Читать онлайн «Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин». Страница 51

— В период 40-х годов: по мере освобождения от немецких захватчиков все новых территорий СССР там проводилась чистка населения. Любой контакт с немцами рассматривался как «измена Родине» и карался с особой жестокостью. Женщины, работавшие на немецких кухнях, убиравшие занятые немцами помещения, стиравшие немцам белье, делавшие другую посильную работу, чтобы получить паек и прокормить детей, получали до 20 лет принудительных работ в концлагерях. Были случаи, когда тружениц на временно занятых немцами территориях карали партизаны; доходило до того, что женщин, работавших врачами и прачками в немецких госпиталях, разрывали тракторами (см. книгу Олега и Ольги Грейг «Походно-полевые жены»). Те же, кто работал при немцах в качестве бургомистров, старост и полицаев, подлежали смертной казни через повешение. А их жены, матери и сестры ссылались в концлагеря на 20–25 лет.

— После 1945 года, когда по окончании войны на Родину вернулись отправленные на принудительные работы в Германию сотни тысяч советских девушек, подавляющее большинство их сразу же были заключены в концлагеря на еще более чудовищные принудительные работы. Занятые Советами по договору с «западными демократиями» новые районы Восточной Европы также подвергались чистке, при этом огромное количество людей было вывезено в СССР и заключено в концлагеря. Естественно, среди них были и женщины.

Так пополнялись концентрационные лагеря СССР; так были изломаны миллионы женских судеб; физические и моральные потери от этого процесса уже НИКОГДА не будут восстановлены. Нельзя построить рай, проходя через ад; познанная насильственно психология ада не может быть изжита из общества даже и после краха социализма…

Большинство сведений о советских концентрационных лагерях и участи в них женщин наверняка так бы и остались неведомыми современникам, если бы не… Вторая мировая война. Когда большое количество людей из советской страны оказалось на Западе и охотно свидетельствовало против советской системы. В начале 50-х годов даже была создана объединенная комиссия ООН и ИВТ, члены которой производили опросы и тщательно документировали все показания. Опросы также производились и прежде, во время оккупации немецкими войсками советских территорий. Советы потому и расправлялись не только с самим осужденным, но и с членами его семьи, чтобы не оставлять «в тылу» обиженных на партию и власть потенциальных врагов. Однако у семей, уничтожаемых советской системой, имелись близкие и дальние родственники, которые при случае могли рассказать о бедах своих родных. Иногда эти люди выступали как свидетели, делясь проблемами с новыми немецкими властями, пришедшими их избавить от евреев, комиссаров и коммунистов — от прежней советской власти и красной диктатуры. И тогда прошлое зло многим казалось куда как страшнее, чем зло, что несли непрошенные освободители.

Возможно, переход на сторону врага на временно оккупированных территориях был бы более массовым, если бы советские граждане не боялись неминуемого наказания. Прекрасно осознавая, что в случае поражения немцев все близкие, а возможно и дальние родственники сотрудничавших с оккупантами (или освободителями, — кто как воспринимал) станут для окружающих презренными врагами и их тоже арестуют.

Боясь попасть в лагеря, советские люди понимали, что принудительный рабский труд, в течение 20–25 лет (чаще всего и давали такие сроки), по сути, обозначает смерть, лишь растянутую во времени. Длительные сроки были предусмотрены властью для максимального использования рабочей силы заключенных в целях укрепления хозяйственной, экономической и военно-оборонительной составляющей государства. Многомиллионная сила заключенных в неволе людей использовалась для самых тяжелых физических работ; чаще всего, в необжитых, труднодоступных и суровых по климатическим условиям районах.

Зэки лагерей и лагпунктов работали на рудниках, в шахтах, на приисках и лесоповале. Причем всюду работали вручную, чаще при помощи лишь пилы, топора, кирки и лопаты. В северных лесах, в тундре, в непроходимых болотах прокладывали они шоссейные и железные дороги, рыли каналы, рубили лес.

Зэки лагерей и лагпунктов вели крупные лесоразработки в Архангельске, Беломорске, Мезени; строили железные дороги: Байкало-Амурскую, Котлас — Воркута; рыли мелиоративные и ирригационные системы, крупные каналы, возводили военно-морские базы и другие сооружения военного назначения и т. д.

