Читать онлайн «Что делать? 54 технологии сопротивления власти». Страница 12

В 80-е годы неоистские квартирные «фестивали» регулярно имели место в США, Англии и Канаде. В 1984 году на одной из неоистских сходок оказался Стюарт Хоум, что стимулировало движение на новые свершения. Однако уже в 1985 году Хоум, недовольный теоретическим уровнем и практической деятельностью группы, вышел из неоизма и вскоре основал свою собственную независимую фракцию в Лондоне. Впрочем, интервенция Хоума в неоизм сильно преобразовала движение, поскольку именно этот англичанин сформулировал наиболее ценные для неоизма концепты плагиата, имени-мультипля и художественной стачки.

Несколько слов о генеалогии имени-мультипля. Первые следы концепции коллективного псевдонима в культуре XX века мы находим в дадаизме. В 1920 году Рауль Хаусманн предложил своим друзьям — поэтам и художникам — войти в «Общество Христа», где за 50 марок каждый мог именоваться Иисусом Христом. В свою очередь Стюарт Хоум предложил имя «Карен Элиот» как всеобщую идентичность всех, кто участвовал в неоизме. Еще одним именем-фантомом стало для неоистов имя «Лютер Блиссетт». По замыслу инициаторов, имя-мультипль должно противостоять культам звезд и авторитетов, царящим в доминирующей культуре, а также создавать новую — коллективную — культурную реальность. Однако идея коллективного псевдонима не имела большого успеха. Главная проблема заключалась в том, что заинтересованная аудитория неизменно искала за фиктивным именем его реального носителя, и на этом кончались все игры с мультиплем. Неоавангардистская выдумка порождала текстуальные забавы — и точка. Так было и с большинством других неоистских начинаний.

Вообще говоря, «новое» как категория в неоизме совершенно пусто и негативно. В раннем неоизме содержанием было собственное обыгрывание-переигрывание-заигрывание, дефиксация, игра самоисторизаций. Неоизм саморефлексировал на тему — является ли он новым явлением в культуре или только пародирует идеологию нового. Так что в неоизме идея плагиата — это необходимый критический ответ на запросы нового. Как известно, для исторического авангарда идея оригинального, первичного, нового — это принципиальная, самоорганизующая идея, которая позднее выродилась хуй знает во что. Хол Фостер (Hal Foster) в своей книге «Возвращение реального» задает вопрос о репродуцировании идеи нового в художественной практике второй половины XX века. Фостер различает первый неоавангард 50-х годов (как Раушенберг и Капроу), который занимался переизобретением авангарда и трансформацией последнего в институцию, и второй неоавангард 60-х (как Бродэрс или Бюрен), который практиковал критическое отношение к институциализированному псевдоавангарду. Неуспех исторического авангарда, который не сумел разрушить институцию искусства, позволил неоавангарду критично заниматься проблемой институализации. И наконец, сегодняшнее институциональное критическое искусство (Андреа Фрэзер, например) продолжает этот проект. Как раз исходя из этой традиции осознания авангарда, неоист Стюарт Хоум и интерпретирует исторический авангард как гегемониальный и рвущийся к власти проект. Хоум справедливо указывает на универсалистские амбиции и авторитарные интенции авангарда, а также на его пошлое доверие к институциям. Например, он пишет о вопиющем по смехотворности факте: оказывается, ситуационисты (вот они, революционеры поебанные!) специально посылали свои материалы и документацию в музеи, чтобы вся эта хуйня архивировалась. В такой двойственной политике — декларировать свою радикальность и подчиняться самым паршивым нормативам — Хоум видит отличительную черту всего современного искусства, ведущего свою линию от авангарда. И сам неоизм тоже осознанно играет с этой двойственностью и репродуцирует ее. В целом радикализм неоизма носит текстуальный характер и представляет собой вариант постмодернистских стратегий выживания и репрезентации.

И еще: неоисты — патриархальные фаллоцентрические кастраты, не допускающие девушек в свою говняную компанию. Мы их за это презираем, блядей обосранных.

