Читать онлайн «Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере». Страница 68

Изменение настроений в армии и общей обстановки на фронте сказалось и на том, что к началу 1920 г. почти полностью прекратился приток перебежчиков от противника и, напротив, многократно увеличилось дезертирство из северных частей и переходы за линию фронта. Солдаты уходили поодиночке и целыми партиями, иногда с винтовками и пулеметами. Они шли в разведку или в караул и не возвращались. Иногда исчезали целые белые заставы, а позже командиры обнаруживали оставленные винтовки с приделанными к ним записками следующего содержания: «Тогда как вы убежите, нам некуда бежать, так как наш дом здесь. И в случае, если наше дело проиграно, мы должны как-то существовать с большевиками»[906]. По сведениям офицеров, дезертирство подстегивали красные листовки, распространявшиеся по линии фронта, которые сообщали, что у белых заканчивается продовольствие, и также обещали денежное вознаграждение за принесенное оружие или приведенного с собой офицера. Перейдя к противнику, некоторые солдаты вскоре вновь появлялись в своих полках уже в роли красных «разведчиков» и уговаривали однополчан последовать их примеру. До командования доходили сведения, что в войсках опять начали появляться заговоры с целью открыть фронт противнику[907].

В бесполезности дальнейшей борьбы все более начинали убеждаться и жители прифронтовых деревень, которые менее охотно оказывали содействие белой армии. Как жаловался в частном письме офицер морского стрелкового батальона, «[о]тношение крестьян к нам… ниже всякой критики. Помещения дают нехотя, даже жалко им дать на время свою посуду»[908]. Солдатам на Железнодорожном фронте было невозможно получить у крестьян даже кружку молока. Рядовой стрелкового полка писал домой, что у самих местных крестьян «киснет молоко, а для солдата нет»[909]. Настроение населения изменилось не потому, что оно разочаровалось в политике белого правительства. Но, как писал один современник, поскольку крестьянин «устал от войны и думал, что “мир даст большевик” – он и сочувствовал неизбежному концу Северной Области»[910].

Изменение военной обстановки, деморализация армии и тыла резко сказались на авторитете Северного правительства, положение которого неожиданно стало шатким. Еще в конце осени 1919 г., казалось, мало что предвещало правительственный кризис. В белом кабинете не было фракций и разногласий, и он целиком поддерживал генерала Миллера, в руках которого находилась реальная власть. Сильной политической оппозиции вне правительства также не существовало. Уступки левым кругам, выторгованные земством и августовским Земско-городским совещанием, уже осенью были взяты обратно. Проект о представительном органе Северной области утонул в недрах разрабатывавшего его правительственного комитета. Созданные совещанием постоянные комиссии по обороне и внутреннему управлению прекратили работу уже в конце сентября из-за отказа правительства признать за ними законосовещательные права и предоставлять им на обсуждение законопроекты. Тогда же представители совещания П.П. Скоморохов и Е.В. Едовин вышли из состава кабинета[911].

Тем временем, освободившись от опеки слева, Миллер все более сосредоточивал власть в своих руках. Уже в августе 1919 г. к своим портфелям управляющего иностранными делами и путями сообщения генерал прибавил контроль над управлением внутренними делами[912]. Тогда же, вступив официально в должность главнокомандующего Северным фронтом, Миллер, помимо генерал-губернаторских полномочий, получил в непосредственное командование армию. Прежний командующий русскими войсками В.В. Марушевский ушел в отставку и покинул Архангельск. Вскоре в связи с союзной эвакуацией британское командование передало все руководство боевыми операциями в штаб Миллера. Таким образом, Миллер целиком сосредоточил в своих руках также и военную власть[913]. По мере того как генерал получал все бóльшие полномочия, работа правительства становилась менее заметной. Уже с лета кабинет собирался всего лишь два раза в неделю. Его заседания были большей частью заполнены утверждением списков награжденных и бюджетных ассигнований. Тем временем Миллер и гражданская канцелярия при главнокомандующем играли ведущую роль в управлении краем. Современники отмечали, что во второй половине 1919 г. уже не генерал состоял при правительстве, а скорее правительство при генерале. Хотя в хаосе Гражданской войны Миллер едва ли мог осуществлять дирижистское правление и прямой политический контроль, осенью 1919 г. система власти в крае была ближе, чем когда-либо раньше, к генеральской диктатуре[914].

