Читать онлайн «Что такое государство Израиль?». Страница 18

Интересно, что идеолог еврейской военной мощи пишет книгу о Самсоне, который, будучи ослепленным филистимлянами, убил себя вместе со своими врагами. Именно такой героический дух сионисты, а позже и государство Израиль, стремились внушить молодому поколению. Не случайно офицеров Армии обороны Израиля многие годы приводили к присяге в Масаде* – месте коллективного самоубийства евреев, восставших против Рима. В еврейской традиции всегда главенствовало стремление к выживанию, самоубийство же вызывало резкое осуждение. Поэтому многие раввины сочли романы, в которых библейских предков превращают в героев национального движения, и свойственное такой литературе сионистское мировоззрение чуждыми и враждебными иудейству. Сионисты же, за исключением последователей национал-иудаизма, гордятся тем, что создали новую нацию, сумев, в том числе благодаря преображению иврита, отдалить от иудейской традиции миллионы евреев в Израиле и других странах.

Победа иврита над идишем была не столько торжеством одного языка над другим, сколько триумфом идеологии, которая отвергла «галут»* и все, что могло показаться «галутным»[168], чтобы создать «нового еврея». Лидеры сионизма воспринимали идиш как угрозу, потому что очень многие иммигранты говорили именно на нем. Кнессет даже законодательно запрещал открытие театров, где в будущем планировалось ставить спектакли на идише, и издание ежедневных газет на этом языке. Любопытно, что евреев, христиан и мусульман, говорящих на арабском языке, в начале 50-х годов XX века было в Палестине гораздо больше. Однако сионисты не считали этот язык опасным, ведь для них местные жители были «отсталыми» по сравнению с европейскими поселенцами. Даже самые левые идеологи сионизма называли Палестину «целиной для построения новой культуры, которая станет решающей и преобладающей силой в новой метрополии»[169].

Философ и востоковед Эрнест Ренан (1823–1892) писал, что «сущность нации в том, чтобы все индивидуумы имели много общего и многое позабыли»[170]. В стремлении предать еврейскую преемственность забвению сионисты были куда старательнее, чем европейские националисты. Они хотели «отбросить культуру еврейской диаспоры и… стереть следы ее существования из коллективной памяти, чтобы претворить в жизнь [их] собственную идеологию. Успех их творения подразумевал подавление старой культуры и самого знакового ее элемента – языка идиш»[171].

Такое отношение к прошлому находило отражение даже в принципе проведения археологических раскопок, который применяли основатели государства для воспитания нового национального сознания. Практически все внимание уделялось памятникам библейского периода. В то же время официальная израильская археология зачастую игнорировала иудейские памятники многоязычной постбиблейской эпохи, когда еврейские мудрецы жили бок о бок с римлянами, греками и другими народами, закладывая основы традиции компромисса и отказа от насилия, присущие раввинистическому иудейству[172]. Создание современного иврита шло параллельно с созданием исторического повествования, приспособленного к нуждам сионизма.

Новый разговорный иврит развивался в основном искусственным путем; его создатели старались придать бытовое значение традиционным иудейским понятиям. Основной инициатор возрождения иврита Элиэзер Бен-Иегуда (урожд. Лазарь Перельман, 1858–1922) получил образование в традиционной еврейской школе Российской империи. В семнадцать лет Перельману было дано видение национального возрождения в Стране Израиля. С тех пор создание национального языка стало для него единственной мечтой. Сменив фамилию на звучащую по-библейски Бен-Иегуда, он прибыл в Иерусалим в 1881 году. Именно в его доме впервые стали разговаривать исключительно на иврите. Открыто взбунтовавшись против иудейства, этот подвижник ратовал за секуляризацию языка Торы. Обновленный язык привлекал приверженных традиции евреев знакомыми понятиями и в то же время отдалял от этой традиции «нового еврея». Морфологические формы слов оставались прежними, коренным образом изменялось только их значение.

Преобразование «языка святости» в разговорный национальный язык, безусловно, оскорбляет религиозные чувства многих евреев. Харедим вспоминают, что, получив в 1920-х годах контроль над несколькими религиозными школами, сионисты под предлогом повышения квалификации учителей в области иврита стали распространять сионистские идеи. Таким образом, очень скоро иврит стал символом сионизма, в результате чего по сей день многие ешивы и хедеры (начальные школы) в Израиле предпочитают вести преподавание на идише (а иногда и на английском). Для некоторых харедим иврит – это лишь «язык, созданный сионистами»[173].

