Читать онлайн «Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере». Страница 14

Вместе с тем на Севере отличительной чертой было не противоборство партий, а их взаимодействие. Долгая традиция сотрудничества в среде немногочисленной архангельской политической общественности повлияла на то, что и в год революции члены разных партий близко взаимодействовали в городской думе, советах, комитетах и общественных организациях. Они создавали межпартийные блоки и объединения, определявшие политическое лицо губернских выборных органов на протяжении 1917 г. Попытка местных большевиков выйти из этих объединений и противопоставить себя другим партиям сделала их маргиналами в местной политике и решающим образом повлияла на дальнейшее развитие провинциальной революциии.

В Архангельской губернии, как и в целом по стране, Февральская революция принесла радикальное полевение политического спектра[177]. Правые партии и даже октябристы канули в политическое небытие. Наиболее видные представители архангельских октябристов, в частности В.В. Гувелякен, примкнули к кадетам, первоначально сохранявшим значимые позиции в губернской политике. Архангельская городская организация кадетов, сократившаяся в предшествующие годы, весной 1917 г. вновь выросла до 130 членов. Рупор кадетов – либеральная газета «Архангельск», выходившая под редакцией бывшего члена Государственной Думы Н.В. Мефодиева, – по-прежнему пользовалась влиянием среди провинциальной общественности. Кадеты сохранили важные позиции и в местном самоуправлении. Они входили в состав Архангельской городской управы, а Н.А. Старцев, глава губернского комитета партии, являлся заместителем председателя городской думы и регулярно вплоть до лета 1918 г. вел думские заседания. И даже Гувелякен, хотя и уступил после думских перевыборов в августе 1917 г. пост городского головы эсеру М.Т. Иванову, продолжал работать сразу в нескольких комиссиях думы[178].

Вместе с тем кадеты не смогли удержать прежнее ведущее положение в губернской политике и все с бóльшим отрывом проигрывали выборы представителям социалистических партий. В городскую думу в августе 1917 г. им удалось провести всего 9 из 60 гласных. Хотя кадеты раньше почти всегда представляли губернию в Государственной Думе, на выборах в Учредительное собрание кадетские представители А.Е. Исупов и В.В. Бартенев даже в Архангельске набрали менее трети голосов. В целом же по губернии за кадетов проголосовало немногим более 7 % избирателей[179]. Несмотря на то что в Архангельске приток «мартовских кадетов» из числа октябристов не сдвинул кадетскую организацию вправо и кадеты тесно взаимодействовали с представителями социалистических партий в органах самоуправления[180], они вскоре уступили главное место в губернской политике умеренно-социалистическому блоку из эсеров и социал-демократов.

Умеренные социалисты в 1917 г. выдвинулись на ведущие позиции в органах революционной власти по всей России. Они преобладали в Петроградском совете до конца лета 1917 г. и до октября во многих отношениях контролировали работу Временного правительства. В Архангельской губернии они также играли ведущую роль. Комитеты левых партий на Севере, практически прекратившие свою деятельность в предшествующее десятилетие, в 1917 г. стремительно формировались заново. В отличие от кадетских организаций, левые партийные комитеты не были преемниками довоенных социалистических кружков. Основу левых организаций составили уже не политические ссыльные, а прибывшие на Север во время войны строительные и портовые рабочие, военнослужащие гарнизонов и матросы флотских команд, дезертиры и демобилизованные солдаты, а также члены разросшихся в годы войны кооперативов, оказавшихся под влиянием инструкторов из неонароднической интеллигенции. Именно они стояли за стремительным взлетом влияния левых партий после Февраля 1917 г.[181]

Эсеры в Архангельске, как и в целом по стране, на протяжении большей части 1917 г. доминировали на политической сцене. Только на первое организационное собрание партии 14 марта 1917 г. здесь явилось 400 человек, а к маю численность Архангельской организации доходила до 600 членов[182]. Среди губернских эсеров преобладали центристы, и на протяжении всего 1917 г. организация не страдала от фракционных расколов. Хотя в начале 1918 г. в Архангельске появилась группа левых эсеров, они до мая не имели собственной организации и не играли самостоятельной политической роли. Самая многочисленная группа эсеров действовала в Архангельске. Эсеры работали в городской думе и, наряду с социал-демократами, занимали ведущие позиции в Архангельском совете, пользуясь популярностью среди рабочих, солдат гарнизона и матросов флотилии. Эсеровские партийные группы действовали в уездных городах – Шенкурске, Онеге, Мурманске и Кеми. Под влиянием эсеров находились губернский и уездные советы и съезды крестьянских депутатов[183].

