Читать онлайн «Москва. Великие стройки социализма». Страница 4

Некоторые же более серьезные изменения городской структуры, предложенные в плане «Новая Москва», вроде устройства гигантского «Центрального железнодорожного вокзала» на Каланчевской (ныне Комсомольской) площади, не имели под собой никакого реального обоснования и относились к области беспочвенных и никому не нужных фантазий.

Проблема подготовки архитектурно-строительных кадров оказалась исключительно сложной, и на ее решение потребовалось несколько десятилетий. Старые преподаватели высших учебных заведений могли научить студентов лишь тому, что знали сами. Представители так называемого «авангарда» вместо овладения азами решений реальных градостроительных проблем занимались «супрематическими» композициями. А потому выпускники всевозможных Вхутемасов и Вхутеинов, несмотря на революционную фразеологию и претензии на совершение переворота в архитектуре, оставались, по сути, столь же мало подготовленными к настоящей продуктивной работе, как и давние выпускники Академии художеств и Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Зато с огромным апломбом взялись «авангардисты» за реформирование всего жизненного уклада общества и перестройку быта, работы, учебы, отдыха людей. Как из рога изобилия посыпались самые дикие проекты. Для проживания горожан предлагались «летающие города» (несомые дирижаблями), «горизонтальные небоскребы» (вытянутые по горизонтали над городом параллелепипеды на ножках-опорах), «новые дезурбанистические поселения» (вереницы коттеджей, растянувшиеся на сотни километров вдоль центрального шоссе). Проводить свой отпуск трудящиеся должны были в «сонных сонатах» – огромных дортуарах, плавно покачивающихся под нежную музыку в сочетании с усыпляющими ароматами.

Особую популярность среди «авангардистов» приобрели проекты «домов-коммун», состоявших не из квартир и даже не комнат, а маленьких кабин для сна. Бодрствовать обитатель «домов-коммун» должен был в общественной столовой, спортзале, библиотеке, общих комнатах для занятий. К счастью, благодаря реалистичному мышлению большинства хозяйственных руководителей из бесчисленного множества проектов «домов-коммун» в Москве было реализовано лишь несколько, причем относительно приличных – по крайней мере, их можно было использовать в качестве студенческих общежитий.

Но полностью пресечь деятельность социально-архитектурных вульгаризаторов удалось только с помощью ЦК ВКП(б).

«Постановление ЦК ВКП(б)

О работе по перестройке быта

16 мая 1930 г.

ЦК отмечает, что наряду с ростом движения за социалистический быт имеют место крайне необоснованные полуфантастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей «одним прыжком» перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости страны, а с другой – в необходимости в данный момент сосредоточить максимум ресурсов на быстрейшей индустриализации страны, которая только и создает действительные материальные предпосылки для коренной переделки быта. К таким попыткам некоторых работников, скрывающих под «левой фразой» свою оппортунистическую сущность, относятся появившиеся за последнее время в печати проекты перепланировки существующих городов и постройки новых, исключительно за счет государства, с немедленным и полным обобществлением всех сторон быта трудящихся: питания, жилья, воспитания детей, с отделением их от родителей, с устранением бытовых связей членов семьи и административным запретом приготовления пищи и др. Проведение этих вредных, утопических начинаний, не учитывающих материальных ресурсов страны и степени подготовленности населения, привело бы к громадной растрате средств и жестокой дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта»[2].

Вторым особо популярным направлением «перестройки быта» являлись проекты рабочих клубов, представляемых в качестве универсальных средств организации культурного досуга трудящихся – на все случаи жизни. В них должны были заниматься кружки и секции, ставиться спектакли, разворачиваться «массовые действа» с участием всего окрестного населения, через залы клубов должны были двигаться демонстрации трудящихся. Для воплощения в жизнь сих великих замыслов предлагались раздвижные стены, убирающиеся потолки, трансформируемые залы. При этом ни один из прожектеров не пояснял, с помощью каких механизмов и технологий все это можно реализовать. И уж конечно, никто не задавался целью объяснить, кому (кроме авторов) нужны эти огромные залы и здания, кто собирается участвовать в массовых действах, зачем пропускать демонстрации через зал. Но и без всяких объяснений было ясно – единственной целью авторов сумасшедших проектов было увековечение себя в качестве талантов, «опередивших время». Нужно сказать, что своего они часто добивались – при горячей поддержке либо слишком наивных, либо блюдущих собственную выгоду искусствоведов.