Генеральская власть не пользовалась широкой популярностью. Но все же ее терпели. Терпела региональная либеральная общественность, потому что в принципе сочувствовала идее сильной власти и знала, что без помощи военных область не удержать и что альтернативой были большевики. Терпели земцы и левые круги, так как считали необходимым продолжать войну и не видели возможности изменить систему управления областью. Терпели обычные жители края, потому что слышали об успехах белых армий и надеялись на скорое завершение войны. Но как только военное положение ухудшилось, критика правительства и главнокомандующего вновь усилилась. Инициаторами выступили северные социалисты, которые вновь стали громко требовать демократизации власти.

Уже в ноябре 1919 г. собравшиеся в день Георгиевского праздника солдаты Двинского фронта, кавалеры георгиевских крестов и медалей, обратились к Миллеру с просьбой созвать новое Земско-городское совещание для обсуждения положения Северной области. По сведениям контрразведки, за этим требованием стояли главным образом партизаны из Шенкурского батальона, офицеры которого сочувствовали эсерам. Требование георгиевских кавалеров поддержали делегаты прежнего совещания и земские лидеры, также направившие обращения к правительству. В начале января 1920 г. кампания в пользу созыва Земско-городского совещания приняла более широкий размах. Шенкурские партизаны открыли сбор подписей под требованием созвать совещание и протестом против политических репрессий. С фронта к правительству и командующему ехали делегации, призывая демократизировать власть и принять меры для «внутреннего успокоения»[915].

Разрозненные выступления переросли в политический кризис, когда в январе 1920 г. с резкой критикой кабинета выступило северное отделения Союза возрождения России. Управляющие правительственными отделами, большинство из которых были членами Союза, в ответ решили сложить свои полномочия, поручив Миллеру создание нового правительства. Теперь наряду с трудной военной обстановкой и усилившейся критикой власти слева, Северная область лишилась еще и правительства. У Миллера не оставалось иного выхода, кроме как пойти на переговоры с представителями самоуправлений и профсоюзов о реконструкции кабинета[916].

Начавшиеся в конце января переговоры продвигались медленно и сложно из-за острого размежевания среди белой политической элиты. Умеренные социалисты требовали дать делегатам от «общественности» ключевые посты в кабинете и подчинить правительство Земско-городскому совещанию. Тем временем на секретном собрании представителей социалистических партий звучали предложения силой свергнуть власть Миллера и даже начать переговоры с большевиками о мире. В свою очередь, Миллер вместе с членами прежнего правительства отводил совещанию лишь консультативную роль, а земцам предлагал два второстепенных поста в кабинете[917]. Но даже эти уступки казались чрезмерными более правым региональным кругам, в частности Торгово-промышленному союзу, либеральному блоку Архангельской городской думы и Союзу интеллигенции, которые ввиду трудной военной обстановки требовали передать всю власть главнокомандующему[918].

Конфликт еще более обострила очередная, 5-я сессия Архангельского губернского земского собрания, которая открылась в Архангельске 3 февраля 1920 г. Обрушившись на власть с обвинениями в недемократичности, неэффективности и чрезмерной репрессивности, левые делегаты во главе с председателем П.П. Скомороховым 5 февраля попытались совершить переворот. Они объявили собрание высшим органом власти в области и сообщили, что берут формирование нового правительства на себя[919]. Ошеломленный Миллер, которому доложили, что среди делегатов имеются даже сторонники перемирия с большевиками, уже на следующий день выставил вокруг земского здания вооруженный караул и лично появился на собрании. Он отверг претензии земцев на власть и заявил, что сам сформирует кабинет из представителей разных общественных групп[920].