Несмотря на то что самые крупные эсеровские организации действовали в городах, эсеры, пользуясь репутацией крестьянской партии, расширяли свое влияние и в деревне. Эсеры состояли в руководстве кооперативных организаций, возглавляли сельские и волостные комитеты, управы и советы. Популярности эсеров содействовала архангельская эсеровская газета «Воля Севера», расходившаяся по волостям тиражом в 5 тыс. экземпляров[184]. Влияние эсеров в губернии особенно сказалось на результатах выборов в Учредительное собрание, на которых кандидаты партии А.А. Иванов и М.Ф. Квятковский собрали около двух третей голосов. Как в Исполкоме губернского совета крестьянских депутатов объяснял крестьянские предпочтения один из уездных делегатов, лозунг «Земля и Воля», а также, учитывая местные природные особенности, «Лес и Воля» и «Море и Воля» – «им всего дороже»[185]. Не удивительно, что позже многие волостные советы и земства, уездные управы и союзы кооперативов, находившиеся под влиянием эсеров, резко протестовали против разгона Учредительного собрания большевиками[186].

Эсеры делили центральное место в губернской политике с социал-демократами, которые вплоть до лета 1917 г. имели в Архангельске объединенную организацию, включавшую в себя все социал-демократические течения – от большевиков до плехановцев. Преобладающее влияние в ней имели меньшевики. Хотя Архангельский комитет РСДРП в марте 1917 г. был образован по инициативе латышских рабочих-большевиков, в частности Я.А. Тимме, М.С. Новова и О.И. Валюшиса, все наиболее важные позиции в Архангельском совете и губернских комитетах остались за меньшевиками. Председателем Архангельского совета рабочих и солдатских депутатов был меньшевик К.А. Кошкин, в мае 1917 г. его сменил меньшевик В.В. Бустрем. Меньшевик А.А. Житков являлся председателем Комитета общественной безопасности, а с августа 1917 г. – председателем городской думы.

По общему признанию, архангельские меньшевики имели одаренных ораторов и организаторов. Тем временем губернские большевики, большинство из которых являлись латышскими рабочими-транспортниками, эвакуированными в Архангельск в годы мировой войны, из-за плохого знания русского языка были лишены более широкого влияния. Даже большевистские собрания в Архангельске проводились чаще всего не на русском, а на латышском языке. У губернских большевиков не было ни своего печатного органа, ни денег для заказа газет из центра. В целом, на протяжении большей части 1917 г. они казались малозаметными в провинциальной политике[187].

Политическую незначительность архангельских большевиков обнажил их выход из объединенной организации РСДРП. В мае 1917 г. под влиянием решений апрельской партийной конференции в Петрограде и постановлений ЦК РСДРП(б) о своем выходе заявила большевистская латышская секция в Архангельске. Вскоре за ними последовали оставшиеся большевики, и 10 июня была сформирована отдельная организация РСДРП(б). Последствия этого шага для архангельских большевиков оказались катастрофическими. После раскола у них осталось около 100 членов, в то время как меньшевики продолжали укреплять свое влияние и к августу насчитывали в своих рядах уже 700 человек[188]. Новым сильным ударом по организации стало июльское восстание некоторых частей гарнизона и рабочих в Петрограде, после которого архангельский комитет покинули даже несколько руководящих членов. Попытка местного большевика Т.П. Зинкевича снять с партии вину за июльские события окончилась провалом. Его заявление, что во всем виноваты «примазавшиеся» «контрреволюционеры и провокаторы», было встречено порицанием архангельского совета, сопровождаемым ехидным замечанием рабочего С. Туфиаса: «Я не я и лошадь не моя»[189].

Выход архангельских большевиков из объединенного комитета РСДРП и их стремление отделаться от союза с «соглашателями» поставили их вне эсеровско-социал-демократического блока, который руководил губернскими органами самоуправления – от Архангельского совета до переизбранной городской думы. Это фактически лишило большевиков влияния в провинциальной политике. В августе 1917 г. на выборах в городскую думу эсеры и меньшевики выставили «единый революционно-демократический список кандидатов», чтобы не разбивать голоса «демократии». Большевики тогда участвовать в выборах отказались. В результате умеренные социалисты получили 42 из 60 мест[190]. Представители умеренно-социалистического блока преобладали и в руководстве профсоюзов. Хотя архангельские большевики несколько укрепили свои позиции после августовского выступления генерала Л.Г. Корнилова против правительства А.Ф. Керенского, даже осенью 1917 г. они все еще не играли ведущей роли в выборных органах края. Так, среди 400 делегатов Архангельского совета в большевистской фракции числилось всего 17 членов. Тем временем даже «сочувствующие» большевикам в совете предпочитали голосовать за «беспартийные» резолюции умеренно-социалистического блока[191]. Вплоть до середины декабря 1917 г. руководство совета продолжало осуждать самостоятельные партийные выступления и настаивало на совместной работе всех социалистов, «не уклоняясь в сторону вражды между партиями»[192].