Читать онлайн «Утаенные страницы советской истории. Книга 2». Страница 26

По мнению Раковского, от предлагаемой им геополитической стратегии в выигрыше окажутся и СССР, и США. «Идеологически и экономически, — говорит он, — России и Америке желательно разрушение европейского колониального империализма, будь он прямой или косвенный. Соединенным Штатам желательно это даже еще больше. Если бы Европа потеряла в новой войне всю свою мощь, то Англия, не имеющая своих собственных сил, с исчезновением Европы как силы, как власти с первого же дня легла бы всей тяжестью со всей своей империей, говорящей на английском языке, на Соединенные Штаты, что было бы неизбежно и в политическом, и в экономическом отношении».

Заметим, что по итогам Второй мировой войны так фактически и произошло. Мощь Великобритании и Франции значительно ослабла, они утратили к началу 1960-х годов большую часть своих колониальных владений, и державой № 1 в мире стали США.

В ходе разговора Раковский высказывает мысль, что США заинтересованы в затяжке предполагаемой войны между Германией и «европейскими демократиями» и поэтому могли бы помогать последним. Довольно точна и характеристика стратегии, к которой прибегали США при вступлении в войну в XX веке. «Америка, — замечает Раковский, — не вступала раньше и никогда не вступит в войну, если она не подвергнется нападению. Ее правители смогут устроить так, что на них нападут, если это будет им удобно. В этом я вас уверяю. В тех случаях, когда провокация не имела успеха и враг на нее не реагировал, то агрессия изобреталась. В первой своей интернациональной войне, в войне против Испании (1898 год. — Авт.), в поражении которой не сомневались, они придумали агрессию, или вернее ее изобрели «Они»... Эта великолепная американская техника, которую я приветствую, в любой момент подчиняется одному условию: чтобы агрессия произошла в подходящий момент, т. е. в момент, нужный подвергшимся нападению Соединенным Штатам, — это значит тогда, когда они будут иметь вооружение. Есть ли сейчас налицо это условие? Вполне очевидно, что нет. В Америке имеются сейчас немного меньше ста тысяч человек под ружьем и посредственная военная авиация, у нее есть только внушительная эскадра».

Возможно, параллель между 1898 и 1941 годами и не совсем уместна, но все же укажем на обстоятельства вступления США во Вторую мировую войну. Общепризнанно, что произошло оно как ответ на внезапное нападение Японии на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе 7 декабря 1941 года. Но в последние годы у историков появляется все больше оснований предполагать, что нападение не было таким уж внезапным для группы высших государственных и военных руководителей США. Они, возможно, предпочли пожертвовать жизнями своих военнослужащих ради обретения возможности вступить в войну за обретение статуса «первой державы» на благоприятном пропагандистском фоне, созданном вероломным японским нападением.

Наша справка. Для государственного руководства США нападение японцев на Перл-Харбор не было, по сути, неожиданным, так как к этому времени американцам удалось расшифровать японские коды и они могли в течение нескольких месяцев читать все японские сообщения. Командование базы было предупреждено о неизбежности войны с Японией еще 27 ноября 1941 года, т. е. на следующий день после того, как оперативное соединение японского флота взяло курс на Перл-Харбор. Примечательно и то, что все четыре американских авианосца «по счастливой случайности» отсутствовали на базе в момент нападения: три из них вышли в море, один ремонтировался в Калифорнии. Странным образом американское командование не насторожило и то, что в ночь на 7 декабря у Перл-Харбора начали действовать японские сверхмалые подводные лодки, две из них были обнаружены и уничтожены американскими патрульными силами за несколько часов до начала авиационной атаки.

Для того чтобы читатель мог сам сложить мнение о «признаниях Раковского», приведем некоторые выдержки из переведенной на русский язык стенограммы весьма продолжительного разговора с некоторыми пояснениями.

КУЗЬМИН. Согласно тому, как мы договорились на Лубянке, я ходатайствовал о предоставлении вам последней возможности; ваше присутствие в этом доме обозначает то, что я этого добился. Посмотрим, не обманете ли вы нас.

РАКОВСКИЙ. Я не желаю и не собираюсь этого делать.

КУЗЬМИН. Но предварительно: благородное предупреждение. Теперь дело идет о чистой правде. Не о правде «официальной», той, которая должна выявиться на процессе в свете признаний всех обвиняемых... Нечто, как вы знаете, подчиняющееся целиком политическим соображениям или «соображениям государственным», как бы выразились на Западе. Требования интернациональной политики заставят нас скрыть всю правду...

РАКОВСКИЙ. Мы не являемся шпионами Гитлера, мы ненавидим Гитлера так, как можете ненавидеть его вы, так, как может ненавидеть его Сталин; пожалуй, еще больше, но это вещь очень сложная...

