Читать онлайн «Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941». Страница 45

В августе, когда доклады из Вашингтона рисовали картину грубой американской политики экономических санкций и передавали слухи о новых японо-американских соглашениях, Берлин был шокирован антинемецким заявлением, которое сделал в Америке член японского парламента, заявивший, что заключение пакта было «большой ошибкой». Он публично заверил американцев, что, хотя ряд стран и желает японо-американской войны, японский флот «не позволит, чтобы его использовали как инструмент в руках третьей стороны для борьбы с Соединенными Штатами». Томсен добавлял, что в результате этого «неслыханного» выпада Соединенные Штаты полны теперь решимости и будут глухи к японским мирным предложениям, поскольку политика устрашения дает лучшие результаты. Хуже всего, что японцы объявили о том, что планируют возобновить переговоры в Вашингтоне (которые были прерваны 31 июля), чтобы «прояснить обстановку». Японцы открытым текстом объяснили немцам, что до сих пор они вели по отношению к Америке более жесткую политику, чем сами немцы. Это не дало желаемых результатов, и теперь Токио считает, что надо попытаться применить более мягкий «немецкий» подход. Но если это объяснение было направлено на то, чтобы обезоружить Германию, то японцы просчитались.

Мы не знаем, насколько подробно немцы знали о предложении, сделанном позже, в августе, премьер-министром принцем Конойе Рузвельту о переговорах по урегулированию самых сложных проблем[148].

Риббентропа подробности проекта принца Конойе, узнай он их, встревожили бы до крайности, поскольку, убеждая американцев согласиться с их предложением, японцы исходили из идеи о том, что немецко-японские отношения можно будет уладить «разными способами», а угроза со стороны англосаксов будет существовать постоянно, вне зависимости от судьбы Германии. Чтобы заставить американцев сесть с ними за стол переговоров, японцы зашли очень далеко – они готовы были свести соглашение с немцами, по крайней мере на словах, к тому, что посол Грю назвал «мертвой буквой». Американскому послу было сказано, что, хотя японцы и не могут взять на себя обязательство не обращать внимания на действия США против Германии, между двумя сторонами была достигнута договоренность, позволявшая принцу Конойе дать непосредственно президенту устные заверения о позиции Японии, которые бы полностью его удовлетворили[149].

Однако к октябрю Отт сообщал об усилении в Токио настроений в пользу оси, и в последний мирный месяц депеши из Токио аккуратно отмечали неуклонное ухудшение японо-американских отношений[150].

С начала ноября до 7 декабря события развивались очень быстро и в конце концов обогнали дипломатов. Но перед тем как описать, что произошло в эти судьбоносные недели и какова была роль Германии в нападении на Пёрл-Харбор, мы должны еще раз подчеркнуть, какие советы давала своей союзнице Германия в отношении Америки.

Это были два типа советов: во-первых, японцы должны проявлять твердость и не допускать никаких соглашений с Америкой, а во-вторых, как мы уже убедились, когда рассказывали о поощрении Германией японской экспансии на юг, были приложены все усилия, чтобы убедить Токио в том, что бояться Америки нечего, поскольку американские угрозы – это блеф, направленный на то, чтобы скрыть военную слабость. Ошима после войны говорил, что «Германия одобряла японо-американские переговоры только в той мере, в какой они могли заставить Соединенные Штаты соблюдать нейтралитет». Однако это заявление не подтверждается документами. Риббентроп, как мы знаем, не только заявил Ошиме, что переговоры не являются «хорошим делом», но предлагал даже не только прекратить их, но и разорвать дипломатические отношения, «чтобы пробудить к действию американский народ».

Вайцзеккер также не доверял этим переговорам. В меморандуме, составленном в мае, он заявил, что «политические соглашения любого рода между Японией и Соединенными Штатами в настоящее время нежелательны…», поскольку «предоставят нам одним возможность воевать с Англией и Соединенными Штатами, а сам пакт будет дискредитирован». Пока шли переговоры Халла с Номурой, Гитлер и Риббентроп требовали от японцев, что если они действительно хотят их продолжать, то пусть, хотя бы из солидарности со своими союзниками, проводят жесткую политику по отношению к администрации Рузвельта. «Соединенные Штаты, – заявлял Ошиме Риббентроп, – должны понять, что любые агрессивные намерения натолкнутся на железную стену решительно настроенных наций, которая окружает практически весь мир».

