Читать онлайн «Проходные дворы». Страница 21

Ночью в дверь магазина стучала женщина-военврач в форме с узенькими серебряными погонами. Сторож, а тогда каждый магазин охраняли ночные сторожа, в основном старики, подходил к двери и видел девушку-военврача и санитарный фургон.

– Дедушка, – почти рыдала военврач, – машина поломалась, а в ней у меня тяжелораненые. У вас есть телефон?

– Конечно, – отвечал сторож.

– Разрешите позвонить, вызвать помощь, а то, боюсь, не довезу раненых.

Расчет был безошибочным. Ну кто в те годы мог отказать в подобной просьбе?! В каждой московской семье на фронте были сыновья и отцы. И возможно, кто-то из них лежал в такой же санитарной машине.

Сторож, забыв про инструкции, открывал дверь. А вслед за милым военврачом в магазин врывались крепкие мужики в форме военных докторов. Глушили сторожа и выносили продукты.

Вот чем промышлял веселый Леша в кожаном пальто, баловавший нас петушками на палочке.

В деле находились документы, изъятые у него при аресте. Военный билет, в котором имелась запись, что предъявитель его комиссован из Красной армии после тяжелой контузии, медицинская справка из госпиталя, паспорт с московской пропиской, ночной пропуск. И самое интересное заключалось в том, что бумаги эти были не поддельные, а выданные официальными лицами за взятки. Медикам, сделавшим бандита инвалидом, отгрузили три мешка американской консервированной колбасы. Писарь военной комендатуры, регулярно выдававший бандитам ночные пропуска, получал водку, меланж (яичный порошок), мясные консервы.

Они тоже пошли по делу банды «Докторов», как бандпособники по статье 59-3.

Когда я писал историю о деле «Докторов», вполне естественно расцвечивая ее придуманными ситуациями, я все время вспоминал Лешу, угощавшего меня самопальными леденцами с Тишинки.

Это был первый живой бандит, которого я видел в своей жизни.

И что самое странное, я по сей день вспоминаю этого веселого парня в коричневой коже с чувством симпатии.

Нынче мы живем в странных обстоятельствах. Слово «банда» мы заменили на более современное – ОПГ. На многочисленных брифингах и по телевидению вальяжные милицейские генералы рассказывают нам о солнцевской, таганской, бауманской, мазуткинской преступных группировках. Они называют фамилии лидеров и их клички, количественный состав преступных сообществ, зоны, которые контролируют бандиты.

И у меня всегда возникает один и тот же вопрос: если вы все знаете, то почему одним ударом не покончите с бандитами? Но этот вопрос практически всегда оставался без ответа. Мне всегда «вешали лапшу на уши» о том, что должна существовать твердая доказательная база и прочие юридические отговорки. Но странный исторический казус: дважды в России провозглашали демократическую республику, и дважды новая свободная жизнь начиналась с невероятной вспышки бандитизма.

Александр Федорович Керенский, один из лидеров Февральской революции, ратовал за всеобщую амнистию. Он заявил, что заблудшие, пострадавшие при царизме уголовники, став свободными гражданами демократической страны, немедленно забудут свое преступное прошлое и отправятся на фронт защищать завоевания Февральской революции. Бывший присяжный поверенный участвовал в уголовных процессах и, как ему казалось, хорошо знал преступный мир России. Однако уголовники его надежд не оправдали и, выйдя на волю, занялись своим привычным делом – налетами и грабежами. Делали они это безнаказанно, поскольку старая система криминального сыска была практически уничтожена, а новую создать так и не успели.

Поэтому большевики, пришедшие к власти, получили от демократической республики Керенского тяжелое уголовное наследие – «керенских юнкеров» – так звали в народе освобожденных по амнистии громил.

Итак, Москва, 1919 год. Облупившиеся стены домов, разбитые булыжные тротуары, редкие трамваи, темные улицы ночью. Газовые и электрические фонари практически не горели. Но в квартиры свет подавался с наступлением темноты аккуратно, а в дневное время электричество во многих районах отключали. Только люди, жившие в центре, круглосуточно пользовались электроэнергией, потому что в этом районе были сосредоточены правительственные учреждения.

Город жил какой-то странной, нереальной жизнью. Постоянные политические разборки с бывшими союзниками, с левыми эсерами, с анархистами. Орудийная стрельба, пулеметные очереди, штурм старых особняков стали неотъемлемой частью столичной жизни этого времени.

