Читать онлайн «Страсти по Филонову: Сокровища, спасённые для России». Страница 15

Это нужно было сделать и по другой причине. В советские времена в центральных и провинциальных печатных СМИ была рубрика "Возвращаясь к напечатанному", где обсуждались резонансные материалы, опубликованные на страницах советских газет и журналов. Таким способом осуществлялась связь между советской властью, средствами массовой информации и обществом. За этим власти следили, и отклики на публикации имели подчас не меньшее значение, чем сами материалы. Как уведомил читателей "Огонек", статья о загадочном перемещении рисунков Павла Филонова из ГРМ в парижский Центр Помпиду "вызвала большой поток писем в редакцию". А в 32-м номере журнала за 1990 год под вышеозначенной рубрикой было опубликовано письмо руководства Русского музея в редакцию "Огонька", в котором отмечалось, что статья про филоновские двойники "поднимает многие очень важные, актуальные вопросы, прямо или косвенно связанные с общим состоянием культуры и музейного дела в СССР". В письме выражались определенные опасения: "Мы заботимся не о защите любыми средствами "чести мундира" и не хотим, чтобы все у нас было "шито-крыто". Но слухов, сплетен, домыслов, доходящих до прямой враждебности, в музее в связи с этим было предостаточно. Все это осталось, и статья может стать новым импульсом для конфронтации".

И как резюме: "Если компетентные органы, на которые ссылается автор статьи, обладают информацией о незаконной или вредной деятельности сотрудников музея или людей, с музеем сотрудничающих в стране или за ее пределами, то все факты должны быть обнародованы, и чем раньше, тем лучше. <…> Музей и сегодня заинтересован в том, чтобы история с произведениями Филонова была дорасследована; музей не имеет никакой информации о ходе следствия и о причинах его прекращения.

Следует помнить о том, что в Центре Помпиду состоялась большая выставка Филонова; она, наконец, открыла миру этого великого художника. Музей, не получив никакого содействия от министерств и ведомств, ведет прямые переговоры с Центром Помпиду о возвращении вещей Филонова. Французская сторона готова идти навстречу, но юридически решить этот вопрос очень непросто. Не хотелось бы, чтобы недостаточно корректная публикация этому помешала".

Письмо подписали: директор Государственного Русского музея В. А. Гусев, замдиректора по научной работе Е. Н. Петрова, замдиректора по учету и хранению Г. А. Поликарпова, секретарь партбюро С. В. Любимцев. А в постскриптуме к письму было сказано: "В настоящее время дирекция Государственного Русского музея, желая положить конец запутанной истории с пропажей филоновских рисунков, обратилась в городскую прокуратуру".

Таким образом, главная цель публикации была достигнута: криминальный сюжет предан огласке, а руководство ГРМ обратилось в прокуратуру с просьбой о расследовании. А поскольку целью публикации была не только широкая огласка истории с филоновскими двойниками и начало следствия по этому не единожды замятому делу, но и содействие возвращению похищенных работ Филонова в Русский музей, редакция журнала попросила автора статьи прокомментировать сделанные руководством ГРМ замечания. Обстоятельный комментарий был тут же дан. А заканчивался он словами: "Убежден, что статья ни в коей мере не помешает возвращению рисунков Филонова, а, напротив, будет способствовать этому. Надеюсь, следствие назовет виновных, снимет тень подозрения с остальных и поставит точку в этой запуганной истории"[43].

В итоге так и вышло, хотя не совсем. После долгих переговоров в 2000 году семь из восьми контрабандно вывезенных из Ленинграда в Париж рисунков Павла Филонова были возвращены в Русский музей. А вот предпринятые правоохранительными органами следственные действия завершить не удалось. Потому что ключевые фигуранты и свидетели этой драмы один за другим отправились в мир иной, и начатое ленинградским УКГБ следственное дознание повисло в воздухе, как и расследование в прокуратуре. А потом развалился Советский Союз, исчез КГБ, а ФСБ России ельцинские "демократы" лишили следственных функций. В итоге дело о "спящих девах" (филоновских двойниках), как в старинном карточном пасьянсе, осталось юридически не раскрытым. Но фактология-то никуда не делась. И теперь, когда истек срок давности по данному преступлению, мы можем изложить выявленные тогда факты, актуальность которых не утрачена и поныне. Ведь это страницы истории крупнейшего в мире музея русского искусства, это история культурной жизни Ленинграда — Санкт-Петербурга, которую надо знать. Не называя некоторые фамилии (презумпция невиновности) и некоторые обстоятельства совершения преступления, изложу лишь факты и обозначу связи. А читатели пусть сами сложат из мозаичных фрагментов пазл с картиной того, что происходило вокруг наследия Павла Филонова в Русском музее и вне его.

