Читать онлайн «Мои больные (сборник)». Страница 24

Среди населения Городка все же было 2–3 больных средней степени тяжестт и несколько случаев легкого воздействия хлором в виде ларингита или трахеобронхита. Их лечение требовало только времени. Преподавание военно-полевой терапии на нашей кафедре обогатилось этим опытом.

В одной из войсковых частей в Саратовской области группа бойцов выпила какого-то спирта. На каждого пришлось от 50 до 200 мл. Знали, что не этиловый спирт, но в каком-то кураже все же выпили. Через полчаса всех стало рвать. Рвота была мучительной, выворачивало все внутренности. Врач части осмотрел отравленных и скорой помощью на вторые сутки направил их в Клинический городок Университета. К этому времени стало очевидным развитие у всех пострадавших острой почечной недостаточности. Их разместили на функциональных койках в широком коридоре хирургической клиники.

Обследование выявило у каждого тот или иной уровень азотемии, почти полное отсутствие диуреза, появление в моче большого количества оксалатов. Я сам видел в микроскоп, как под стеклышком в капле осадка мочи медленно в большом количестве плывут октаэдры хрустального вида. Лаборант пояснила, что это патологические формы оксалатов.

Приезжали офицеры из воинской части. Привезли остатки выпитой жидкости. Судебно-химическое исследование определило характер яда. Им оказался антифриз. Насколько я понял тогда и помню, это из группы антифризов, использующихся в качестве антиобледенителей.

Больным становилось все хуже. Вокруг них «колдовали» анестезиолог В.А.Орешников и токсиколог А.А.Кажекин. Их готовили к проведению операции «искусственной почки», но состояние их было таким тяжелым, что эта операция все время откладывалась. Применение капельниц тоже было ограничено: диурез практически отсутствовал. Двоим из шести стало получше, и их вывезли из коридора в палату. В отношении остальных положение усугублялось. Им провели сеанс гемодиализа (доц. В. Гладков), но они постепенно погружались в азотемическую кому. К утру скончались все четверо. Вот такое несчастье. Нужно ли это помнить? Наверное.

В бытность свою врачом медицинского пункта Рязанского парашютно-десантного полка (1956–1962 гг.) я раза два проходил месячное прикомандирование в противотуберкулезном отделении гарнизонного госпиталя. Лежали здесь в основном больные с хроническими формами туберкулеза, офицеры в отставке, солдаты срочной службы были здесь редкими пациентами. Здесь было тихо. Врачи (Калошин, Степанчук, Варшавская, Локшин и др.) работали слаженно и владели всеми методами инструментальной диагностики и терапии (пункции, торкоскопия, пережигание плевральных спаек, поддувание легких, прижигания и т. п.). Здесь было чему поучиться.

Вспомнил я об этом времени вот почему. Один из фтизиатров, спокойный и рассудительный украинец, очень любил есть сало. Ему его регулярно привозили и присылали с родины, с Украины. В ординаторской в холодильнике оно хранилось всегда. Сало было белейшее с розовыми прожилочками, с чесночком и действительно было очень вкусное и сытное. Съешь бутерброт с куском сала толщиной в два сантиметра и целый день сыт. Фтизиатр был щедр, а народ и не отказывался.

Но к несчастью однажды он заметил у себя кровохарканье, сначала скудное, а позже заметное и постоянное. Сделали рентгеноскопию и снимки, тем более аппарат был под рукой. Фтизиатры хорошо разбирались в рентгеновской картине легких. В то время как таковых пульмонологов в нынешнем понимании еще не было, а фтизиатры были знатоками. Кстати, меня в них это знание очень привлекало. Так вот, в паренхиме легких у нашего доктора были выявлены округлые довольно плотные образования. И не только в верхушках. Это был не туберкулез. Подумали, почитали и поняли, что легкие поражены цистицеркозом. Я встретился с этим впервые.

Вскоре состояние больного ухудшилось, появилась одышка. Еще позже у него нарушилась координация движений, как-то он даже упал на лестнице в отделении. Сделали снимки черепа, и в головном мозге тоже выявили кисты цистицерка. Больному был назначен постельный режим. Присоединилась рвота центрального генеза. Консультировались в Москве, в госпитале им. Бурденко. Назначались какие-то специфические препараты, но лечение было безуспешным. Больной впал в мозговую кому и скончался.

