Читать онлайн «Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева». Страница 15

Два старших брата бабушки А.И. монахи Феофан и Павел[73] начали свое поприще в Звенигородском Саввы Сторожевского монастыре. Оба брата настолько старше, что для А.И. они всегда монахи.

Архим. Павел (Глебов)

При пострижении монах получает новое имя, обычно начинающееся с одной буквы с мирским именем; но это не обязательно. Отчества и фамилии монаху не полагалось. Когда я спросил у А.И. имена ее братьев в миру, она не смогла ответить – забыла (может быть, и не знала?). Про Павла сказала неуверенно – Петр.

Старший из них архимандрит Феофан[74] был настоятелем Звенигородского Саввы Сторожевского монастыря. Умер 31 декабря 1897 г. У него наши бывали, но, вероятно, очень редко, и о нем рассказов почти не было. Он устроил мужа своей племянницы из Вороновки В.И. Лохова работать в монастыре – чем-то вроде коридорного в гостинице. Веселый был человек В.И. Привык в избытке пить! Уже после смерти Феофана его пришлось спровадить домой и заменить сыном – Мишей. Поступил Миша туда в мае 1907 г. коридорным в гостиницу, а его жена 17-летняя Еня – горничной. <…>

Наместником Лавры был с 1891 г. архимандрит Павел. <…>

Павлу бесчисленные посетители вручали много подарков, самых разнообразных. Он не берег их – тут же раздавал. Много пользовались от него внуки старшей сестры бабушкиной Прасковьи Ивановны Европиной. <…> Они же забрали все личное имущество Павла после его смерти. <…> Я составил список известных мне вещей от него. А известны больше – сохранившиеся. Вот его подарки в разное время.

Иконы преподобного Сергия, одна у нас в зале, другая сохранилась в сундуке. И, быть может, другие иконы. Сохранился лишь маленький образок преп. Сергия.

«Служебник» в роскошном переплете, бархатном, с золотым обрезом и вышитым образом Спасителя под стеклом.

Книга в роскошном переплете, вложена в папку: «Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, составленное Горским в 1841 г.». С приложениями, М., 1890.

Альбом «Виды Киева» – папина надпись: «Дар Дяди Наместника Серг. Лавры Арх. Павла. 13 марта 1897 г.». Был ли папа в Лавре именно тогда? учитель, время не каникулярное – Пасха в том году 13 апреля. Или он ошибся, написав не тот месяц, или ездила бабушка и привезла подарки?

Альбом «Виды Афона».

Книга Димитриевского «Золотой век»[75] (с дарств. надп. автора).

Часы – большие старинные с улиткой, когда-то давно подарил дедушке Д.Ф., тот долго их носил, лежат у меня, давно не ходят. Позже Павел подарил ему хорошие, серебряные, с двумя крышками, «Павел Буре»; в 20-х годах их украли. Папе – тоже очень хорошие, серебряные часы фирмы «Тобиас», лежат у меня, отломилась крышка, нет пружин.

Ложки столовые, серебряные в футляре, 12 штук и большая разливательная, с меткой «П.». Бинокль театральный, фарфоровая банка-яйцо – давно разбилась крышка.

Два посоха иерейских, один с серебряной головкой (см. фото 26 авг. 1927 г.); обоих теперь нет.

И.Д. Журавлев, 26 августа 1927 г. Фото Д.И. Журавлева.

Когда папа был уже священником, дядя Павел сшил ему роскошную шубу – «дорожная», мех енота, крыт прекрасным английским сукном, большой отложной воротник, узкие рукава, длинная до полу. Папа носил ее в Скопине по праздникам. Лежит и теперь у нас на полатях, так никогда и не послужив по-настоящему. Шуба прислана в Скопин. Папа должен был выплатить за нее сто рублей, по пять рублей в месяц какой-то бедной родственнице как помощь от дяди Павла. Стоимость выше ста рублей Павел оплатил сам.

Я сперва привел эту материальную часть, надеясь найти указания, кто и когда бывал в Лавре. Но тщетно. Лишь одна приблизительная дата.

Сохранилось еще несколько книг духовного содержания; некоторые изданы Лаврой. Вероятнее всего, они подарены папе дядей Павлом. Среди них две с датами:

Троицкий патерик. – 20 июня 1897 г.

Троицкое толковое Евангелие. – 1900 г. марта 10 дня. Вероятно, в эти дни И.Д. был в Лавре. Поездка в марте 1900 г. могла быть связана с просьбой о переводе в Скопин после смерти уже безнадежно болевшего старика Домачевского. Что заранее присмотрели место, видно из той скоропалительности, с какой развернулись события перевода И.Д. в Скопин. Архиерей помнил просьбу Павла. Пасха в 1900 г. была 9 апреля. Значит, 10 марта – пятница третьей недели Великого поста, мог съездить.

