Читать онлайн «Эсеры. Борис Савинков против Империи». Страница 51

В феврале 1904 года Боевая Организация начала активную разработку Плеве. Руководителем группы наружного наблюдения за выездами министра по Петрограду, за его маршрутами, за его образом жизни Азеф назначил Бориса Савинкова.

Два брата Савинкова учились в Петербурге в Горном институте и университете и участвовали в студенческом движении. Отец Бориса служил судьей в Варшаве и даже поляки называли его честным чиновником. В 1898 году ночью в дом к судье Савинкову пришли с обыском почти двадцать жандармов во главе с полковником. Непонятно зачем прибывшая в таком количестве жандармская толпа всю ночь просидела на кухне и утром увела двух старших братьев гимназиста Бориса, приехавших домой на праздники. Улик, конечно, на каких не было, но жандармам нравилось их всевластие и они забирали людей просто по желанию и для отчета о проделанной работе. Судья пожаловался варшавскому генерал-губернатору и его старших сыновей тут же отпустили к отцу, но Борис позднее писал, что именно в эту жандармскую бесправную ночь «его глаза загорелись враждой к произволу». Все дети судьи Виктора Савинкова стали революционерами.

Борис Савинков поступил в Петербургский университет, женился на дочери писателя Глеба Успенского Вере, у них родились дети. Борис выступил на студенческой сходке, на него тут же донесли и Савинкова исключили из университета без права поступления в другое высшее учебное заведение империи. Он учился в Германии, занимался в социал-демократических кружках, по возвращении на родину был тут же на полгода посажен в Петропавловскую крепость и сослан в Вологду по имперскому обыкновению без суда. Самодержавие активно готовило для своей погибели собственных революционеров-террористов.

Савинкова из Вологды хотели услать в Якутскую область, где уже находились его братья. После встреч с Брешковской Савинков и Каляев через Архангельск морем бежали в Женеву, где М. Гоц направил их к Азефу в Боевую Организацию. После анализа талантов и возможностей Савинкова Азеф назначил его своим заместителем по покушению на Плеве.

Еще в Европе Азеф подготовил план убийства министра внутренних дел империи. Плеве жил на Фонтанке, 16, в большом здании Департамента милиции МВД, и еженедельно ездил на доклады к императору по месту его пребывания – в Зимний дворец, Царское село или Петербург. Другие поездки Плеве по Петербургу систематизации не поддавались. Группа Савинкова в виде извозчиков, продавцов газет торговцев в разнос должны были выяснить точное время, маршруты и систему охраны министра. Азеф был против револьверов и Плеве где-то на улице, в удобном месте должны были взорвать. В начале 1904 года группа эсеров-террористов в Петербурге купила пролетки, лошадей, патенты на работу извозчиками и торговцами вразнос табаком и спичками. Только в Петербурге прибывший туда в феврале 1904 года Азеф познакомил исполнителей между собой. В это же время Азеф постоянно встречался с руководителями Особого отдела Департамента полиции, чтобы выяснить, известно ли полицейским от других провокаторов, что он с товарищами по партии приехал взорвать Плеве. Департаменту это было неизвестно, и Азеф немного успокоился. Когда его полицейского начальника Ратаева перевели на работу в Париж, куратором Азефа стал лично директор Департамента полиции А. Лопухин, которому Азеф докладывал все, что хотел о революционерах, прямо на дому у действительного статского советника. Савинков с товарищами были очень решительны и очень неопытны, и руководитель Боевой Организации боялся провала. На всякий случай Азеф сказал Лопухину, что его хотят взорвать на улице бомбами, возможно, у Фонтанки, 16, и даже дал некоторые приметы членов своей группы. Фактически, Азеф сказал правду, только заменив фамилию Плеве на Лопухина, но тот среагировал никак, и, к тому же, отказался повысить революционеру-сексоту жалованье, несмотря на то, что Азеф просил его поднять, так как был очень измучен предательской работой. Азеф, конечно, за это очень обиделся на Департамент полиции и компенсировал обиду из кассы Боевой Организации. Теперь у Плеве шансов остаться в живых больше не было. Если не хочешь платить деньгами – плати головой, твой приемник вынужденно будет не так жаден на обеспечение достойной жизни лучшего предателя империи. Савинков уже доложил Азефу, что Плеве ездит в возможно закрытой изнутри железными пластинами карете, на облучке и козлах кучер с медалями на груди и лакей в ливрее, за министерской бронированной каретой всегда едут сани с двумя телохранителями, также на вороном рысаке. Савинков сказал Азефу, что следить очень сложно. Эсеровских извозчиков-наблюдателей постоянно нанимают прохожие, а на наблюдателей-лотошников конкуренты натравливают полицию, и его группе постоянно приходится откупаться от дворников и городовых. По полицейским правилам разносчик не должен иметь постоянного места, а постоянно передвигаться по тротуарам и мостовым. Савинков удивленно говорил Азефу, что все улицы имперской столицы поделены бригадами разных торговцев и все удобные места в тихую откуплены в полицейских участках. Группа эсеровских террористов-наблюдателей большую часть времени разбирается с местными бригадирами, которых прикрывают городовые, а меньшую – смотрят за маршрутами Плеве. Сам Савинков целыми днями бродил по Фонтанке от Летнего сада до Инженерного замка и по набережной реки Невы, смотря за выездами главных сановников. Вечером он принимал доклады товарищей в небольших трактирах и кофейнях на Садовой улице, между Гостиным и Апраксиным дворами. Савинков предложил Азефу разнообразить и увеличить наблюдение за Плеве. Азеф одобрил все предложения своего талантливого помощника. Он обязал всех террористов ежедневно иметь в карманах не менее семи металлических рублей для откупа от настырных дворников и городовых, науськиваемых местными торгашами-конкурентами. Испугать их по-настоящему Азеф запретил. Взрывникам привлекать к себе внимание было никак нельзя. Все-таки столица империи. Сам Азеф был очень доволен. Из Парижа в Петербург он ехал в поезде вместе со своим полицейским начальником Ратаевым и, конечно, воспользовался случаем, чтобы провезти в недосматриваемом пограничниками и таможенниками купе чуть ли не центнер прекрасных европейских бомб из своей женевской динамитной мастерской. Азеф в очередной раз повторил Савинкову, что Плеве будет взорван, несмотря ни на что! Савинков был удивлен и обрадован, что бомбы уже в Петербурге, потому что у эсеров динамитных мастерских в империи начала 1904 года фактически не было. Теперь к покушению было все готово.

