Читать онлайн «Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура». Страница 39

Формовка кирпича (Дейвис. Гробница Рехмиры)

Одно и то же слово икду использовалось для обозначения двух совершенно разных профессий: строителя и горшечника. Первого называли икду инбу, т. е «строитель стен», а второго – икду неджесет, «строитель малых изделий». Те и другие пользовались одинаковым материалом – нильским илом, но настоящее объяснение схожести названий двух различных профессий нам дает египетский язык. Корень кед означает «круглый». Примитивные глинобитные хижины имели круглую форму, как горшки (по сути, они представляли собой именно большой горшок). Горшечник месил смесь ногами, клал кусок глины на гончарный круг – деревянный диск, который вращался на вертикальном стержне. Глина под его ловкими руками принимала форму пузатого горшка или миски, чаши или кубка. Таким же способом он изготовлял большие кувшины с заостренным дном, использовавшиеся для хранения вина и пива, и кувшины со скругленным дном, похожие на круглые мешки. Окончательную форму изделию горшечник придавал руками.

После этого горшки относили в печь – нечто вроде круглой трубы высотой два человеческих роста и диаметром около двух-трех футов, если верить изображениям (однако здесь следует еще раз напомнить, что египетские художники очень условно передавали размеры существ и предметов). В эпоху Нового царства египтян уже не удовлетворяли одноцветные горшки, даже если они имели очень изящную форму. Теперь горшечник наносил на чаши и кувшины различные рисунки, заимствованные у резчиков по камню или по дереву, затем, повинуясь собственной фантазии, украшал их по краям геометрическим или растительным орнаментом. Мы видим на них извивающуюся виноградную лозу, разнообразные цветы и деревья, птиц, поедающих рыбу, тяжко нагруженных быков. Таким образом, даже люди скромного достатка, которые не могли позволить себе покупать дорогую металлическую посуду, пользовались глиняными изделиями, не лишенными своеобразной красоты.

Египетский цирюльник работал на улице, переходя из квартала в квартал. Он устраивался на перекрестке, где была тень, и вскоре его окружали клиенты. Ожидание могло оказаться долгим, тогда песня или интересный рассказ помогал желающим побриться скоротать время. Именно этим и занимаются два человека, сидящие спина к спине на одном табурете: один уселся вполне удобно, второй же примостился на самом краешке и может свалиться от малейшего толчка. Не обращая на них внимания, остальные клиенты предпочитают подремать сидя, уткнувшись подбородком в колени и прикрыв голову скрещенными руками.

Один за другим клиенты усаживаются на трехногий табурет и, сложив руки на коленях, отдаются во власть цирюльника, который бреет им голову и лицо. Перед ним стоит чашка на высокой ножке с мыльной водой. Бритва представляла собой лезвие примерно в восемь дюймов длиной с изогнутым концом. Хранилась она в специальном чехольчике. Цирюльники, посещавшие богатые семьи и иногда выполнявшие также функции врачей, пользовались целым набором шильцев, щипчиков, ножниц и бритв в кожаных мешочках, которые они носили в изящных ларцах черного дерева. Они посещали клиентов на дому и имели довольно высокое положение в обществе. В пантеоне богов нашлось место и для бога-брадобрея. И тем не менее брадобрей, обслуживавший бедняков на улице, вызывал у людей скорее сочувствие, чем зависть.

В качестве образчика добродетелей просвещенного хозяина мы можем взять Рамараи, верховного жреца Амона.

«О жрецы, писцы дома Амона, достойные служители божественных жертвоприношений, пекари, пивовары, кондитеры, все, входящие в эту мастерскую в доме Амона, повторяйте имя мое каждодневно, поминая меня добром, славьте меня за мои благие дела, потому что я был человеком добродетельным.

Я нашел здание это в полном разорении; стены его обвалились, деревянные балки сгнили, дверные рамы, которые были из дерева, развалились, и краски исчезли с барельефов. Я восстановил его полностью, сделал его еще больше, чем оно было прежде. Я сделал дверные рамы из камня-песчаника, вставил в них двери из превосходной ели. Я устроил все, чтобы могли здесь работать пекари и пивовары. Я сделал все это к радости служителей моего бога Амона-Ра».

