Читать онлайн «Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана». Страница 24

Некоторые примеры из широкого круга реформ Акбара показывают общее направление его усилий к установлению рационального управления. В области сбора налогов Акбар унаследовал систему, при которой крестьяне платили налог натурой, но при опытном руководстве советника Акбара раджи Тодар Мала положение дел постепенно изменилось, и они стали платить наличными, первоначально часть цены за урожай текущего года, а позже – часть стоимости урожая за десять лет при дополнительной системе льгот в неурожайные годы. Абу-ль-Фазл заполняет сорок четыре страницы текста списками ежегодного урожая зерновых культур в семи провинциях за период в девятнадцать лет. Акбар также поменял налоговый год с лунного на солнечный, аргументируя это тем, что несправедливо получать с крестьян налог за лунный год (354 дня), в то время как земледелец получает урожай в течение года солнечного. Были предприняты шаги по усовершенствованию ткацких мастерских и рынка тканей; освобождение купцов от некоторых пошлин должно было стимулировать торговлю; это же послужило причиной для создания плана строительства дорог. Когда император захотел поехать в Кашмир, «три тысячи каменотесов, горнорабочих, дробильщиков щебня, а также две тысячи землекопов были отправлены выровнять дорогу»; в другом случае Хайберский проход впервые сделали доступным для колесных средств передвижения, а через Инд построили мост, что вызвало немалую тревогу у соседей Акбара к северу от Кабула. Чтобы сделать проверку войск более точной, Акбар возобновил клеймение лошадей – средство, ранее используемое Шер-шахом и имеющее своей целью предотвратить появление изо дня в день одного и того же росинанта в качестве коня, принадлежащего каждый раз новому солдату; по той же причине Акбар добавил к этому перекличку самих солдат по спискам, в которых каждому вояке дано было краткое описание. К нам попали подобные списки более позднего времени, и вот одно из типичных описаний: «Камр Али, сын Мира Али, сына Кабира Али, лицо желтое, лоб широкий, брови раздельные, глаза бараньи, нос торчит вперед, борода и усы черные, правое ухо отсечено мечом». Акбар занимался и решением социальных проблем. Он ввел запрет на браки между детьми, упразднил сати (сожжение вдов вместе с умершими мужьями), пытался ввести контроль над азартными играми и проституцией (для этих занятий в городах были отведены особые кварталы), внести относительный порядок в хаос индийских мер и весов, а также создать более удовлетворительную и либеральную систему образования.

Осуществление всего этого означало разрастание гражданских служб, и трагикомические штучки бюрократии были при дворе Моголов столь же убийственными, как везде. Прежде чем вновь назначенный офицер мог получить свое содержание, необходимо было совершить следующую процедуру. После того как император утверждал назначение и оно было внесено в ежедневные записи при дворе, из этих записей делалось извлечение и визировалось тремя чиновниками; затем документ вручали копиисту, и тот готовил сокращенный его вариант, который визировали четыре чиновника и на котором ставил свою печать первый министр. Документ передавали в военное управление, которое запрашивало реестр подчиненных офицеру солдат. Далее готовили постановление о жалованье, вносили сведения в записи всех имеющих к этому отношение ведомств и передавали постановление в управление финансами, где готовили расчет и представляли его на утверждение императору. Получив формальную санкцию, подготавливали платежное свидетельство и поочередно отправляли министру финансов, главнокомандующему и военному казначею. Последний писал окончательный фирман (указ), и этот фирман, подписанный шестью официальными лицами из трех ведомств, поступал в казну как платежный документ. В конечном счете именно на гражданской службе мог возвыситься истинный талант. Шах Мансур, который в качестве советника Акбара впоследствии помогал довести до конца многие реформы Тодар Мала в области налогообложения, выдвинулся как один из чиновников ведомства благовоний.

Абу-ль-Фазл прибыл в Фатехпур Сикри и поступил на службу к Акбару в возрасте двадцати трех лет, в тот же самый 1574 год, как и другой блестящий молодой человек, Бадавни. Абу-ль-Фазл познакомился с Бадавни, который был старше его на одиннадцать лет, еще в раннем детстве, так как тот учился в Агре у его отца шейха Мубарака. Акбар сразу заметил обоих; обоим, казалось, предстояла самая многообещающая карьера; оба могли стать наиболее выдающимися историографами своего времени. Но их дороги быстро разошлись, и огромная разница между их карьерами и между двумя их книгами в точности символизирует ту пропасть, которая разверзлась во второй половине правления Акбара и которая казалась катастрофой большинству ортодоксальных мусульман в окружении императора: многие из них всерьез уверовали, что повелитель стал индуистом. Бадавни был правоверным суннитом, но Абу-ль-Фазл, как и его старший брат Файзи и их отец шейх Мубарак, придерживался свободного образа мыслей. Назначение трех членов этой талантливой семьи на посты при дворе выглядело ужасающим отступничеством в глазах строгих ортодоксов и считается таковым до сих пор многими влиятельными представителями так называемой у лама – знатоков исламского богословия.

Шейх Мубарак и два его сына вскоре стали наиболее влиятельной группой при дворе Акбара, главным образом потому, что их эклектизм прекрасно сочетался с его собственным. Сам шейх занял ведущее место среди духовных лиц во дворце. Его старший сын Файзи стал увенчанным лаврами поэтом. Что касается Абу-ль-Фазла, то он энергично брался за решение многих задач и тем самым завоевал полное доверие Акбара. Многие дела в Фатехпур Сикри братья совершали с изяществом и с внешней легкостью, а Бадавни и ему подобные чувствовали себя лишними и ненужными. Бадавни как-то раз попытался обличать Абу-ль-Фазла за его откровенно еретические воззрения и был доведен до бешенства спокойным ответом: «Я хочу несколько дней побродить ради удовольствия в долине неверия». Эта история, при всей ее анекдотичности, свидетельствует о вполне серьезном стремлении Абу-ль-Фазла сделать более широким религиозный базис режима. По едкой иронии судьбы оба соперника-интеллектуала, как люди молодые, получили одинаковый военный ранг «на двадцать лошадей» и вынуждены были решать одну и ту же задачу: наблюдать за клеймением лошадей перед перекличкой. Абу-ль-Фазл решительно взялся за дело и, по словам Бадавни, «благодаря своей сообразительности и умению приспосабливаться» сумел подняться до самых высоких должностей в государстве, «в то время как я из-за своей неопытности и простоты не мог справиться со службой». Бадавни вскоре опустился на уровень обычного переводчика. Акбар с характерным для него безразличием к религиозному фанатизму Бадавни поручил ему перевести за четыре года на персидский язык классический индийский эпос «Махабхарату», который Бадавни предвзято считал «нелепыми детскими сказками, над которыми можно только потешаться… но, как видно, только мне и суждено заниматься подобной работой». Бадавни редко появляется на страницах книги Абу-ль-Фазла, зато сам Бадавни уделяет последнему немало места как человеку, который «поверг мир в огонь», будучи при этом «навязчивым и угодливым, откровенным безбожником, безмерным льстецом, постоянно изучающим прихоти императора». Книги этих двух историографов составляют, вместе взятые, прекрасный комментарий к царствованию Акбара. Своеобразное, преисполненное религиозного духа, безупречно честное по отношению к самому себе и к другим сочинение Бадавни более читаемо и с современной точки зрения лучше написано. Оно создавалось тайно и было обнаружено только в 1615 году, когда и Акбар, и Бадавни были уже на том свете. Труд Абу-ль-Фазла, в котором перечисление добродетелей Акбара растянуто на несколько страниц, был написан по воле императора, и автор читал ему вслух каждый раздел по мере завершения. Книга поражает изобилием цветистых персидских метафор, порою полных поразительной живости, как, например, фраза о том, что святой человек «тридцать лет собирал крупицы счастья в незаметном уголке, сидя на старой циновке». Разница между этими двумя историческими сочинениями такая же, как между блестяще написанным дневником и великолепнейшим свитком орнаментального стиля.

Склонность Акбара к религиозным размышлениям подогревалась не только семьей шейха Мубарака, но и широким потоком суждений в Индии того времени. В рамках ислама давно уже существовала традиция вольнодумного мистицизма, именуемого суфизмом и выступающего против жестких ограничений ортодоксии; в прошедшем столетии оно соприкасалось в Индии со сходными течениями в индуизме, в особенности с движением бхакти и зачинающейся религией сикхов; оба эти течения отрицали кастовую систему и веру в личного Бога.[33] К 1575 году интерес Акбара к сравнительной теологии стал настолько сильным, что он велел построить особую ибадат-хану, то есть «дом поклонения», в котором и велись религиозные дискуссии. Здание до наших дней не сохранилось; по описаниям оно представляло собой увеличенную в размерах келью отшельника. Расположено оно было позади мечети в Фатехпур Сикри, и Акбар посещал его после четверговой молитвы в мечети – мусульманские сутки начинаются в сумерки, а не в полночь, так что вечер четверга для Акбара и его мулл был началом пятницы, священного дня мусульман.