Зэки лагерей и лагпунктов добывали полезные ископаемые. На Новой Земле, в Воркуте, Караганде и во многих других местах, где размещались лагеря, заключенные добывали уголь. На Витиме, Курильских островах, в Верхнем Уфалее — железо. В Джезказгане, Верхоянске, Медвежегорске, Караганде — медь. В Никополе, Верхнеуральске, Краснотуринске, Аше — марганец. В Магадане, Верхоянске, Алдане, Вилюйске — золото. В Андижане, Лениногорске, Норильске и др. — уран. Силами заключенных велась добыча свинца, олова, апатитов, слюды, платины и иных полезных ископаемых, коими богата земля русская.

Такую же тяжелую работу приходилось выполнять и советским зэчкам. Лагеря принудительного труда подразделялись на четыре категории: общего, усиленного, строгого и особого режима. Женщины в смешанных лагерях размещались в особых бараках и в особых «филиалах» лагерей, называемых лагерными отделениями, или лагерными пунктами.

В книге «Женщины и коммунизм» И. А. Курганов приводит список женских лагерей и лагерных пунктов, о которых стало известно во время опроса бывших заключенных, оказавшихся в годы Второй мировой войны на Западе. Список, конечно же, далеко не полный, однако внушительный; в нем значатся:

женский спецлагерь № 6 в Норильске на 3500 человек; женский спецлагерь № 7 в Норильске; женский лагерь № 1 в группе Кингирь на 6000 чел.; женский лагерь в Инте № 388/16 на 3000 чел.; смешанный лагерь на Земле Франца-Иосифа; женский лагерный пункт № 1 в Караганде на 2800 чел.; женский лагерный пункт № 4 в Обезе на 4000 чел.; женские лагерные пункты в Краснотуринске № 286/1, 286/6, 286/9.

женский лагерный пункт в Кемерово; женский лагерный пункт в Магадане; женский ОЛП (отдельный лагерный пункт) в Красноярске № 3, в 6 км от Решот на 8000 чел.;

женский ОЛП № 4, в 120 км от Решот на 1200 чел.; женские лагерные пункты в Мариинске № 2 и № 3;

женские лагерные пункты в Потьме № 1, № 3, № 6 (только этот — на 3000 чел.), № 10, № 16;

женские лагерные пункты в Усть-Вымь № 2, № 3, № 17; женское отделение 12, № 223-р в Воркуте на 1500 чел.; женское отделение 16, № 233-р в Воркуте на 3000 чел.; женское отделение 17 в Воркуте на 4000–5000 чел.

И много-много других мест заключения, предназначавшихся для Женщин, превращенных преступной системой в изгоев и рабынь.

Места, где отбывали сроки женщины, выглядели устрашающе. Обычно каждый лагерь состоял из десятков бараков, обнесенных забором из колючей проволоки высотой в 3–4 метра. Около забора проходила заминированная полоса земли шириной в 5–6 метров, освещаемая ночью прожекторами. Заключенный, оказавшийся на запретной полосе, расстреливался с вышек, расположенных через каждые 100–200 метров. Иногда таким способом зэчки умышленно шли на смерть, избавляясь от невыносимых мучений, сексуальных домогательств и унижений.

С внешней стороны забор охраняли, помимо вооруженных охранников, и сторожевые собаки. Оглашенно лающие с пеной у рта овчарки, которых нам тиражировало советское кино в психологических сценах, когда несчастных советских пленных прогоняют под дулами немецких автоматов, — вымысел киношников, но лишь отчасти, потому как стоит актеров, играющих «проклятых фашистов» переодеть в советскую форму, как сразу все становится на место. Это реализм, но реализм, имеющий отношение в первую очередь к советской системе! К слову, овчарки, используемые для охраны немцами, отличались молчаливой злобой, им не дозволялось лаять до истерической хрипоты.

С такой тщательной охраной побег из советского лагеря был практически невозможен; тем более что на сотни или даже тысячи километров вокруг зачастую не было ни людей, ни жилья.

Работа заключенных столь тяжела, что немногие могли дожить до окончания срока. Я встречалась с бывшими заключенными Инты, пожилой супружеской парой, прошедшей в молодости настоящий ад. Оба попали в концлагеря еще старшеклассниками, он, Микола Канаш — ставший жертвой навета, что будто бы был причастен к порче портрета Сталина гвоздем; она, Мария Канаш — читала патриотические стихи на родном языке, и, значит, попала под влияние националистически настроенной группы молодежи. Оба выжили, чтоб после встретиться и создать сплоченную семью из двух человек (женщина после лагерной жизни не могла рожать), устало ненавидящих советский режим и знающих настоящую цену всем советским лозунгам и призывам.