Как мы уже писали, неоисты разрабатывали идею art-strike (художественной забастовки), которая могла бы состояться полномасштабно на международном уровне. Стюарт Хоум опубликовал текст, в котором предложил прекратить всякое культурное продуцирование, дистрибуцию и дискуссии вокруг искусства в период с 1990 по 1993 год. Таким образом, по мысли неоиста, классовая борьба будет перенесена в мир искусства и в конце концов приведет к развалу мировой арт-системы.

Идея художественной забастовки, однако, вовсе не принадлежала Хоуму, он лишь искусно использовал ее в соответствии с принципом плагиата. Хоум опирался прежде всего на известную инициативу Густава Метцгера, который призвал художников к проведению забастовки еще в 1977–1980 годах. (В 1979 году подобное предложение выдвинул и Горан Джорджевич, но неуспешно.) Инициатива Метцгера носила, однако, в первую очередь экономический характер. Метцгер надеялся, что после трех лет абсолютной прострации экономическая база арт-системы будет подорвана и художники смогут диктовать миру те формы творчества, которые они действительно хотят производить. По мнению Хоума, впрочем, это было бы только атакой на актуальную систему искусства, но не на идеологический статус искусства в обществе. Хоум справедливо полагал, что искусство и артистическая креативность отнюдь не прогрессивны и не оппозиционны отношениям власти и что выпад нужно сделать именно против этих творческих мифов. В этом пункте Хоум сильно отличался от многих и многих деятелей культуры, которые верили и продолжают верить в «минирующий» эффект своей работы.

Art-strike в интерпретации Хоума продуцировал гигантский парадокс. Хоум прекрасно сознавал неосуществимость и утопизм тотальной забастовки в мире конкурирующих между собой и коррумпированных художников. Больше того, Хоум даже и не ждал какой-либо серьезной поддержки со стороны художественного сообщества. В отличие от Джорджевича и Метцгера, верящих в позитивный результат культурной забастовки, Хоум считал, что в «обществе спектакля» подобная инициатива станет очередным шоу, разыгранным для масс-медиа и знатоков. Хоум видел в призыве к забастовке текстуальное событие, которое вступает в игру с другими текстуальными событиями и перегруппировывает их определенным образом. Для Хоума art-strike — это не социальный или политический акт, а прежде всего искусство, искусство сегодняшнего дня. Для взглядов Хоума характерен определенный пессимизм, неверие в возможность изменения постмодернистского общества с помощью радикальных художественных жестов. Состояние современной арт-системы постоянно меняется из-за различных художественных интервенций. Сама эта система нацелена на продуцирование провокаций. Всякое «антиискусство», направленное против институции искусства, неизбежно становится частью системы. В свою очередь то, что не признается системой за искусство, выбрасывается из истории, из дискурса и объявляется политикой, или криминальностью, или сумасшествием. Это сильно детерминирует любой радикальный жест и обрекает его либо на коллаборационизм, либо на исчезновение.

Хоум забывает только, что за пределами арт-системы тоже есть культурное пространство и его-то и нужно сейчас обрабатывать. Добро пожаловать в третий мир!

Граффити — это форма символического захвата мест, которые обычно считаются «чисто функциональными»: стен зданий, заборов, туннелей, поездов, мостов, пьедесталов и т. п. «Чистая функциональность», впрочем, не что иное, как миф: любая бетонная стена имеет всегда скрытое символическое и конкретно-определенное значение и глубоко укоренена в местных контекстах. Символический захват граффити достигается не только с помощью баллончика с краской, но и посредством наклеек, мелких рисунков и надписей, листовок, вырезок из газет и т. п. Граффити манипулируют с общественным пространством, то есть с таким контекстом, где отношения власти и господства существуют в материальной форме — в цементе, стекле, металле и других строительных и архитектурных материалах. Так называемое общественное пространство в нынешнем обществе структурировано во всех деталях, и возможности использования этого пространства существуют не для всех одинаково.