Читать онлайн «Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке». Страница 22

Чтобы предотвратить утечку информации через пленных, патрулирование передовых позиций поручалось только тем подразделениям, которые стояли на передовых позициях. Военнослужащим инженерных частей, которые видели масштабы приготовлений, не разрешалось проводить рекогносцировку минных полей, которые им предстояло разминировать. Даже в день начала операции было запрещено появляться на передовой с картами планов наступления.

Притом что движение военного транспорта было резко ограничено на северном участке фронта, оно было весьма интенсивным на юге, чтобы создать у противника иллюзию, будто главный удар будет нанесен именно здесь. На восточной окраине Мунассиба были сооружены плохо замаскированные ложные артиллерийские позиции, дальше на юге располагались ложные полевые склады и пункты управления войсками. Ложные водопроводные линии с насосными станциями вели к ложным коллекторам воды в 4 милях к востоку от Самакет-Габаллы. Работы начались 26 сентября и продвигались такими темпами, что можно было предположить их окончание только в начале ноября. Когда 10-й корпус начал выдвижение на исходные позиции, то вначале, днем, он двинулся на юг, в ближний тыл 13-го корпуса. Выдвижение на позиции развертывания 10-го корпуса перед наступлением было начато 18 октября и закончено на рассвете 23 октября.

Все приготовления были тщательно завершены. Но материальная подготовка пропала бы даром, если бы войска не были приведены в боевую готовность. Этому вопросу Монтгомери лично уделял первостепенное внимание. Изменения в командовании коснулись не только высших эшелонов; чистка прошла и в среднем звене. Командующий армией производил на всех большое впечатление своей неординарной личностью и необычным головным убором. 14 сентября он отдал специальный приказ о моральном состоянии войск, подчеркнув, что не только физическая, но и моральная подготовка делают из солдат закаленных и упорных бойцов. 6 октября был издан еще один приказ о командовании и руководстве войсками. В приказе было подчеркнуто, что солдат никогда не должен сдаваться в плен. Нет сомнения в том, что в армии царило настроение уверенности в победе и решимость воевать до конца, которые усиливались по мере приближения срока начала наступления, хотя чувства солдат и офицеров были разными в разных соединениях и у отдельных людей. Самый высокий моральный дух был у солдат хайлендерской дивизии. Они горели желанием отомстить за Сен-Валери, и это был первый случай столкнуться с противником на поле боя после падения Франции. Им отдавали предпочтение с самого прибытия, ибо это были сливки шотландского воинства. Австралийцы находились на фронте бессменно с середины июля, но до этого дивизия практически не принимала участия в боевых действиях, так как ее сменили в Тобруке перед началом операции «Крусейдер». Бойцы дивизии были закалены, и в дивизии царил высокий боевой дух. Новозеландцам также посчастливилось не участвовать в летних боях у Газалы. После операции «Крусейдер» они были до мартовского отступления отведены с фронта в тыл. После этого провели несколько неудачных боев, но все они были уже закаленными, понюхавшими порох ветеранами, за исключением бригады Карри, которая еще не была обстреляна, хотя 3-й гусарский полк побывал в бою, но это было еще до падения Крита. 1-я южноафриканская дивизия участвовала в боях у Газалы, но практически не принимала участия в крупных операциях. С тех пор как южноафриканцы прибыли в пустыню после впечатляющего победоносного перехода из Кении в Аддис-Абебу, они редко участвовали в настоящих сражениях. Они бессменно находились на фронте у Эль-Аламейна с первых чисел июля и были не такими свежими, как хотелось бы. 4-я индийская и 50-я дивизии были ветеранами пустыни, но их не стали привлекать к главному удару наступательной операции, так как они еще не оправились от потерь, понесенных летом. 44-я дивизия вообще была несчастливой. С момента прибытия на театр войны ее так и не сумели «настроить» на крупную операцию. Атаки, предпринятые ее 132-й и 131-й бригадами, закончились очень неудачно. Дивизия потеряла 133-ю бригаду, и теперь ей предстояло играть вспомогательную роль в составе 7-й бронетанковой дивизии.

