Читать онлайн «Москва: мистика времени». Страница 44

И однажды вечером раздался долгожданный звонок:

– Мебель купили! Беги скорей!

Я влетела к подружке, когда обе наших куклы уже гордо восседали на крошечных стульчиках, спинки которых, как и вся другая мебель, были раскрашены красными цветами. Красота! Уют!

– Представляешь, после магазина бабушка потащила меня опять на улицу Фурманова. Мы даже замерзли там! – говорила подружка.

Но я, глядя на волшебную картинку домика и мебели, пропустила ее слова мимо ушей.

Вспомнила только потом, когда через пару месяцев Ларочка с бабушкой ухитрились купить еще и посуду куклам в домик.

– Опять на Фурманова катались! – сообщила подруга. – И вот! Угадай, что ба под домик положила?

Конечно, я не угадала, хоть и перечислила много чего. Но Ларочка отогнула угол скатерти, на которой расположился домик, и я увидела десятку – большие деньги по тем временам! Надо же… И зачем?!

Расспрашивать я постеснялась. Ну а потом, после окончания учебного года, подруга объявила мне, что она уезжает за границу. Родителей назначили какими-то там представителями, и они берут ее с собой. Больше подружки я уже не видела. Потому что к тому времени, когда ее семья вернулась в Москву, бабушка уже обменяла их ветхое и разваливающееся жилье на новую квартиру.

А вот о кукольном домике, переулке Фурманова и денежной купюре под скатертью я узнала совершенно поразительную мистическую историю. Оказалось, все это теснейшим образом связано одно с другим. А во главе угла лежат конечно же тайны московских улиц.

Улица Фурманова, куда бабушка таскала внучку после каждой покупки кукольного домика и его причиндалов, получила свое название в 1933 году в память о писателе Дмитрии Фурманове, создателе романа «Чапаев», по которому был снят культовый советский фильм. До того это место называлось Нащокинским переулком, в честь генерала Нащокина, который владел здесь домами и сам жил в конце XVIII века.

Угол Гагаринского и Нащокинского переулков, дом 4/2

Генерал этот происходил из древнего и славного рода Нащокиных. Предок их приехал в русские земли еще в начале XIV века из далекой Италии. Там он находился в опале, а у нас, при дворе великого князя Тверского Александра Михайловича, попал в фавор, поскольку был опытным и мужественным воином. Прозвище Нащока, которое получил то ли он сам, то ли один из его храбрых сыновей, тоже говорило о ратных делах. Нащеека (именно так, с двумя «е») значило затылок, непробиваемый в боевой схватке. Видно, крепкая голова была у Нащокина. Недаром впоследствии все они становились военными и отличались в сражениях. Добыли не только славу, но и огромные богатства – дома и усадьбы в Петербурге и Москве.

Однако самым знаменитым в истории стал Павел Воинович Нащокин, который тоже честно пошел на воинскую службу, но быстро понял – муштра и плац не для него. Дело в том, что был Павел Воинович по складу скорее философом и ценителем искусств. Но главное – он являлся ближайшим другом Пушкина, у которого поэт обычно останавливался, приезжая в Москву. Тут стоит напомнить, что сам Павел Воинович в Москве домов не имел, а снимал их. Так, в конце 1820-х годов он снимал дом там, где жили его предки – на углу Нащокинского и Гагаринского переулков, если считать по первому – дом 2/4, по второму – 4/2. В XIX веке эти места называли по старинке – «у Сивцева Вражка» (вариант – на Сивцевом Вражке), потому что рядом был овраг (вражек), по которому протекла речка Сивка. Называли ее так потому, что вода в ней была грязная (сивая). Сама она впадала в легендарный ручей Черторый (по легенде, прорытый чертями), о котором уже шла речь. Напомним, его местность – Чертолье – одна из самых загадочных и мистических территорий Москвы. Сейчас это Пречистенка. Название пошло от иконы Пречистой Девы Марии. Доминантами сегодняшнего района Пречистенки служат нововозведенный храм Христа Спасителя и Музей изобразительных искусств имени Пушкина на Волхонке. Действительно, кому же спасать территорию от нечистого духа, как не храмам – Веры и Искусства?

Но во времена, когда Павел Нащокин поселился в Нащокинском переулке на Пречистенке, не существовало еще ни храма Христа Спасителя, ни тем паче Музея искусств. А вот речка Сивка уже была заключена в трубу около Арбата, так что грязи в районе поубавилось. Место было тихое, но уютное. В гостеприимный дом Павла Воиновича приезжали частые гости. Заезжал сюда к другу и Пушкин после того, как вернулся из ссылки в 1826 году.

Они дружили с детства. Павел был на два года младше Пушкина (родился в 1801 году), учился в Царскосельском лицее вместе с младшим братом поэта. В отличие от Пушкиных семейство Нащокиных было богато. Отец Павла – прославленный генерал, обласкан монаршей милостью. Но сынок от него мало взял – был избалован матушкой, во всем ему потакавшей.

