, что в устье Вислы жили видиварии, восточнее, на Балтийском побережье, жили эстии, а к югу от них находились акациры. Маркварт полагает, что они жили в районе современного (и очень древнего) города Коростень на Украине, но Приск считает, что акациры населяли «Скифию у Понта Эвксинского (Черное море)», что указывает на область, расположенную ближе к Черному морю, чем Коростень (центр славянского племени древлян, здесь славянская и праславянская культура прослеживается по крайней мере до середины 2-го тысячелетия до н. э. – Ред.). Много лет спустя, когда центральноазиатские народы двинулись в Европу, акациры стали первым племенем, выдержавшим их натиск, и дальше Приск приводит причину, почему он считает, что они были «не так уж далеки от персов». Все это указывает на то, что люди, возможно жившие на Балтийском побережье по информации источника Иордана – хотя можно полностью отказаться от его утверждения относительно их местоположения, – переселились туда с юго-востока после 448 года и в тот год жили восточнее побережья Черного или Азовского моря. Только в одном вопросе ученые продемонстрировали единодушие: Томашек, Маркварт и Кислинг пришли к единому мнению, что название «акациры» древнетюркское и означает «лесные люди».

Мужество акациров произвело огромное впечатление на Иордана. Он называет племя акациров «могущественнейшим», «сильнейшим» и определяет его как неземледельческое, занимающееся скотоводством и охотой («не ведающее злаков, но питающееся от скота и охоты»). Далее мы узнаем, что они объединяются в кланы и племена, и у каждого клана и племени свой вождь. Совершенно ясно, что они, как и гунны Аттилы, находились на низшей стадии пасторализма. Мы не знаем, как они пережили экспансию гуннов при Аттиле и Бледе в тридцатых годах V столетия и сохранили независимость, но, возможно, завоеватели еще не продвинулись так глубоко на Восток.

Однако вполне возможно, что акациры находились в дружеских отношениях с гуннами до и какое-то время после убийства Бледы. Феодосий понимал их стратегическую ценность как независимой силы, находящейся в тылу Аттилы, и дипломатия Восточной Римской империи строилась (или вскоре стала строиться) на том, чтобы по возможности приблизить к империи такие народы, которые станут с тыла угрожать врагам, подобравшимся к границам империи. По этой причине император отправил вождям акацирских племен подарки и предложил отказаться от союза с Аттилой и заключить договор с ним. Отправленный к акацирам посол не имел понятия о социальной организации людей, с которыми собирался вести переговоры. По словам Приска, у них «было много начальников по племенам и родам», иначе говоря, они составляли обширный племенной союз. Посол, не знакомый с иерархией акацирских вождей, раздал подарки. Старший из вождей Куридах получил подарок не первым, а вторым. Куридах был настолько обижен и возмущен, что бросился к Аттиле, призывая его напасть на тех акацирских вождей, которые посягнули на его законные права. Аттила повернул против акациров большое войско, и после нескольких сражений часть изменивших акацирских вождей была перебита, а других заставили покориться. Затем Аттила вызвал к себе Куридаха, но тот с некоторым подозрением отнесся к намерениям своего благотворителя и отправил ему сообщение, в котором говорилось примерно следующее: «Человеку трудно созерцать бога; как нельзя смотреть на солнце, чтобы не ослепнуть, так невозможно смотреть на величайшего из богов». Это спасло Куридаха. Он уцелел и остался во главе своего племени, а управлять остальными акацирами Аттила поставил своего старшего сына Эллака. Попытка Феодосия II перетянуть на свою сторону акациров не удалась, и нам ничего не известно о дальнейших попытках распространить свое влияние на причерноморские племена, предпринятых правительством Восточной Римской империи.

В 448 году на северной границе установился мир. Мы не располагаем подробной информацией о ходе переговоров, которые привели к миру, но знаем, что со стороны римлян делегацию возглавил все тот же Анатолий, который договорился об окончании войны в 443 году. Соглашение в целом было более жестким. Аттила потребовал, чтобы римляне полностью освободили значительную территорию к югу от Дуная. По словам Приска, они должны были «перестать обрабатывать завоеванную Аттилой землю», которая «в длину простиралась по течению Истра [Дунай] от Пеонии [то есть северной Македонии] до Нов Фракийских, а в ширину на пять дней пути», то есть приблизительно 160 – 200 километров. Другими словами, римляне должны были освободить придунайские области; новая граница должна была проходить по Нишаве. Дунай со всеми укреплениями и пограничными городами, лежавшими в руинах, больше не должен был являться границей Восточной Римской империи. О размере дани, которые римляне обязаны были выплачивать гуннам, нам ничего не известно[63].

В течение последующих двух лет перед римской дипломатией стояла цель добиться некоторого смягчения условий, поставленных гуннами.

Весной 449 года в качестве представителя Аттилы в Константинополь прибыл, согласно Приску, «Эдеко, скиф, отличившийся великими военными подвигами». Он, очевидно, тоже присутствовал при подписании второго мира с Анатолием. Вместе с ним приехал Орест, житель Паннонии, который, что удивительно, был римлянином, родившимся в Паннонии. Орест женился на дочери некоего Ромула, и его сын, названный в честь деда Ромулом, впоследствии стал последним императором Западной Римской империи. Эдеко вручил Феодосию письмо от Аттилы и сделал кое-какие пояснения, которые императору и министрам перевел Вигила[64].

Этот самый Вигила, сыгравший главную роль в последующих событиях, уже выступал в качестве переводчика во время переговоров Анатолия с гуннами в 448 году. То, что правительство Восточной Римской империи часто пользовалось услугами этого человека, не разбирающегося в тонкостях дипломатии, во время переговоров с гуннами, свидетельствует о трудностях, связанных с поисками людей, знавших гуннский язык. На страницах сочинения Приска мы, помимо Вигилы, встречаемся только с еще одним человеком, который знал язык гуннов. Это Рустикий, уроженец Верхней Мезии, который в качестве военнопленного жил у гуннов с начала кампании 441 года. Вигила, вне всякого сомнения, в полной мере испытал на себе презрительное отношение, с которым римляне относились к переводчикам, и его постоянное общение с людьми, занимавшими такое высокое положение, как Анатолий и Максимин, похоже, сказалось на его поведении, сделало его агрессивным и бестактным.