КУЗЬМИН. ...Вы, троцкисты, имели контакт с немецким штабом. Не так ли?

РАКОВСКИЙ. Да.

КУЗЬМИН. С каких пор?..

РАКОВСКИЙ. Я не знаю точной даты, но вскоре после падения Троцкого. Разумеется, до прихода к власти Гитлера.

КУЗЬМИН. Значит, уточним: вы не являлись ни личными шпионами Гитлера, ни его режима.

РАКОВСКИЙ. Точно. Мы ими были уже раньше.

КУЗЬМИН. И с какой целью?.. С целью подарить Германии победу и несколько русских территорий? (Странное для коммуниста того времени выражение: «русские территории»; в 1938-м в СССР говорили иначе: советские территории. — Авт.).

РАКОВСКИЙ. Нет, ни в коем случае.

КУЗЬМИН. Значит, как обыкновенные шпионы, за деньги?

РАКОВСКИЙ. За деньги?.. Никто не получал ни одной марки от Германии... Разве у Ленина не было высших соображений при получении помощи от Германии для въезда в Россию? И нужно ли признавать верными те клеветнические вымыслы, которые были пущены в ход для его обременения? Не называли ли его также шпионом кайзера? Его сношения с императором и вмешательство немцев в дело отправки в Россию разрушителей — большевиков — очевидны...

КУЗЬМИН. Правда это или неправда — все это не имеет отношения к вопросу.

РАКОВСКИЙ. Нет, разрешите докончить. Не является ли фактом, что деятельность Ленина вначале была благоприятна для немецких войск?.. Вот сепаратный мир в Бресте, на котором Германии были уступлены огромные территории СССР. Кто объявил пораженчество в качестве оружия большевиков в 1913 году?

...Ленин. Я знаю на память его слова из письма к Горькому: война между Австрией и Россией была бы очень полезной вещью для революции, но вряд ли возможно, чтобы Франц-Иосиф и Николай представили нам этот удобный случай. Как вы видите, мы, так называемые троцкисты, изобретатели поражения в 1905 году, продолжаем на данном этапе ту же самую линию, линию Ленина.

КУЗЬМИН. С маленькой разницей, Раковский; сейчас в СССР существует социализм, а не царь.

РАКОВСКИЙ. Вы в это верите?

КУЗЬМИН. Во что?

РАКОВСКИЙ. В существование социализма в СССР?

КУЗЬМИН. Разве Советский Союз не социалистический?

РАКОВСКИЙ. Для меня только по названию. Вот тут-то и кроется настоящая причина оппозиции... И если для триумфа коммунизма оправдывается пораженчество, то тот, кто считает, что коммунизм сорван бонапартизмом Сталина и что он ему изменил, имеет такое право, как и Ленин, стать пораженцем. ...В данный момент оппозицию не может интересовать пораженчество и падение Сталина, поскольку мы не имеем физической возможности заместить его.

РАКОВСКИЙ. Выслушайте меня в порядке конфиденциальности. С марксизмом получается точно так же, как с древними эзотерическими религиями. Их приверженцы должны были знать только все самое элементарное и грубое, поскольку у них этим нужно было вызвать веру, т. е. то, что абсолютно необходимо как в деле религии, так и в деле революции...

Заметьте, с какой проницательностью делает Маркс выводы при наличии в его время зачаточной английской индустрии об ее плодах, т. е. о современной колоссальной индустрии; как он ее анализирует и клеймит; в каком отталкивающем виде рисует он образ промышленника. В вашем воображении, как и в воображении масс, встает чудовищный образ капитализма в его человеческом воплощении: толстопузый промышленник с сигарой во рту, как его обрисовал Маркс, самодовольно и злобно выкидывающий жену или дочь рабочего... Не так ли?

Одновременно припомните умеренность Маркса и его буржуазную ортодоксальность при изучении вопроса о деньгах. В вопросе о деньгах у него не появляются его знаменитые противоречия. Финансы не существуют для него как вещь, имеющая значение сама в себе; торговля и циркуляция денег являются последствиями проклятой системы капиталистического производства, которая подчиняет их себе и целиком определяет. В вопросе о деньгах Маркс — реакционер; к величайшему удивлению, он им и был; примите во внимание «пятиконечную звезду», подобную советской, сияющую во всей Европе, звезду из пяти братьев Ротшильдов с их банками, обладающими колоссальным скоплением богатств, когда-либо слыханных... И вот этот факт, настолько колоссальный, что он вводил в заблуждение воображение людей той эпохи, проходит незамеченным для Маркса. Нечто странное. Не правда ли?