Покотилов и Швейцер получили на хранение бомбы недалеко от Петербурга. У них была очень сложная задача – доставить и зарядить бомбы за несколько часов до начала террористического акта. У них были очень опасные для исполнителей взрыватели – при ударе о твердую поверхность разбивалась трубочка с серной кислотой и зажигала ртуть и гремучую бертолетовою смесь в сахаре, от которой взрывался динамит. При зарядке бомбы стеклянные трубочки легко ломались в нервных пальцах, и техники погибали. Покотилов и Швейцер позже погибли именно так. Вторая группа террористов во главе с Каляевым училась извозчицкому ремеслу в Твери, поскольку Петербург кому попало, патенты на легковой извоз не давал. Савинков и Сазонов с товарищами следили в столице за Плеве. Азеф был очень доволен. Все шло так, как он и спланировал эту смертельную шахматную партию. Он никому не говорил, что встречался и расспрашивал о террористических методах у знаменитой Анны Якимовой, уцелевшем члене грозного Исполнительного Комитета «Народной Воли», сбежавшей от надзора полиции после двадцатилетней каторги добивать самодержавие. Она познакомила Азефа с агентом третьей степени Исполнительного Комитета Прасковьей Ивановской, также только закончившей двадцатилетнюю сибирскую каторгу и сбежавшей из Сибири. Ивановская решила принять непосредственное участие в убийстве Плеве, до сих пор гордившегося разгромом «Народной воли». Азеф твердо решил взрывать этот столп самодержавия по первомартовскому способу Исполнительного Комитета. Пора уже знаменитому террористу-агенту вписывать свое имя на страницы имперской каторги.

К началу марта 1904 года вся группа Азефа, занятая подготовкой убийства Плеве, собралась в Петербурге. Молодым савинковцам не терпелось взрывать, но Азеф возражал, поскольку удалось установить только то, что Плеве еженедельно по четвергам к двенадцати часам ездил с докладом к Николаю II в Зимний дворец на Дворцовой набережной, всегда разными маршрутами, по набережной Фонтанки, Мойки, Садовой, даже по Литейному проспекту. На двух своих извозчиках эсеры поехали за город на совещание и Савинков предложил взрывать министра сейчас. Азеф ответил, что маршрутов много и поэтому легко ошибиться, а все петербургские улицы в центре бомбами не перекроешь. Сазонов и Каляев сказали, что ждать больше нечего и надо нападать на карету министра на выезде или въезде из квартиры у дома Департамента полиции на Фонтанке,16, хотя у самых ворот. Азеф возразил, что у Департамента полиции самая многочисленная охрана и боевиков сразу заметит простое внешнее полицейское наблюдение. Ребята ответили, что не раз видели эту охрану и покушение вполне возможно. Азеф согласился: «Хорошо, если вы этого хотите, попробуем счастья». Попробовать боевики договорились 18 марта. Азеф обговорил диспозицию покушения и за несколько дней до террористического акта уехал из Петербурга, чтобы отвести от себя подозрения своих полицейских начальников. В Женеве Азеф изложил все планы убийства Плеве своему куратору в ЦК партии эсеров Гоцу, а ближе к 18 марта встретился в Париже со своим куратором из МВД Ратаевым. Во всех случаях Азеф выигрывал и неизвестно, где больше. Взорвет его группа Плеве – авторитет Азефа поднимется у эсеров до небес. Возьмет полиция савинковцев – авторитет Азефа у полиции поднимется до небес. Он давно докладывал Лопухину, что директора Департамента полиции хотят взорвать у места работы, но тот не реагировал. Один из первых биографов Азефа писал: «Полиция не могла, несмотря на все намеки, поймать неопытных молодых боевиков, которые целой стаей бродили вокруг здания Департамента, – непосредственно под носом у многочисленной и разнообразной охраны. С дураками, которые ничего не понимали в деле полицейского сыска и к тому же так скупились на прибавки, конечно, не имело никакого смысла церемониться».