Бывали и дедушка с бабушкой, дедушка, похоже, бывал редко и лишь в более молодые годы. Ездила и одна бабушка, возможно, с тетей. Быть может, тетя и была-то всего один раз: она мало про Лавру рассказывала. Бабушка говорила: когда она приезжала, Павел приставлял к ней келейника, который и обслуживал ее, и руководил ей, провожая куда было надо. Папа бывал много раз и один. Когда начал ездить – не знаю. Знаю лишь, что был в июне 1898 г. <…>

Наших поражала материальная сторона – слишком запомнилась роскошь блюд… Например, подавали малиновый кисель с миндальным молоком; миндальное – дело было постом. Папа всегда вспоминал, когда тетя варила малиновый кисель. Мы, мальчики, Сережа и я, очень хорошо знали о миндальном молоке, но никогда не видали и представляли себе, как это особенно вкусно, если даже и с простым молоком очень вкусно. Богомольцы и гости были разные – нищие и богачи, крестьяне и князья. Очевидно, имелся стол на разные вкусы. Понятно, деревенскую родню самого Наместника хотели удивить невиданным. Сам дядя Павел питался просто. Я в детстве любил редиску, и мне все говорили, что и дядя Павел очень любил редиску…

По-видимому, дядя Павел был гостеприимен и хорошо относился к своей бедной родне. Наши его очень уважали и любили. Ему делали операцию удаления катаракты, и когда папу к концу жизни катаракта лишила возможности читать, мысль сделать операцию ему нравилась из-за сходства с дядей Павлом. <…>

Побывать в Сергиевой Лавре, этой святыне каждого русского человека (см. статью историка Ключевского), помолиться у гроба преподобного Сергия стремились на протяжении веков многие и многие тысячи, миллионы людей из всех слоев населения. Богомолье у Троицы-Сергия давало и нашим чувство глубокого удовлетворения и духовной радости. Но для них эти религиозные переживания еще усиливались и внешней стороной.

Жизнь в Лавре, кипевшая как в муравейнике, роскошь храмов, зданий, всей необычной обстановки, угощение и внимание самого Архимандрита, человека, пред которым заискивали епархиальные архиереи, – все это оставляло неизгладимое впечатление у наших, живших в бедном селе, можно сказать, безвыездно, привыкших к тишине и безлюдью, образно выражаясь – дрожавших при самом имени деспота-архиерея.

В Москве жила еще одна родственница, какое родство – не знаю, Евгения, игуменья Вознесенского монастыря в Кремле[76]. Этот монастырь XIV в. сломан в начале 30-х годов (как и знаменитый Чудов). У нее наши тоже бывали. Папа в последний раз в конце 1913 г., когда болел Сережа; она подарила папе книгу «Канонник». Папа писал нам в Скопин:

«Вчера был у Игуменьи, лежит три недели больна. Никого не принимает, меня же приняла, и я поговорил с ней очень немного. Закусывал и пил чай».

Примерно в 1906 г. она прислала нам в Скопин ящик с книгами – больше журнал «Душеполезное чтение» за старые годы. В ящике – подарок Кате: знаменитая кедровая шишка с белкой и золотыми орешками внутри. Стоит она сейчас (10 июня 1969) у Кати в комнате. <…>

Мать Евгения (Виноградова), начало ХХ в. Фото дано по книге: Меняйло В.А. Иконы из Вознесенского монастыря Московского кремля. М., 2005

Перечитал и вижу: мало знаю обо всем этом. Только то, что запомнилось с детских времен. Рассказы слышал в свои детские годы. Понял и запомнил лишь кое-что доступное мне. А позже, в последние годы с бабушкой круг моих интересов по возрасту лежал в будущем. Еще позднее – я уже писал: папа не любил делиться воспоминаниями, и сам я слишком был занят настоящим. До прошлого руки не доходили.

Последний раз папа был в Лавре вместе со мной 18 июля 1946 г. Мы жили тогда на даче в Челюскинской по Ярославской дороге. Я не помнил, а папа почему-то не сказал, – это Сергиев день, именины нашего Сережи. После 40 с лишним лет папа не узнал многого, все кругом было незнакомо, не мог указать, где жил дядя Павел, только ориентировочно – «где-то там!». И немудрено: мы застали Лавру в запустении. Разрушено, разломано, кучи… только начиналась реставрация. С историей Лавры в 20-е годы я познакомился лишь много позже по воспоминаниям Т.В. Розановой[77]. <…>

В годы войны возобновилась деятельность Лавры как религиозного центра. И мы с папой застали начальный момент восстановления. Я впервые в Лавре. Были у раки преподобного Сергия. Стояли около паперти Успенского собора. В это время приехал патриарх Алексей, все расступились, и он прошел в церковь в двух шагах от нас. Но в собор папа не захотел войти. <…>