7-я бронетанковая дивизия – старое надежное соединение, лишенное одной моторизованной бригады, – находилась в самом конце списка кандидатов на получение новых танков. Ее личный состав можно простить за ту обиду, которую он испытывал, чувствуя свое ущербное положение по сравнению со свежими войсками, прибывшими из Англии. Но зато 7-й дивизии исключительно повезло с командирами. Ею командовали Джон Хардинг и Пип Робертс. Дивизия не любила район побережья и предпочитала действовать самостоятельно на южном участке фронта. Задача, поставленная перед дивизией, была не из легких, но солдаты и офицеры не сомневались, что справятся с ней не хуже, чем все другие.

При всей поверхностной безмятежности не все гладко обстояло и в отношениях между генералами. Монтгомери издал приказ, согласно которому 10-й корпус в случае, если 30-й корпус не сможет выполнить поставленную перед ним задачу, должен будет на свой страх и риск пробиваться к исходным позициям для наступления. Это было совсем не похоже на первоначальный план, который предусматривал для 10-го корпуса выход на расчищенные 30-м корпусом минные поля и разгромленную линию обороны противника для развертывания в наступательный порядок в спокойной обстановке – на разминированном минном поле и при отсутствии противника. Ни Ламсден, ни его дивизионные командиры не рассматривали этот план как верное предложение, и они были не одиноки в своих оценках. Командиры трех дивизий доминионов, Фрейберг, Моршид и Пиенаар, дали понять Лису, что не разделяют уверенности командующего в том, что танковым дивизиям удастся так быстро взломать оборону противника. Эти командиры предвидели, что такие попытки нанесут урон их бронетехнике и приведут к катастрофе, последствия которой скажутся на всех позже. Они полагали, что атака пехоты должна предшествовать прорыву танков. Командование 30-го корпуса считало, что 10-й корпус не собирается прорываться всерьез. Столкнувшись со столь сильной оппозицией, Лис обратился к Монтгомери, который подтвердил, что 10-й корпус должен пройти через порядки 30-го корпуса на рассвете первого дня операции. Нет сомнения, что Монтгомери вспомнил опыт Франции в Первую мировую войну, когда долгие паузы между атаками пехоты приводили к тому, что противник усиливал свою оборону и успешно противостоял этим атакам. К тому же Монтгомери, вероятно, понял, что у него не хватит пехоты для того, чтобы развить успех на большую глубину прорыва. В двух бронетанковых дивизиях Ламсдена уверенность в победе была довольно слабой. Весь личный состав 1-й бронетанковой дивизии состоял из ветеранов и имел то преимущество, что им командовал их старый дивизионный командир. Боевой опыт 8-й бронетанковой бригады 10-й бронетанковой дивизии ограничивался неудачным столкновением с 15-й немецкой танковой дивизией на второй день операции у Алам-эль-Хальфы. Состав 24-й бронетанковой бригады вообще до сих пор не нюхал пороха. 133-я автомобильная пехотная бригада последний раз сталкивалась с противником у Дюнкерка и теперь испытывала большие трудности, так как была выведена из состава своей дивизии и осваивала новую для себя роль моторизованного соединения, не имея достаточного времени на реорганизацию и обучение.

В последние несколько дней до начала операции большая часть людей и техники начала выдвижение на исходные позиции. Командирам крупных соединений и их штабам с этого момента осталось только наблюдать за происходящим, ибо теперь они мало что могли изменить, чтобы повлиять на исход наступления. Поэтому самые умные командиры решили передохнуть и не вмешиваться в непосредственные действия своих подчиненных. Де Гинган, нарушив все правила секретности, за несколько дней до начала сражения оставил свой штаб и уехал дня на три в Александрию. Люди читали книги, играли в карты или просто спали. Многие писали послания, понимая, что эти письма могут оказаться последними в их жизни. Практически для всех, особенно для пехотных дивизий 30-го корпуса, которые должны были взять на себя основную роль в нанесении удара, 23 октября должно было стать днем тяжких испытаний. Этот день пехоте предстояло провести в бездействии, сидя в своих окопах и не имея права покинуть их даже по естественной надобности. Их задача была ждать. Лучше всего было бы просто не думать о надвигающемся сражении, но разве можно было выбросить мысли о нем из головы? Это длительное ожидание в невыносимой жаре больше всего давило людей, которым впервые в жизни предстояло столкнуться в бою с реальным противником. Ветеран воспринимал будущее сражение со смесью цинизма, фатализма и внешнего спокойствия, характерной для таких людей и скрывающей истинные чувства, в которых он никогда не признался бы даже самому себе.