Для начала еще раз вспомним события весны и лета 1977 года: разгар следствия по делу Гуткиной, нелегкие переговоры молодого следователя КГБ с Евдокией Николаевной Глебовой, ее дарственная Русскому музею и внутримузейный акт № 4554, удостоверявший, что 56 живописных и 244 графические работы Павла Филонова поступили на хранение в Русский музей. Эти события совпали с приходом туда нового директора из райкома КПСС — на дарственной и упомянутом акте стоят ее подписи. В числе 244 должны были находиться и те восемь рисунков Филонова, из-за которых разгорелся сыр-бор.

В музейном деле есть две категории хранения: временное хранение (ВХ) — временное нахождение в фондах или на выставках музея вещей, принадлежащих частному лицу, а также поступающих на фондовую (в случае дара) или закупочную комиссию, причем владелец может забрать любую вещь и потом вернуть в музей, — и постоянные поступления (ПП), когда вещь или коллекция переходит в собственность музея и никто, кроме его сотрудников, не имеет права распоряжаться ею. В этом случае начинается комплекс работ по инвентаризации и составляется акт приема, регистрируемый директором музея. Так вот, актом № 4554 от 21.06.1977 г. удостоверялось, что находившиеся семнадцать лет на временном хранении работы Павла Филонова переходят на постоянное хранение в Русский музей и требуют документальной обработки. Сроки ее музейными инструкциями не регламентируются, но обычно на это уходит несколько месяцев, от силы год-полтора. Дар Е. Н. Глебовой произвел сильное впечатление на коллектив ГРМ. Сотрудникам музея хотелось поскорее начать документировать вещи и произвести их научную обработку, чтобы через пять лет открыть персональную выставку художника, приуроченную к его столетию. С живописью Филонова так и получилось: хранитель фонда живописи XVIII — начала XX века провела надлежащую работу. А вот судьба графической части наследия сложилась иначе.

Год графика лежала в фонде дореволюционной живописи в ожидании директорского приказа. 11 июля 1978 года по приказу и акту № 15596 рисунки Филонова были переданы в отдел советской графики на инвентаризацию. Приняла их хранитель гравюры и рисунка. Однако в начале октября по воле директора ГРМ в отделе произошла полная "смена караула", и на место "добровольно" выбывших специалистов назначили трех новых хранителей. Вскоре одна из них, заведовавшая рисунками, ушла в декретный отпуск. Ей полагалось составить на рисунки Филонова инвентарные карточки. Работа эта большая, сделать ее хранитель не успела, и в итоге на неопределенное время вся хранившаяся в ГРМ графика Филонова оказалась в положении человека без паспорта.

В том же октябре 1978 года началась крайне странная операция по передаче рисунков Филонова из постоянного фонда хранения рисунков во временный. По акту от 23 апреля 1979 года, утвержденному замдиректора по пропаганде (тогда и. о. директора) ГРМ, они были переданы. Странность манипуляции заключалась не только в том, что рисунки передавались с постоянного хранения на временное, но и в том, как это было сделано. Работы были переданы без необходимой в таких случаях поименной нумерации и не зарегистрированы поименно в книге поступлений отдела учета. Их передали списком, указав только общее число — 244. Так, списком, они лежали два года и девять месяцев. Не будем искать здесь тайный смысл, но скажем, что сие означает. Сама передача рисунков с ПП на ВХ означала более легкий доступ определенного круга сотрудников музея (и не только) к незадокументированным произведениям искусства, а передача их списком давала возможность манипулировать ими. При этом правом допускать или не допускать кого-либо к незаинвентаризованной коллекции рисунков Филонова обладали директор и замдиректора ГРМ по науке, а они, как знаем из рассказа Евгении Николаевны Петровой, не подпускали к ней никого.

В 1981 году прошла нашумевшая выставка "Москва — Париж", где работы Филонова привлекли к себе всеобщее внимание. Интерес к творчеству мастера в мире начал расти, и актуальность скорейшей научной каталогизации филоновского фонда стала очевидной. И вот 29 декабря 1982 года на производственном совещании отдела рисунка XVIII — начала XX века сотрудники отдела в присутствии директора музея Л. И. Новожиловой подняли этот вопрос, предложив подключить к инвентаризации ведущих специалистов музея Е. Ф. Ковтуна и Е. Н. Селизарову. Новожилова поначалу согласилась, но потом последовал ее устный приказ: специалистов в филоновский фонд не пускать.