Вряд ли подобный «авангард» мог принести реальную пользу, а потому процесс воспитания квалифицированных кадров не сдвинулся ни на шаг – вне зависимости от степени «супрематизма», «авангардизма», «динамики пространства».

В связи с этим уже не кажется случайностью, что наиболее организованно, быстро велись и приносили наилучшие результаты стройки, где значение архитекторов было второстепенным, а ведущую роль играли инженеры, – канал Москва – Волга и Московский метрополитен. Зато архитекторы, выполнявшие на этих стройках чисто оформительские работы, взяли свое в последующих публикациях, где основное внимание уделялось внешней архитектуре вестибюлей и станций метро, шлюзов и насосных станций канала. Благодаря этому сегодня широко известны, например, архитекторы А.Н. Душкин, оформивший (действительно отлично) станции метро «Кропоткинская» и «Маяковская», и В.Я. Мовчан, поставивший медные каравеллы на башнях Яхромского шлюза. А вот об инженерах, спроектировавших и построивших эти сложнейшие в техническом отношении сооружения, почти никто не помнит.

Подготовка по-настоящему новых архитекторов, готовых к проектированию не отдельных домов, а кварталов, районов, целых городов – при внешне противоречащих друг другу условиях максимальной экономичности и обеспечения удобства проживания всем жителям, да еще с обязательным использованием современных строительных материалов, изделий и технологий – смогла начаться лишь после того, как преподавательские должности в вузах заняли специалисты, сами получившие опыт (хотя бы небольшой) выполнения подобных работ.

Старые архитектурные кадры обладали и еще одним неприятным качеством – неумением работать в коллективе. В дореволюционной Москве архитектор, которому посчастливилось получить солидный заказ, набирал себе временный штат из менее удачливых коллег, распределял между ними роли (этому – план, тому – фасад), после чего ставил на изготовленных чертежах свою подпись и отправлялся с ними в городскую управу – на утверждение. А поскольку подобное проектирование занимало всего пару-тройку месяцев, совместная работа оказывалась кратковременной и не имела дальнейшей перспективы. Более или менее постоянные коллективы складывались лишь на сооружении самых крупных зданий, например Казанского вокзала.

Следствием такой организации проектной работы стала выработавшаяся у маститых архитекторов привычка рассматривать своих подчиненных отнюдь не в качестве соавторов, а лишь как наемную рабочую силу – вне зависимости от реального вклада последних в проект. Такой подход к совместному творчеству никак не способствовал укреплению взаимопонимания и налаживанию сотрудничества. Долго зревшее недовольство повадками архитектурного руководства прорвалось лишь во второй половине 1930-х годов чередой громких скандалов, связанных со строительством крупных московских зданий.

Правда, был период, когда казалось, что зодчие правильно поняли вставшие перед ними задачи. Ряд молодых специалистов, называвших себя конструктивистами, в противовес учениям фасадного прошлого призывали исходить от функции, назначения, конструкции здания. Предполагалось, что правильно спроектированное, удобное в пользовании сооружение будет красивым само по себе и не потребует дополнительных украшений фасадов и интерьеров. Такой разумный подход отвечал как общей политике советской власти, направленной на создание удобного и здорового жилья, так и тяжелой экономической ситуации, не позволявшей выбрасывать средства на чисто декоративные архитектурные детали.

Но в стремлении захватить все командные архитектурные высоты конструктивисты перегнули палку. Пришли к отрицанию любого декора – даже там, где он был уместен для придания торжественности, подчеркивания значения здания, повышения разнообразия застройки. С одной стороны, это привлекало не слишком талантливых зодчих, получивших возможность ставить в новых городах вереницы скучных серых домов, а с другой – вошло в резкое противоречие со взглядами старшего архитектурного поколения, видевшего свое призвание в обработке фасадов «в стилях» и ничего больше не умевших.