Преподаватели-сионисты прививали любовь к языку и земле – двум самым важным компонентам националистического воспитания. В начале XX века, в подражание европейским националистическим движениям, сионисты ввели в систему воспитания пешие прогулки на природе. Любовь сионистов к стране подразумевала знание природы и выборочное знание истории, в которой не было места арабскому населению Палестины. Так, с самого начала колонизации энтузиасты-сионисты детально описывали флору и фауну региона, но не замечали арабских деревень.

Несмотря на кажущуюся близость к языку Торы, новый разговорный иврит никоим образом не вписывался в еврейскую преемственность. Идеи Бен-Иегуды с самого начала вызвали недовольство среди палестинских евреев, осудивших осквернение святого языка. Другие считали эти идеи частью сионистского заговора, направленного на захват и извращение языка духовной традиции. Появление нового светского иврита вызвало естественный гнев авторитетных раввинов, которые увидели в нем особо опасную атаку на иудейство, направленную прежде всего на учеников ешив – тех, кто мог воспринять, а значит, и поддаться влиянию новой литературы. Один из раввинов «обвинял сионистов в искажении “языка святости”; он [раввин] кипел от ярости каждый раз, когда слышал слово или фразу на новом иврите»[174].

Многие евреи, харедим и не только, не желают говорить на иврите и поныне. В XIX веке видные сефарды иногда общались на нем с представителями других еврейских общин. Но как только иврит превратился в средство сионистской пропаганды, набожные евреи полностью исключили его использование из своей речи.

Американский еврейский богослов Марк Эллис отказывается говорить на иврите, так как «он используется не для восхваления Бога, а в качестве орудия государственной власти». Эллис добавляет: «Не потому ли на “нашем” языке – языке власти и могущества – говорят с такой силой, потому что он означает возврат к ментальности гетто, но теперь вооруженного ядерными ракетами, своего рода, ядерного гетто?»[175]

Даже выражение «Государство Израиль» в новом языке имеет непростую историю. Введенный в употребление антисионистами, этот термин изначально имел откровенно саркастический оттенок. Позднее это выражение было заимствовано сионистами, которые придали ему положительную окраску. Согласно Равицкому, оно впервые появилось в раввинистическом памфлете начала ХХ века, направленном против сионистского движения и самой идеи еврейского национализма, отдаляющей евреев от Торы и заповедей. Уже тогда перспектива казалась столь опасной, что автор сравнивает ее с угрозой полного уничтожения евреев, цитируя «Книгу Эсфири»: «Потому что как смогу я видеть бедствие, которое постигнет народ мой, и как смогу я видеть гибель рода моего?» (Эсфирь, 8:6) Видимо, именно в таком контексте термин «Государство Израиль» был использован впервые:

«Я знаю, какое опустошение они производят в общине Израиля. Мое сердце замирает, в глазах у меня темнеет, я наполняюсь гневом от того, что говорится и делается. Они стремятся к земле не во имя истинной веры; не ради этого они размахивают знаменами (в то время как мы поднимаем знамя Господне). Какую «нацию» они могут создать, отбросив, избави Господь, нашу святую Тору и ее предписания? Как я могу вынести, что нечто будет называться «государством Израиля» без Торы и заповедей?»[176]

С другой стороны, это выражение принимает раввин Авраам Ицхак Кук (1865–1935) – выходец из России, которого английские власти назначили первым «главным раввином Палестины». Он был одним из немногих раввинов, поддержавших сионизм, впрочем, он толковал «Государство Израиль» совершенно иначе, нежели светские отцы-основатели. Он питал надежду на создание «идеального государства, которое зиждется на высших идеалах» – государства, «которое станет подножием трона Господа в этом мире». В его понимании страна должна была стать земным воплощением «Царства Израиля», лестницы Иакова, соединяющей небо и землю[177]. Этот термин несет в себе два противоположных значения: резко отрицательное и положительное. Оба значения обретают свой первозданный, почерпнутый в Торе смысл – как в языке религиозных антисионистов (которые воздерживаются от использования выражения «Государство Израиль»), так и в речи сторонников национал-иудаизма, вдохновленных видением раввина Кука.