Читать онлайн «Политическая антропология». Страница 61

Промышленная аристократия и финансовая знать основываются на великих экономических предприятиях и технических изобретениях, которые придают нашему времени свой отпечаток. Если фундамент богатства бывает заложен личными способностями, то, достигнув раз известной высоты, состояния увеличиваются уже как бы сами собой под влиянием имманентной тенденции социальной системы. Уже Аристотель выражал удивление тому, что деньги снова порождают деньги. Накоплению капитала содействуют, далее, наследство и приданое. Немало способствует этому и малая плодовитость в богатых семьях, так как состояние в таких случаях не раздробляется путем наследственного деления. Не одно только число детей, но и то обстоятельство, что мужские или женские, способные или неспособные потомки имеются налицо, оказывает большое влияние на накопление и сохранение экономических семейных владений.

Кроме физиологических свойств семьи, ее нравственный характер, а именно прочность семейного чувства, является решающим моментом для социального возвышения. Есть семьи, родители которых стремятся к тому, чтобы уготовить своим детям лучшую участь, чем та, которая досталась им самим. Они работают поэтому, сберегают и хлопочут всю свою жизнь. Оставить что-нибудь своим детям и дать им высшее положение и лучшее занятие — вот что составляет у них потребность личного и семейного честолюбия. Эти стремящиеся вверх семьи, где существует наистрожайшая подготовка детей, встречаются чаще всего в среднем — буржуазном — сословии. С другой стороны, есть семьи, которые довольствуются тем положением и состоянием, которые они унаследовали от своих отцов, и находят, что собственные их дети должны также довольствоваться этим. Такие семьи можно большею частью найти в крестьянском и рабочем сословиях. Наконец, есть и такие родители, которые позволяют себе пренебрегать своими детьми и представляют им погибать. Эти падающие семьи можно найти во всех слоях общества, преимущественно же в самых низших. Однако поскольку недостаток и чрезмерное изобилие часто порождают те же самые социальные результаты, то и такие случаи нередко наблюдаются там, где в пресыщенных семьях дети изнеживаются и расслабляются, и где уже не существует больше никакой более высокой цели, побуждающей к благородному стремлению; богатство же и наслаждения с самой юности истощают силы и в результате приводят к такому же физиологическому и социальному падению, как недостаток и нищета в низших и беднейших общественных слоях.

Самый низший слой населения, состоящий из окончательно расшатанных существований, из случайных рабочих, нищих и бродяг, составляется большею частью из потомков таких павших семей. К. Бонхоффер пишет в своем исследовании о нищете и бродяжничестве в больших городах, что, рассматривая отцовское занятие и семейные отношения в родительском доме, можно найти признаки нисходящего социального развития уже у предков, и у немногих индивидуумов, которых по социальному и экономическому положению родителей должно было бы причислить к более высоким слоям, почти без исключения удавалось констатировать дурную наследственность, большею часть в области душевных болезней.[257]

Высший социальный слой, денежная и промышленная знать заимствовали отчасти социальные функции у старой феодальной аристократии, не сумев, в то же время, усвоить манеры и осанку рыцарского дворянства, представляющие результат большого социального расстояния и долговременной семейной традиции. Не одно только богатство и ум, но и фамильная традиция, которая исторически связывает поколения и делает их солидарными, создает настоящее звание. Тем более тогда, когда семьи путем привилегий правового или фактического рода или посредством непрерывного проявления личных способностей остаются на высшем положении. Случай или одностороннее экономическое дарование возвышает слишком много индивидуумов, телесно и нравственно малоценных, и смена лиц и состояний при таком волнообразном развитии капиталистического отбора и конкуренции бывает слишком велика, вследствие чего не могут образоваться, основывающиеся на физиологическом равенстве происхождения, солидарность и традиция семей и целого сословия.

Феодальная знать пренебрегает участием в промышленной конкуренции или неохотно переходит к буржуазным занятиям.

