Читать онлайн «Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес». Страница 48

От Анненфельда до Кедабека вела крутая и не очень хорошо устроенная дорога. На высоте около 1000 метров она проходила через волнообразную, плодородную, покрытую небольшими холмами равнину. Ранее здесь росли густые леса, полные дубовых, буковых, липовых и прочих лиственных деревьев. После прекращения в этих местах персидского правления, о котором напоминают часто встречающиеся остатки оросительных каналов, леса здесь, как и в большинстве горных районов, были почти полностью истреблены. В жаркий сезон, когда трава на пастбищах полностью высыхает, и зимой, когда степи покрыты снегом, пастухи ведут свои стада вверх, в горы, пытаясь прокормить их в лесу. Для этого они срубают деревья, а животные съедают с них почки и молодые ветки. Таким образом, одно стадо запросто уничтожает за сезон несколько квадратных верст прекрасного леса. Руководству нашего литейного производства, для которого лес в отсутствие угля и других горючих материалов был жизненно важен, борьба с таким способом прокорма местных животных стоила больших трудов.

Завод стоит на небольшой горной речке, которая немного ниже Кедабека прорезает горную цепь, отделяющую Кедабек от истинно райской долины Шамкир. В долине, откуда проистекает река, можно найти руины небольшой армянской крепости, а в Шамкирской долине, примерно на высоте Кедабека, стоит старый армянский монастырь, в котором тогда жили несколько монахов. Сейчас прекрасный вид на Кедабек открывается после того, как путник, следуя вверх по долине, обойдет последний горный склон и минует старое кладбище, расположенное у самой дороги. Ныне это настоящий маленький европейский промышленный городок с огромными плавильными цехами и большими зданиями. Среди них – христианская часовня, школа и гостиница, оборудованная в соответствии с лучшими европейскими стандартами. Проложенная по высокому виадуку железная дорога связывает город с расположенным в 30 километрах от него плавильным цехом в Калакенте[204] и соседним горным рудником. Этот замечательный комплекс, являющий собой оазис европейской цивилизации посреди пустыни, сделался настоящим паломническим центром для жителей окружающих территорий. Но когда я посетил его в первый раз, картина была в корне иной. Кроме возвышавшегося над всеми прочими строениями деревянного директорского дома и нескольких плавильных печей тут стояло лишь несколько небольших административных домиков. Жилища рабочих можно было узнать лишь по дымоходам, выходившим из многочисленных землянок.

Для восточного Кавказа землянка вообще является довольно характерным жилищем. Это, собственно, те же деревянные дома, только построенные в яме и прикрытые сверху толстым слоем земли, так что вся постройка напоминает огромную кротовью нору. В центре крыши расположена дымовая труба, которая одновременно является и единственным, если не считать входа, отверстием, через которое в дом поступает солнечный свет. Но несмотря на неказистый внешний вид и примитивное устройство, внутри землянки часто весьма элегантны. Во время одной из своих поездок мы с братом и директором нашего завода посетили такое подземное жилище соседнего «князя», как тут называют крупных землевладельцев. Нас ввели в просторный зал, пол и стены которого были покрыты роскошными персидскими коврами. Теми же коврами, развешанными наподобие занавесей, зал был разделен на несколько больших и маленьких комнат. У стены стоял диван, а напротив него был сооружен камин, над которым и располагалась выходившая на крышу дымовая труба. За коврами кипела жизнь, оттуда раздавались женские и детские голоса. Князь принял нас со всеми почестями, усадил на диван, а сам присел перед ним. После короткой беседы через переводчика, которая велась с соблюдением всех изощренных правил восточной вежливости, мы собрались уже откланяться, но натолкнулись на жесточайшее сопротивление хозяина. Уже вскоре после того, как мы вошли в дом, с улицы послышалось блеяние барана, и я догадался, что его только что забили в честь нашего прихода. «Князь» весьма серьезно заявил, что мы его серьезно оскорбим, если не дадим показать хозяйское гостеприимство. Поэтому мы были вынуждены терпеливо ждать, пока приготовится «shishlik», который жарили прямо на наших глазах. Сам процесс приготовления был чрезвычайно примитивен. Мякоть свежезабитого барана была разрезана на небольшие кубики размером с грецкий орех, которые были потом насажены на железный шомпол вперемежку с дисками сала, извлеченного из жировой части животного. Между двумя камнями был разведен костер, и когда от него остались лишь тлеющие угли, подготовленные к тому времени шомпола уложили над ними на края камней и в процессе приготовления несколько раз переворачивали. Уже спустя несколько минут мясо было готово, и каждый взял по несколько кубиков с поднесенного ему шомпола. Такой шашлык, если барашек был молодой и особенно если его только что забили, очень нежен и вкусен. Это традиционное блюдо татарской и грузинской кухни, то, что мы на званых обедах называем «pièce de résistance»[205].