Другой верховный жрец Амона, Бакенхонсу, по-видимому, тоже заслуживал всяческих похвал: «Я был добрым отцом для тех, кто ниже меня, учил тех, кто молод, протягивал руку тем, кто в беде, поддерживал тех, кто в нужде, и делал много блага своему храму, будучи главным управителем работ в Фивах от имени Рамсеса II». Остается только надеяться, что подчиненные не стали бы опровергать эти слова. Обычай тех времен не позволял принуждать слуг и работников к неоправданно тяжелой работе. Тем не менее рабочий люд не раз протестовал, и часто не без причины. Иногда протесты принимали форму настоящего мятежа. Работники получали еду и одежду иногда раз в месяц, а иногда раз в два или даже в четыре месяца. Наименее бережливые – что вовсе не означает расточительные – ухитрялись исчерпать свои запасы задолго до новой выдачи. «Нас мучает голод, а до следующего месяца еще восемнадцать дней!» Работники собирались на площади перед административным зданием: «Мы не вернемся, передайте это своим хозяевам, собравшимся там». Один из работников подводит итог: «Мы пришли, чтобы выслушать их и чтобы они сказали нам слова правды». Голодная толпа направляется к складам. Пока они не пытаются взломать двери. Один из них громко жалуется: «Нас пригнал сюда голод, пригнала жажда, у нас нет больше одежды, нет масла, нет рыбы, нет овощей. Пошлите к фараону, нашему хозяину, пошлите к нашему владыке царю, пусть даст нам необходимое для жизни!» Эту жалобу он повторяет перед городским чиновником, но некоторые уже теряют присутствие духа и готовы сказать, что на самом деле все не так уж плохо. Однако другие рабочие отказываются разойтись, пока им немедленно не раздадут продукты. Чиновники решают уступить и призывают писца-счетовода со словами: «Проверь зерно, которое ты получил, и раздай его людям из некрополя!» «И тогда призвали Памонтунебиата и стали выдавать нам наши порции зерна каждый день».

Таким образом мятеж был предотвращен. Участь работников была не так уж тяжела, когда хозяева заботились о них, как Бакенхонсу или Рамараи, вовремя строившие для них жилища и удобные, чистые, хорошо проветриваемые мастерские; им регулярно раздавали припасы и одежду, а самых беспокойных успокаивали дополнительными выдачами. У них было много свободных и праздничных дней, и у нас есть все основания полагать, что наиболее серьезные и умелые работники со временем могли стать надсмотрщиками или мастерами, поднакопить добра и окончить свои дни мелкими собственниками или хозяевами. В смутные времена, когда между сторонниками Амона и Сета разгорелась война, работникам пришлось хуже всех, поэтому они толпами примыкали к бунтовщикам.

Во владениях, принадлежавших государству или великим богам, велся строгий учет всех поступающих за день продуктов и изделий, а также расходов на содержание работников. Это были, если можно так выразиться, «закрытые корпорации». Амбары и склады ломились от разнообразных товаров и продуктов, но все эти богатства предназначались лишь для маленькой группы населения. Когда все нужды этой небольшой привилегированной прослойки были удовлетворены, тогда, и только тогда, излишки могли быть пущены в торговый оборот. Большие поместья либо обменивались своими товарами напрямую, либо продавали свою продукцию торговцам, которые сбывали их на свой страх и риск.

Помимо больших государственных и храмовых владений, в Египте было множество частных поместий – крупных, средних и совсем мелких. Скотоводам, земледельцам, производившим зерно, овощи и фрукты, нужны были одежда, мебель, украшения или предметы роскоши, но получить все это они могли, только продав животных или излишки своего урожая. Кроме того, существовали свободные ремесленники, работавшие в собственных мастерских; они зарабатывали на жизнь, сбывая свои изделия. И наконец, существовала еще категория торговцев, которые ничего не производили, но скупали и перепродавали все, что имелось в стране. Все эти люди – покупатели, продавцы и торговцы – встречались на рынках.

В одной истории крестьянин нагрузил своих ослов всякими превосходными продуктами из Соляного оазиса. Если бы его не ограбили по дороге, он бы добрался со своим маленьким караваном до доброго города Нени-сут, разложил на рыночной площади свою соду, вяленые тушки водоплавающих птиц, сушеную рыбу и обменял бы все это на лепешки, ткань и одежду. Ему просто очень не повезло: в обычное время, когда стражники следили за порядком, люди добирались до рынка без всяких происшествий. В гробнице Хаемхета художник изобразил отчаянно жестикулирующих торговцев с узлами и корзинами: один сидит, другие стоят. У этих торговцев не совсем обычная внешность: у них огромные головы и длинные спутанные волосы. Покупатели, которые подходят к ним со своими мешками на плечах, тоже жестикулируют и ругаются, и язык их, наверное, не менее богат и солон, чем у торговцев. Прибытие иноземного судна либо с Верхнего Нила, либо из Сирии всегда собирало не только любопытных, привлеченных странными нарядами чужеземцев и их пестрым товаром, но и египетских торговцев, которые устанавливали на берегу свои лавчонки и продавали финикийцам провизию в обмен на такие товары, как разукрашенный рог или резная голова, насаженная на слоновый бивень.