Пока новой власти было не до уголовников: надо было политически закрепиться. А в городе ежедневно происходило больше десяти вооруженных налетов. Бандиты обнаглели до того, что нападали на кассы учреждений средь бела дня.

В городе не хватало продуктов, но в частных ресторанах и кафе можно было заказать вполне неплохой по тем временам обед и получить не только спирт, который в городе имелся в больших количествах, потому что на спиртовой смеси ходили автомобили, не только самогон, но и донское шампанское и шустовский коньяк.

В городе процветали игорные притоны и знаменитые «Пти шво» – механические бега. Так что деньги в Москве, окруженной фронтами Гражданской войны, истратить было на что.

Кстати, трогательные рассказы о голодающих наркомах, о последней вобле и сахаре, которыми Владимир Ильич делился с голодными соратниками, несколько преувеличены нашими литераторами.

На территории Кремля находился кооператив «Коммунар», в котором ответственные работники Совнаркома, ЦК РКП(б), ВЧК и многочисленных наркоматов могли по твердым ценам приобрести нежную телятину, английские консервы, осетрину и семгу, а главное, что меня поразило, когда я читал полученный из архива список товаров кремлевского кооператива, – это швейцарский шоколад «Эйнем», так любимый Владимиром Ильичем.

Господи, как будто смотришь закольцованную киноленту: Ленин с воблой и Ельцин с авоськой, идущий в магазин, шоколад «Эйнем» и спецогороды и сады с экологически чистой продукцией…

За продукты кремлевского кооператива народная власть рассчитывалась с буржуями народным достоянием – картинами из музеев, драгоценностями из Гохрана.

Это отступление я сделал для того, чтобы попытаться показать, как жила Москва в те мрачные дни.

Несколько лет назад ребята из пресс-службы Московского УКГБ показали мне фотографию. На ней был запечатлен мордатый человек. Подбородок его подпирал крахмальный воротничок, в пестром галстуке торчала здоровенная булавка. Это был знаменитый московский бандит Николай Сафонов по кличке «Сабан».

Как рассказывали люди, встречавшиеся с этим «замечательным» человеком, Сабан любил одеваться. Носил хорошо сшитые визитки и пиджаки, дорогие пальто с шалевым бобровым воротником и бобровую шапку. Он больше походил на удачливого провинциального трагика, чем на бандита. На лацкане пиджака он всегда носил золотую лиру, усыпанную бриллиантами, которую выиграл в «Метрополе» в карты у легенды русской драматической сцены Мамонта Дальского.

Банда Сабана насчитывала тридцать четыре ствола. Все они были вооружены пистолетами «кольт» и «маузер». Кроме того, у бандитов имелся большой запас ручных гранат и несколько легковых автомобилей.

Приведу текст из оперативной сводки секции МЧК по борьбе с уголовными преступлениями:

«По вечерам в центре Москвы происходит массовое ограбление прохожих. Особенно характерен случай на Воздвиженке. 1 мая 1919 года в седьмом часу вечера 5 человек налетчиков, заранее подготовив автомобиль, отправились от Арбатских ворот по Воздвиженке. Бандиты следовали по обеим сторонам улицы, останавливая и грабя всех хорошо одетых прохожих, шедших навстречу. Одежда потерпевших складывалась в машину, двигавшуюся медленным ходом по по мостовой. Дойдя до Моховой улицы, налетчики прекратили грабеж и скрылись, завязав перестрелку с милицией и убив трех милиционеров, высланных на их задержание».

В банде Сабана было несколько известных уголовников тех лет: Николай Павлов по кличке «Козуля», Александр Андреев – кличка «Зюзюка» и таинственный человек, которого все звали Капитан. Именно он превратил банду в полувоенное подразделение, наладил разведку, и теперь бандиты шли только на верное дело. Он же распределил обязанности среди бандитов, разбив их на группы захвата и прикрытия.

То, что Капитан был офицером, сомнений не вызывает. Существуют две версии его появления в Москве. По одним данным, он был заслан деникинской контрразведкой для активизации уголовного мира, чтобы чекисты меньше занимались политическим подпольем; по другим – это обычный фронтовой офицер, пошедший в налетчики.

Двадцатого апреля 1919 года Капитан на извозчике ехал мимо Большого театра.

Его опознал дежуривший на площади сотрудник МЧК и начал преследование. Капитан бросил гранату, но никого не убил, соскочил с извозчика и ворвался в двери Большого театра.