Так, Лебон сетует на французское дворянство, говоря: «Развалины нашего старого дворянства, отличающегося ценными качествами, которые передавались им длинным рядом поколений, презирают буржуазные занятия и труд, который мог бы развить их ум, и позволяют поэтому обгонять себя. Их роль ныне почти сыграна».[258] Вместо того, финансовые повелители начинают делаться владельцами рыцарских поместий и занимают офицерские места. Даже еврейские банкиры устремляются к земельной собственности. Многие имения Бранденбурга находятся в их руках, и земли Галиции уже в третьей части скуплены ими.

В течение своего четырехсотлетнего процесса развития современный классовой строй вызвал новую культуру с ее великими экономическими и духовными продуктами. В физиологическом отношении она есть творение тех индивидуумов и семей, которые отличались более высоким естественным дарованием и возвысили себя путем свободного социального отбора. «Со времен феодализма, — пишет Шеффле, — до нашего капиталистического строя комбинация имущественной силы и личного превосходства вызывает расслоение и деление на господствующие и служебные классы с более резким проявлением сословных и классовых противоположностей».

Социал-демократические теоретики обыкновенно резко противопоставляют друг другу класс капиталистов и рабочих. Но как первый, так и второй отнюдь не представляют однородной массы. В рабочем сословии существуют разделения согласно более высокому интеллекту и энергии и соответствующие им социальные положения. Социальный отбор семей и индивидуумов имеет место и здесь, как и внутри всех групп. Мастера, квалифицированные рабочие, необученные рабочие и нищий пролетариат служат выражением этих градаций. Между тем как в начале промышленного развития способные элементы рабочих и ремесленных сословий имели шансы на возвышение и достижение высших положений в классе капиталистов, переход из одной группы в другую, несмотря на все индивидуальные усилия, становится все более трудным и по временам почти невозможным. Класс принимает тогда характер экономической касты. Чем более капитал концентрируется, а способность конкурирования зависит от обладания большими капиталами, тем меньше число возможностей самостоятельного экономического существования, а с ними и возможность возвышения и достижения свободных профессий. Взамен того, в сложных профессиях современной промышленности образуются новые группы хорошо обставленных экономически, но зависимых должностей, которые, однако, не могут способствовать развитию экономической инициативы, служащей исходным пунктом всякого прогресса.

Без сомнения, из всех доныне существовавших форм механизма социального отбора капиталистический строй общества — самый плодотворный и сильный. Он более всего идет навстречу индивидуальным дарованиям. Без этого в высшей степени повышенного напряжения и отбора индивидуальных сил современная промышленность и цивилизация не могли бы осуществиться. Но, составляя вначале, как и все социальные групповые образования, биологическое орудие в подборе и развитии рас, которое, однако, по мере укрепления своего господства становится односторонним, неподвижным и наконец увядает, капиталистический строй в самом себе несет свои пределы и ограничения, которые и делают его все неспособнее к дальнейшему и более высокому развитию, пока и он не будет замещен другими, более целесообразными механизмами отбора.

Всякая раса обладает естественно отмеренной духовной культурной силой. Число интеллектуальных, моральных и художественных талантов отнюдь не безгранично. Также и тут положена органическая мера. Все ли личные душевные силы могут вполне развиваться, это зависит от степени социального разделения труда, от образовательных и воспитательных учреждений, от общественных нравов и воззрений — словом, от целесообразных учреждений всех тех механизмов, которые господствуют над значительным и индивидуальным отбором духовных способностей.

Первоначально все более возвышенные интеллектуальные профессии были связаны с жреческим сословием. Последнее имело не только специальные религиозные функции, но было также носителем науки, врачебного искусства, правовых и исторических преданий; так было у индусов и египтян, в средние века и наблюдается у многих, существующих еще и теперь, первобытных племен.

Вместе с общественным дифференцированием обособляются и интеллектуальные занятия и становятся самостоятельными. Они образуют специальную группу, которая принимает на себя продуктивное развитие духовного имущества, делая это своим жизненным призванием и оказывая мощное воздействие на образование, жизнь и хозяйство своих современников и соотечественников. В то время, как в первобытных состояниях пример и учение родителей составляют единственную школу образования, на более высоких ступенях цивилизации возникают уже особые воспитательные и образовательные учреждения, — и развивается ученое сословие, которое снова разветвляется на группы с разнообразными высшими и низшими образовательными задачами.