Кроме подземных дворцов «князей» на Кавказе строят даже подземные конюшни. Я уже встречал такие во время своей первой поездки на одной из почтовых станций. Я узнал о ней, когда, прогуливаясь, услышал под ногами лошадиное ржание и топот копыт. Летом в землянках прохладно, а зимой – тепло. В целом жить в них довольно уютно, и дирекции нашего металлургического завода в Кедабеке стоило больших трудов приучить азиатских работников жить в каменных домах. Когда же это, с помощью и при посредстве местных женщин, удалось, одновременно был решен и более сложный вопрос. Дело в том, что у местных жителей, имеющих весьма низкие потребности, не было никаких стимулов для того, чтобы много работать. Как только работник накапливал денег, достаточных на несколько недель проживания, он бросал работу и эти несколько недель просто отдыхал, с легкостью проживая заработанное. Для того чтобы справиться с этой пагубной чертой местного характера, был лишь один выход. Нам необходимо было развить в наших людях повышенные потребности, что заставило бы их для удовлетворения этих потребностей больше работать и зарабатывать. В качестве рычага мы использовали извечную, врожденную потребность женщин к обустройству красивого и уютного семейного дома и их страсть к красивой одежде. Когда несколько семейных пар были поселены в быстро отстроенных рабочих домах, жены рабочих весьма быстро оценили их удобство и комфорт. Мужчинам тоже понравилось, что теперь во время дождя у них не капает с потолка. Далее мы постарались помочь женщинам покупать всякие мелкие побрякушки и вещицы, делающие жизнь в домах еще более приятной, а их самих – более привлекательными, в том числе и для мужей. Вскоре они уже вовсю покупали ковры, зеркала, новые, модные наряды. У них появились те самые повышенные потребности, о которых мы мечтали, и удовлетворять эти потребности должны были мужья, которым и самим новоприобретенный комфорт оказался по вкусу. Все это вызывало зависть женщин, все еще живших в землянках и мечтавших теперь о переселении в надземное жилье. Уже вскоре нам пришлось начать большое каменное строительство для всех наших постоянных работников.

Мне хотелось бы посоветовать применять подобную систему стимулирования во всех наших колониях. Человек, не имеющий потребностей, будет испытывать враждебность по отношению к любым попыткам культурного воздействия. Только после того, как потребности в нем проснутся и встанут на ноги, только после того, как он привыкнет хорошо работать, чтобы их удовлетворить, только после этого он станет благодарным объектом для попыток социального, религиозного и культурного развития. А начинания, ведущиеся с противоположного конца, могут привести лишь к иллюзорным результатам.

Когда тремя годами позже я вновь посетил Кедабек, я нашел его уже довольно высокоевропеизированным городком. Основная часть рабочих, правда, все равно были кочевниками, но это осталось справедливым даже для сегодняшнего дня. Эти люди, главным образом выходцы из Персии, после окончания жатвы старательно работают на шахтах или в плавильных цехах, где зарабатывают некоторое количество денег, после чего идут дальше или же возвращаются домой. Однако уже появились и постоянные, кадровые рабочие, которые и обеспечивают главную часть производственного процесса. Всю связанную с рудниками администрацию составляют немцы, малая часть которых являются выходцами из балтийских провинций России, поэтому рабочим языком здесь является немецкий. Смешно бывает слышать, как русские, татарские и персидские рабочие порой пытаются переделать свои и чужие имена на немецкий манер, как коверкают непривычные названия немецкого оборудования, а порой даже, подобно шахтерам из Гарца, пытаются по-немецки ругаться.