Сало, хоть и было не с рынка, а из родного села, оказалось зараженным. Нужно быть очень осторожным, тем более, кто из нас не любит украинского сала.

В нашей клинике (г. Саратов, 8-я больница) в 90-х годах находилась на обследовании молодая женщина, у которой в легких были обнаружены два эхинококковых пузыря. Располагались они в прикорневых областях, и их картина на рентгенограммах сомнений не вызывала. Клиники не было никакой, разве что больная периодически испытывала диффузный кожный зуд.

Было известно, что она живет в сельской местности под Саратовом. О ее контакте с животноводческим комплексом у себя дома сведений не было. Собаку во дворе держали.

Проконсультировались с легочным хирургом (проф. В.И.Маслов). Больной предложили оперативное удаление эхинококковых пузырей. При этом утрата легочной ткани была бы минимальной, а асептика, предполагавшая сохранение пузырей при их удалении, была бы надежно обеспечена. Но больная отказалась от операции и была выписана по месту жительства.

Прошло полгода. Меня вызвали на консультацию в одно из хирургических отделений в Областной больнице. К своему удивлению, я встретился с моей прежней пациенткой. Но ситуация изменилась: больная была беременной, и этого уже нельзя было не заметить. Но и объем поражений эхинококкозом стал другим. Эхинококковые пузыри в легких увеличились в размерах и появились новые: где-то под капсулой печени и в области малого таза, возле придатков матки.

Клинических проявлений по-прежнему практически не было. Присутствующим на консилиуме было ясно, что провести нормальные роды со временем было бы невозможно, это грозило бы нарушением целости капсул пузырей и рассеиванием их по брюшине. Гинеколог и я долго убеждали больную в необходимости прерывания беременности, но она не соглашалась, так как беременность была у нее первой. Если бы она согласилась, то возможности последовательного оперативного вмешательства сохранялись бы, конечно. Разговоры закончились слезами и упорным отказом от предлагаемой помощи.

Спустя месяц у женщины произошли преждевременные роды, закончившиеся мертворождением. Дальнейший ход событий остался мне неизвестен.

В августе 1960-го года, в Рязанском десантном полку, где я работал врачом, для всего рядового состава проводили очередной марш-бросок на 3 км. Бежали по пересеченной местности за территорией части. На расстоянии двух километров по ходу трассы был оборудован пункт контроля: врач, санинструктор, офицер из штаба, зам. по физической подготовке и санитарная машина с шофером. Врачом был я. Дело было рутинным, но так как участников было много (до 1,5 тысяч) все было организовано четко. Бежали взводами, на время, так как проводился конкурс. Результаты фиксировали на финише.

Август. Жара. Бежали в гимнастерках или без них, но в сапогах. Настроение у гвардейцев было разным, кто-то выкладывался (соцсоревнование!) и таких было большинство, а кто-то бежал с ленцой. А мы – контролеры и наблюдатели – поддерживали бегунов. Им предстояло бежать еще километр, самый пик напряжения!

Прошло больше часа. Пробежало уже человек 500. Смотрю, один солдатик бежал-бежал, вдруг перешел на шаг и упал лицом в траву… Прямо возле нас. Приподняли его, повернули лицом кверху, а он, красный, потный, не дышит и без пульса. Раздумывать было некогда. Сразу приступили к оказанию помощи. Я проводил непрямой массаж сердца, а санинструктор, устроившись у солдата «в голове», открывал ему рот и делал вдох рот в рот: один на мои 4 качка в области грудины. Казалось, что время бежит, мы сами тут же взмокли – то ли от жары и напряжения, то ли от волнения. Остановившись на секунду, присмотрелись. Задышал! Дали ему попить водички и оттащили в тень, к машине. Сняли с него гимнастерку и мокрым полотенцем вытерли ему лицо, голову и грудь. Измерили давление: 115 на 80 мм рт. ст. Но у него сохранялась слабость, и болело в висках. Был он небольшого роста и не из числа гренадеров. Он уже мог сидеть, но мы его погрузили на носилки и отвезли в медпункт, а позже в госпиталь.

Что это было? Солнечный удар? Но сердцебиения не было минут десять. Что-то большее? Отбор в ВДВ был строгим, но ведь всего исключить было нельзя. Солдат был первого года службы, но прослужил уже месяцев 10 и даже прыгал с парашютом. Органической патологии сердца в госпитале установлено не было, солдат был выписан в часть, но был освобожден от участия в кроссах и поставлен на врачебный учет.