Читать онлайн «Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады». Страница 40

Реестровые полки с польской старшиной и главным комиссаром Шомбергом стоят у Лебедина на границе, опасаются набега орды. Хорошо стоят, удобно. Мы будем тихо покупать порох, свинец, ружья, собирать на Сечи казачество. Денег киевские братчики собрали много, отвезете к кошевому Федору Лютаю, пусть молча готовит хлопцев. Как соберемся в поход на Черное море так я сам поеду в Бахчисарай, к хану. Там и поднимемся. Как «выписчики» из реестра и запорожцы встанут, так и полки у Лебедина пусть атакуют польские гарнизоны, забирают пушки. А мы с ордой и хоругвями выступим из Сечи к ним на соединение. Тогда и поговорим с Варшавой, королем и сенатом.

Единой душой войсковая рада в роще приняла план Хмельницкого и избрала его походным гетманом. Рыцари тихо и спокойно разъехались в полки и на Сечь и везде закипела работа по защите родины. Через несколько дней Конецпольский и Потоцкий получили донесения от осведомителей о том, что «Хмель бунтует казаков». Явных признаков мятежа, конечно, не было и в помине, но нобили на совете в Черкассах решили: «Для казаков бунт, как для соловья пение. Надлежит угасить огонь, пока он не разгорелся!” Приказа об аресте Хмельницкого, на которого не смогли собрать никаких улик, все не было и не было и магнаты решили просто задержать чигиринского сотника и тайно убить в тюрьме.

В начале октября 1647 года во Львове были взяты под стражу хлопцы, закупавшие порох, пули и ружья. Хмельницкого никто не назвал, но Богдана, подождав пока он покинет казацкий Чигирин, задержали на конской ярмарке в Бужине. Однако после бужинского ареста все пошло совсем не так, как хотел Александр Конецпольский.

Хмельницкого посадили в тюрьму в далеком от пограничного Чигирина Крылове. Туда приехал Конецпольский, но в ночной тишине сотника Богдана удавить не успели. В Крылов примчались командиры реестрового войска и потребовали у коронного хорунжего проведения следствия и доказательств виновности заслуженного пятидесятитрехлетнего казака. Сотники Вишняк, Токайчук и Бурляй резко заявили, что сами отведут Хмельницкого на суд к главному казацкому комиссару Шомбергу. У Конецпольского, само собой, не было никаких доказательств казацкой вины и везти к комиссару было нечего. Чигиринский староста попросту передал Хмельницкого корсунскому полковнику Михаилу Кричевскому под поручительство, и Богдана перевезли из Крылова в Чигирин ждать решения сената из Варшавы, которую в последний раз предупреждал неистовый Богдан: «Раздутое свирепое пламя народных страстей не создает разумной свободы и блага в государстве, но всегда разрушает лишь созданное веками и обращает страну в руину и пустыню, где станет царить дикое зло и буйство, которое пожрет всех. Вы разведете море ненависти и злобы, и она начнет жрать всех и правых, и виноватых, и невинных. Вместо цветущего сада вы создадите мертвую пустыню».

В сенате с помощью Оссолинского начали говорить, что «причина возможной бури на Украине – притеснение бедных и наши злые поступки». Многие умные поляки понимали, что на Речь Посполитую накатывается тяжелая грозовая туча народной ненависти и дело тут совсем не в Хмельницком и уж тем более не в его разгромленном хуторе. Слишком много на Украине совсем не покорного быдла, а вольных как ветер, отчаянных сорвиголов. Загудела не имевшая украинских поместий шляхта: «Кому-то хочется славы в подавлении созданного мятежа, а нам за него боками плати? Не будет этого! Опять чрезвычайные налоги, бесконечные постои жолнеров, поборы, за ними набеги татар, грабежи, пожары и разоренья. Все войны к бесу, они нам в убыток. Не пазвалям!»

Зашумела и заклокотала имевшая украинские маентки шляхта: «Стать добрее к хлопам? Может пышному панству еще и мир с ними заключить? Может нам мир заключить и с нашими дворовыми псами?»

Михаилу Кричевскому, крестному отцу Богданова сына, с разных сторон донесли, что голова Хмельницкого у наемных шляхетных убийц уже оценена, и корсунский полковник лично освободил его из чигиринской тюрьмы.

7 декабря 1647 года Богдан Хмельницкий во главе трехсот преданных ему реестровых казаков без помех ускакал из своего родного города поднимать Украинскую революцию. Через десятилетия писал казацкий летописец: «Коронный гетман Потоцкий послал указ к полковнику Кричевскому, чтобы прибрал к рукам Хмельницкого и держал под арестом для дальнейших распоряжений. Однако Кричевский не только этого не сделал, но даже сам указ гетманский Хмельницкому передал. И тот тут же, не прислушиваясь к чужим советам, по этому предостережению Кричевского, собрал, сколько мог товарищей, и на лучших конях поскакал в Запорожье».