Недаром Павел получил от столичной «золотой молодежи» прозвание оригинала, а проще говоря, шалопая. Чудил в Петербурге – и как только свои шуточки-то выдумывал?! Переехал от матери в свои съемные апартаменты и нанял в дворецкие карлика. Отсылал его знакомым в. подарочном букете. Занесут такой огромный букет в гостиную, а из него, как чертик из табакерки, «карла» выскочит в самом фантастическом наряде. Ясное дело: мужчины – в шоке, дамы – в обмороке. А в 1821 году Нащокин устроил и вовсе хулиганскую выходку: поспорил с лихим гусаром Луниным, впоследствии – знаменитым декабристом, что тот осмелится проскакать на коне по Невскому нагишом. Так бретер Лунин пари выиграл. Правда, прямо на главном проспекте столицы его и забрали в участок – голого, но довольного, ведь выигрыш того стоил. Конечно, скандал замяли, но вот тогда-то родственники взяли судьбу беспутного шалопая Нащокина в свои руки – определили Павла в армию, в Измайловский полк. Однако оригинал Нащокин и в привилегированном полку не задержался. В 1823 году в отставку вышел и снова начал куролесить. Повел жизнь бурную и бесшабашную. Снял целый бельэтаж в огромном доме на Фонтанке, куда и созывал гостей-приятелей. Ночные карточные игры переходили в попойки, кутежи и катанья по ночному Невскому в каретах, отделанных золотом.

Правда, загулы частенько сменялись поэтическими вечерами, а бессмысленные траты – «щедрой благотворительностью на дела искусства» (как отмечали современники): Павел помогал многим литераторам и художникам. Сам он искусствами не занимался, но умел весьма красочно рассказывать. По его рассказам Пушкин написал «Дубровского» и «Домик в Коломне». А Гоголь посвятил Нащокину несколько глав из второй части «Мертвых душ». Сам же Павел Воинович говорил о себе: «Я – человек разнонасыщенный: и добрых дел заводила, и страшный мот и кутила».

Но, видно, игры с живыми людьми Нащокину надоели, и взялся он за игру в. куклы. Начал создавать себе диковинную игрушку – кукольный домик. Точно – недоиграл в детстве.

Домик обустраивал как будто он – реальный. Может, потому, что собственного дома у Нащокина никогда не было – одни съемные. Вот и решил – хоть маленький, но СВОЙ собственный, по своему усмотрению во всем обустроенный. Был тот домик-крошечка высотой в два аршина (около 142 сантиметров) со стеклянными стенами – чтобы видно, что внутри. Настоящий стеклянный замок, обошедшийся, между прочим, в 40 тысяч. За эдакие-то деньги можно было два реальных дома купить! Только ведь в реальных-то все по чужому вкусу устроено, а тут все по его будет – Нащокинскому!

Впрочем, еще одну версию появления домика-игрушечки обосновал друг Нащокина и Пушкина – их ровесник, известный писатель-романтик Александр Вельтман, о фантастической судьбе которого мы говорили в книге «Москва мистическая». Так вот в своей «московской романтической повести» «Не дом, а игрушечка!» Вельтман рассказал, что дом на углу Гагаринского и Нащокинского переулков, куда переехал Павел Воинович, на самом деле состоял из двух старых домов. А в каждом из них жило по дедушке-домовому. Но когда оба дома новый хозяин объединил в один, домовые стали ссориться, выясняя, кто теперь главнее. Один кричал: «Я!», но ведь и второй – то же самое. И вот более умному дедушке пришла в голову мысль – внушить хозяину (то есть Нащокину), что неплохо было бы устроить у себя кукольный домик. Уж где домовой такой видел, неизвестно. Но размечтался умный дедушка, что станет снова два дома (большой, а в нем маленький), и тогда у каждого домового будет свое место.

Уж как он объяснил это Нащокину, неведомо. Но результат налицо – Павел Воинович взялся за обустройство кукольного дома. Средств, конечно, не пожалел. На первом этаже устроил жилые покои, отделанные словно во дворце: пол выложен мозаичным паркетом, стены – то мраморные, то обитые золотым штофом, кругом микроскопические картины и скульптурки, библиотека с крошечными вынимающимися книгами, бильярд с шарами и киями. На втором этаже – танцевальная зала с тремя серебряными люстрами, многочисленными канделябрами на малахитовых подставках. Посредине – обеденный стол, сервированный на 60 персон, в дальнем углу – ломберные столики с крохотными колодами карт. Было там даже крохотное фортепианце, на котором можно играть, нажимая на клавиши вязальными спицами. Даже о винном погребе Павел позаботился: внизу в подвале в открытых ящиках поместил малюсенькие бутылки, но с реальными напитками. Всю обстановку долго собирал по частям: что-то привез, что-то заказал со всего мира – из Франции, Германии, Голландии и даже Китая. Не просто кукольный дом для игры – для жизни. Дом мечты Павла Нащокина. А может, правда, и его домового. Ведь тому точно подходил размер домика-игрушечки. Но кто бы мог подумать, что эта игрушка не просто спровоцирует повесть-сказку Вельтмана, но и окажет влияние на реальную жизнь Павла Нащокина!..