Первоначальная надежда, что Япония будет использовать переговоры для устрашения Америки, была вдребезги разбита при известии об интервью, которое Номура дал американским журналистам в Вашингтоне. В нем он охарактеризовал вопрос о том, означает ли война Америки с Германией одновременно и войну с Японией, как вопрос «истолкования условий договора, в которое я не хочу вдаваться». Риббентроп немедленно послал гневную телеграмму Отту, требуя объяснений. Вопрос, как должен был сообщить японцам Отт, «изложен в тексте пакта совершенно однозначно». Было бы гораздо лучше, если бы Номура в своем ответе просто сослался на него.

Во время визита Мацуоки в Германию в конце марта ему постоянно внушали, что надо быть твердыми с американцами, а также, как мы уже говорили, убеждали продолжать экспансию на юг, не обращая внимания на Соединенные Штаты. Министр иностранных дел Германии напомнил своему японскому коллеге, что цель пакта заключалась в том, чтобы «напугать Америку до такой степени, чтобы она отказалась от выбранного ею курса». Чтобы достичь этой цели, японцы должны были быть неуступчивыми и отказываться от подписания любого соглашения с США. О том же самом 4 марта японскому дипломату говорил и Гитлер. На этой встрече он заверил Японию, что, вне зависимости от того, какая страна первой начнет войну с Америкой, Германия или Япония, Германия «тут же предпримет необходимые меры». Он предупреждал, что американцы всегда будут «заинтересованы в том, чтобы сначала избавиться от одной страны, но не с целью заключения соглашения с другой, а для того, чтобы избавиться от нее потом». Поэтому все члены пакта должны выступать единым решительным фронтом, иначе они будут разгромлены поодиночке.

11 мая Риббентроп велел Отту сообщить японцам, что война, которую ведут в настоящее время Германия и Италия, является также и «смертельной схваткой» за Японию. Разгром Германии и Италии оставил бы Японию один на один с мощной англосаксонской коалицией, в которую может войти и Советский Союз. Необходимо было максимально осложнить жизнь Рузвельту. Япония просто не могла позволить президенту ввести элемент неуверенности в это предложение посредством уклончивых ответов Японии. Позже Риббентроп выразился еще конкретнее. Японцы, писал он, должны понимать, что Рузвельт уже де-факто ведет войну с Германией, совершая поступки, которые никак нельзя назвать действиями нейтральной страны. В данных обстоятельствах японцы должны прямо заявить Соединенным Штатам, что, по их мнению, Америка не является нейтральной страной и что, если она и впредь будет проводить прежнюю политику, заключающуюся в патрулировании или организации конвоев, то это будет «рассматриваться как преднамеренный шаг к развязыванию войны» и, соответственно, заставит Японию немедленно начать военные действия. И наконец, Риббентроп велел Отту потребовать, чтобы ему показали текст любого ответа, который Япония даст на американские предложения[151].

Однако, несмотря на «энергичные действия с моей стороны», Отт не смог добиться, чтобы его ознакомили с текстом инструкций, отсылаемых Номуре. Когда он увидел их, уже после того, как они были посланы, то пришел в ужас. «Эти инструкции, – сообщил он Мацуоке, – пропитаны духом, исключающим даже самую легкую критику в адрес Америки, поведение которой несовместимо с ее нейтральным статусом». Отт назвал это «узакониванием американской политики устрашения», поскольку она предполагала уничтожение нового порядка, который провозглашался целью заключенного пакта, и, кроме того, заходила «очень далеко, развязывая Америке руки в Тихом океане». Мацуока заявил, что эти инструкции – всего лишь «ничего не значащие слова», и просил немцев доверять ему. Но эти объяснения не удовлетворили Отта, хотя, учитывая воинственный тон, в котором Мацуока в тот же день разговаривал с послом США Грю, просьба о доверии была, возможно, вполне оправданна. Однако Риббентроп назвал поведение японцев «непростительным» и боялся, что Токио уже «сдает назад»[152].

В течение лета Риббентроп постоянно слал в Токио напоминания. Если японцы решили, что настал удобный момент для заключения соглашения с англосаксами, то они проводят «крайне близорукую политику» и он должен сообщить им об этом. Проблема заключалась, по мнению Риббентропа, в том, что японцы не осознавали своей силы и слабости США и Великобритании. Отту было велено разъяснить японцам, что Германия одержала в России победу («ядро Красной армии уничтожено»), США не смогли ничем ответить на японскую оккупацию Индокитая. А это, в сочетании с тем, что атлантические переговоры не привели ни к каким результатам, дает реальное представление о ситуации, в которой оказалась Америка. Теперь уже всем ясно, что американские угрозы Японии – «очевидный признак слабости и доказательство того, что Америка не осмеливается предпринять никаких серьезных военных действий против Японии». Также хорошо известно, что американский народ выступает против войны – это «только в еврейских газетах» он за нее. Поэтому у Японии есть все причины считать американские угрозы блефом.