Не хочет вол на убой, а ведут. Богдан Хмельницкий не захотел ждать неминуемой смерти и унесся от нее в казацкую колыбель. Уже с дороги он разослал письма к уважаемым сенаторам и магнатам, тем, кого волновала и затрагивала ситуация в юго-восточных крессах Речи Посполитой. Он писал, что он не бунтовщик, а жертва шляхетского произвола и требовал унять чигиринского подстаросту: «Чаплинский – враг моему счастью, литовский подкидыш, польский пьяница, украинский разбойник, много погубил казаков ложными доносами».

С дороги на Запорожье летели и другие письма по городам и местечкам и селам Украины: «Пусть будет вам известно, что я решил мстить панам ляхам войной не только за свою обиду, но за попрание веры и народа православного. Я бессилен, но все помогите мне, соберитесь и пошлите хоть по два или три человека с каждого села».

И занималось ясное зимнее солнце над Речью Посполитой, и встала надолго на ее небе патлатая комета, и вскоре по весне ужасно упала на поля неисчислимая саранча, а до уродзонной и гоноровой шляхты все не доходило и не доходило, что не только она одна может быть счастлива на этой благословенной земле. И отвечали украинские города, местечки и села своему гению и герою: «Ежечасно молим мы Бога, чтобы послал кого-нибудь для отмщения наших несчастий. Поднимай оружие, Богдан, станем с тобой и поднимется наша земля, как никогда еще не поднималась».

В Запорожской Сечи на Хортице стояла половина реестрового Черкасского полка и полутысячная хоругвь польских драгун полковника Гурского. Еще семьсот жолнеров находились в Кодаке, закрывавшем Запорожье от Украины. Кошевой Федор Лютай готовил казаков на днепровских островах Базавлуке и Чертомлыке. 11 декабря на острове Томаковка запорожцы встретили Богданов отряд и перевели его в приготовленный лагерь на острове Буцкой. В трескучий мороз выступил Богдан перед казаками и запорожцами:

– Поругана вера святая. Над просьбами нашими сейм глумится и нет ничего, чего бы не решились сделать с нами паны. Войска польские, под предлогом укрощения непокорности, ходят по селам и часто целые местечки истребляют дотла, как будто замыслили совсем истребить род наш! Смотрите на меня, старого казака. Меня гонят, преследуют только потому, что так хочется тиранам. К вам приношу душу и тело, укройте меня, старого товарища. Защищайте самих себя, и вам то же угрожает.

В один голос ответили запорожцы:

– Принимаем тебя, Хмельницкий пан, хлебом-солью и щирым, чистым сердцем».

По всей Украине полетели «зазывные письма» вождя Богдана, поднимавшие народ против шляхты. Хмельницкий лично отправил с ними своих верных товарищей, а «тайные гонцы от недоброжелателей сотника Богдана», как верные слуги Польской Короны доносили Потоцкому, что нет и речи ни о каком мятеже, а только чигиринский сотник без места хочет войти в старшину Запорожской Сечи. Уже до нового 1648 года казаки и запорожцы укрепили Буцкий рвами, валами и частоколом, а Хмельницкий готовился взять Хортицу, памятуя из львовской учебы и французского опыта, что «промедление и стояние на месте – гибель любого восстания».

Польский гарнизон на Запорожской Сечи усилен не был и драгуны Гурского, не боявшиеся этих горемычных запорожских бедолаг и сиромах, которые в количестве пятисот оборванцев безвылазно сидели и пили оковитую на Буцком, чувствовали себя совершенно спокойно.

Московский лазутчик в том же году докладывал в царство о хортицких укреплениях: «Город Сеча с земляным валом с поля, а с Сумской стороны пали-колья и бойницы. С другой стороны на валу короба-коши деревянные, насыпанные землей. Около Сечи ров в глубину пять сажен. В самой Сечи башня кругом двадцать сажен, а в ней окна для пушечной стрельбы. Перед башней за рвом сделан земляной городок, кругом сто сажен. Мерой Сечь кругом около девятисот сажен, а для хода на воду сделано восемь узких форток-пролазов, над ними бойницы».

21 января 1648 года казаки и запорожцы без боя взяли Хортицу, приняв в свои ряды родной Черкасский полк. Драгун Гурского разоружили и отправили с припасами в Кодак, помня, что нет никакого мятежа, а только старые казаки ищут места под родным запорожским солнцем. 30 января на вновь ставшей только казацкой Сечи состоялась большая войсковая рада, избравшая Богдана Хмельницкого гетманом Войска Запорожского, который сказал товариществу: