Читать онлайн «Гарем до и после Хюррем». Страница 15

И до сих пор корабли турецкого флота салютуют, проходя мимо мавзолея знаменитого турецкого флотоводца.

Не только военачальники, но и многие люди науки и искусства были вовлечены в интриги и драмы гарема. Не был исключением и замечательный математик, историк и картограф Насух-эфенди. Он родился в Боснии и, как множество приближенных султана, происходил с Балкан. Помимо перечисленных профессий, он был и одаренным фехтовальщиком и стрелком, преподавателем, говорил на пяти языках.

После длительного периода исследований по математике и геометрии он написал произведения «Куттаб» и «Хисаб» и представил их еще султану Селиму I.

Недавнее исследование его книги «Хисаб» показало, что Матракчи придумал некоторые ранее неизвестные методы умножения. Так, метод умножения решеткой был широко известен в Эндеруне за полвека до того, прежде чем Джон Нейпир представил его западному миру. Кроме того, известны труды Насуха истории, также он был очень известен благодаря своим миниатюрам. Еще Насух был настоящим воином и мастером изготовления ножей, мечей, кинжалов. Он работал в качестве учителя в школе Эндеруна. Он и его ученики продемонстрировали свои навыки на празднике обрезания сыновей Сулеймана I. Тогда Насух получил почетное звание устада (мастера) и рейса (начальника) от султана. Насух был непревзойденным игроком в матрак (бой с палкой), обучая ей сыновей султана и устраивая показательные поединки во дворе дворца.

Он также написал книгу об использовании различных видов оружия и техники боя кавалерии и пехоты.

При дворе Сулеймана I работали персы, албанцы, черкесы, молдаване (турки лишь начинали осваивать мастерство живописцев). Насух-эфенди был самым известным художником этой группы.

Селим

Как придворный ученый и живописец, Насух в 1534–1535 годах сопровождал султана Сулеймана в походах и описал эти военные экспедиции в «Отчете о каждой стадии кампании в двух Ираках» (рукопись на арабском и персидском языках, более известна под названием «Меджмуа-и-Меназил», или «Маршруты»). Текст рукописи Насух сопроводил ста тридцатью двумя иллюстрациями. Научно-художественный стиль этих миниатюр положил начало развитию в османском искусстве жанра «топографической» живописи.

Яркая образность созданных Насухом городских пейзажей позволила турецким искусствоведам назвать его миниатюрные картины подлинными «портретами городов». Свою хронику побед Сулеймана Великолепного — Сулейман-наме — Насух украсил тридцатью двумя выразительными «портретами». Эти миниатюры интересны также как ценный источник сведений по истории средневекового градостроения.

Телевизионные сериалы о жизни тех лет лишь отдаленно могут поведать о хитросплетениях далекого и великолепного века, одним из благородных символов которого по праву стал знаменитый Бали-бей.

Живший во время правления султана Сулеймана, Малькочоглу Бали-бей происходил из рода Малькочей и носил имя Мехмед. Он также упоминается как великий Бали-паша, родившийся в 1495 году, то есть он был одного возраста с султаном Сулейманом. Бали-бей был женат на Айнишах, дочери Баязида II. Однако в книге Фрили написано, что он был женат на дочери Айнишах — Девлетшах, дочь Баязида была его тещей, а матерью была другая дочь Баязида — Хума Шах-султан.

Будучи еще ребенком, он обучался ратному делу с таким вдохновением, что не было сомнения в его успешной карьере военного.

Достигнув совершеннолетия, Мехмед участвовал в венгерской компании в качестве младшего офицера. Проявив себя и набравшись опыта, пылкий и неопытный воин стал холодным и расчетливым военачальником.

В 1533 году Мехмеду доверяют провести первую самостоятельную военную операцию — осаду хорошо укрепленной венгерской крепости Дьюла на юго-востоке Венгрии. Молодой военачальник успешно выполняет поставленную задачу — крепость была взята всего за пятьдесят девять дней.

В 1537 году Мехмед-бей участвовал в военной операции в Йемене. Это была одна из самых коротких компаний в серии турецких войн на территории мамлюков.

В дальнейшем Мехмед поступает под командование своего земляка, Лала Кары Мустафы-паши, знаменитого османского полководца боснийского происхождения, «прославившегося» на века своими зверствами на Кипре и Мальте.

1 июля турецкая армада стремительно обрушилась на Лимасол. Турки разорили и сожгли город, а затем двинулись вдоль южного берега к крепости Ларнаке, где благодаря бездействию руководителя обороной Кипра, Николо Дандоло, смогли свободно произвести высадку на берег.

Взяв несколько крепостей, 11 сентября Лала Кара Мустафа-паша отправил парламентера к командирам последней еще не сдавшейся венецианской крепости — Фамагусты — с требованием немедленно сдаться.

Крепость Фамагуста, которую обороняли Марк Антонио Брагадино и Асторре Бальони, капитулировать отказалась, и 17 сентября османы приступили к осаде.

Защитники Фамагусты немногочисленными силами сдерживали османов, ожидая подкреплений, обещанных Венецией и Испанией. Но все было напрасным. Боеприпас и запасы продовольствия подходили к концу. Тем не менее христиане продолжали держать оборону.

Когда Мустафа-паша понял, что голодные и обессилившие защитники не смогут выстоять против решительного натиска, был предпринят ожесточенный штурм, который лично возглавил Малькочоглу Мехмед-бей. Но к несчастью для турок, осажденные оказали героическое сопротивление, несмотря на то что в их рационе уже давно не было ничего, кроме бобов. В результате неудачного штурма Мехмед погиб, а крепость по-прежнему была в руках христиан. Лишь спустя некоторое время Брагадино лично прибыл к Мустафе-паше для обсуждения условий капитуляции.

Мечеть Сулеймание. Фотография ок. 1853 г.

Вполне возможно, что благородная натура Мехмед-бея была бы потрясена чудовищными зверствами, учиненными турецким командующим. Янычары сняли с коня Брагадино, отрезали ему уши и нос и поставили на колени перед пашой, который приказал заживо снять с него скальп. Храбрый венецианец умер, когда с него сдирали кожу. Не остановившись на этом, Лала Мустафа приказал набить кожу Брагадино соломой и сделать чучело. По его распоряжению чучело было посажено на корову и несколько раз провезено по городу, после чего было привязано на основную мачту флагманского корабля.

Различные сюжеты османской истории настолько тесно переплетены между собой, что нам приходится то убегать вперед, то возвращаться, чтобы ухватить тот или иной сюжет. Вот и сейчас мы снова переносимся чуть дальше в будущее, во времена правления сына Сулеймана, Селима.

Из книги лорда Кинросса

«Расцвет и упадок Османской империи»

После смерти Сулеймана в 1566 году султаном сравнительно ненадолго стал его сын Селим II — тот был за мирные отношения с соседними государствами и никогда не воевал в течение своего восьмилетнего царствования. Он передал Соколлу Мехмеду-паше ведение государственных дел, в то время как сам удовлетворял свой интерес к возлияниям, религии и поэзии. Селим II приказал архитектору Синану построить знаменитую мечеть Сулеймание в Адрианополе.

Абсолютная беспомощность Селима дала турецким историкам повод сомневаться, был ли Селим отпрыском своего отца, или же незаконным сыном любовника его матери.

Невысокий и тучный, с красным лицом, он вскоре получил прозвище Селим-пьяница из-за хронической привязанности к кипрскому вину. Ленивый и распущенный по натуре, он был ничтожеством, поглощенным только собой и своими удовольствиями, не унаследовавшим ничего из талантов отца или же склонной к интригам, но сильной натуры матери. Он не пользовался уважением как со стороны своих министров, так и со стороны своих подданных. Не испытывая желания переносить тяготы войны, не имея вкуса к государственным делам, Селим предпочел сабле и шатру праздное времяпрепровождение в серале. Здесь, в окружении закадычных друзей и льстецов, он жил без цели, нисколько не заботясь о судьбе империи.

Единственным подлинным талантом Селима была поэзия, отличавшаяся изысканностью. Он писал на турецком языке, но в подражание Хафизу. Цитируя пророка, который проклинал вино как «мать всех пороков», Хафиз, напротив, находил вино «более сладким, чем поцелуй молодой девушки». Вторя его чувствам, Селим закончил любовную поэму куплетом:

Чтобы успокоить совесть в связи с запретом пророка, великий муфтий нашел казуистическую оговорку, которая прощала употребление такого вина, которое пил сам султан. Эта оговорка вслед за первым принятым в его правление указом об отмене ограничений на продажу и употребление вина стала предметом популярной шутки, подразумевавшей вопрос: «Куда мы пойдем сегодня за вином? К муфтию или к кади?»