Читать онлайн «На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.)». Страница 37

Были и другие награды и знаки особого внимания и расположения императора к своему генерал-адъютанту и командиру ОКВС. За скорые и деятельные меры по оказанию помощи жителям С.-Петербурга, приведение в устройство причиненного наводнением в частях города разорения Комаровскому, как сказано в его формулярном списке, была пожалована золотая табакерка с портретом государя императора Александра I. Это было 12 декабря 1824 г. 11 марта 1826 г. «за отлично-усердное исполнение возложенных обязанностей по званию временного губернатора Его Императорским Величеством объявлено Высочайшее благоволение». Комаровский получил «перстень с бриллиантами и вензелем Его Императорского Величества имянем» и высочайшее позволение принять пожалованное «Римским императором графское Римской империи достоинство с представлением пользоваться всеми правами и преимуществами оному присвоенными»143.

Жена его, графиня Комаровская Елизавета Егоровна «пожалована была дамою меньшего креста ордена Св. Великомученницы Екатерины», обе дочери, Анна и София, пожалованы во фрейлины144.

Казалось положение столь осыпанного монаршими милостями графа прочно и незыблемо. Но ... должность командира Отдельного корпуса внутренней стражи пришлось оставить. Это случилось спустя всего три года после восстания декабристов, когда Комаровский показал свою непоколебимую преданность царю и престолу. В чем же дело? В Записках графа Е.Ф. Комаровского об этом сказано туманно и вскользь: «..Между тем, сопряженные с званием командира Отдельного корпуса внутренней стражи разные неприятности, мне сделанные, которые основаны были на одних только слухах, принудили меня, наконец, просить Государя об увольнении от сего звания»145.

Корпусом он командовал до 6 декабря 1828 г., ему пожаловано звание генерала от инфантерии, назначена очень приличная пенсия, повелено присутствовать в Правительствующем Сенате – честь, которой удостаивались немногие. В то время ему еще не было шестидесяти. Во времена Александра I Комаровский, хотя и имевший определенный вес в окружении императора, был в последние годы его царствования оттеснен оттуда не без влияния всесильного Аракчеева. Но все же он пользовался расположением обоих императоров. Значит удаление от дел и переезд в свое поместье Городищи в Орловской губернии, где он провел последние 15 лет жизни, имели какие-то основательные причины. Какие? Некоторые из них содержатся в Записках графа Николая Егоровича Комаровского. Позволим себе привести из этого сочинения выдержку:

«Окончательное поселение деда в Городище обусловилось не единственно преклонными летами и общей усталостью от придворной петербургской жизни, но и причинами чисто материального характера, побудившими его заняться устройством личных дел, по имениям. Однажды, еще Государь Александр Павлович, в благословенной с ним беседе высказал дедусожаление, что вообще богатое русское дворянство совсем не содействует, за малыми исключениями, мануфактурной производительности страны. Вслед за этим Государю угодно было ему выразить свое желание, чтобы он в этом случае подал добрый пример и построил бы суконную фабрику, вблизи Петербурга. При этом Государь обещал заранее сбыт сукон для всей гвардии, Дед не замедлил исполнить желание Государя и купил большую площадь земли между Большой и Малой Охтой, в той местности, где и поныне существует Комаровский переулок, единственно уцелевший от всей этой затеи, принялся строить суконную фабрику. Огромных денег стоили машины, выписанные из Англии под руководством родоначальника известной нынешней фабрики Торнтона, разбогатевшего на этом предприятии, и первое время фабрика бойко работала, снабжая сукнами всю гвардию, расположенную в Петербурге и окрестностях. Сама по себе мысль Государя вполне основательна, а само предприятие являлось бы безусловно выгодным, но требовалось, чтобы во главе его стоял делец, ведущий все тонкости коммерческого дела, а этого-то и недостовало. Дед мой был человек прямой, в душе военный, весьма для своего времени образованный и говоривший свободно на нескольких европейских языках, но он не был человеком коммерческим, страдал излишнею доверчивостью и имел самое поверхностное понятие о ведении обширного торгового предприятия, требующего от лица, поставленного в его главе не только глубоких познаний, но в то же время и известной эластичности совести, необходимой особенно для ведения дела с казной. Назначенный личным доверием Государя стать во главе Корпуса внутренней стражи, с целью прекращения тех злоупотреблений, которые допускались его предшественниками, вроде известного генерала Тришатного146, мой дед Евграф Федотович не мог считать достойным своего звания раздавать интенданству взятки, сопутствовавшие обыкновенно всякую казенную поставку. В этом мне самому пришлось убедиться при виде негодных сухарей и гнилой капусты, принимаемых интендантскими чиновниками и доставляемых нашим солдатам, героям Плевны и Шипки, во время Турецкой кампании 1877 – 78 гг.»

Далее автор пишет, что дед его доверял людям «всего чаще из желания им помочь и их пристроить», но его обманывали, злоупотребляя оказанным им доверием. «В то время, как Евграф Федотович жил при дворе, противодействуя, насколько мог, интригам Аракчеева, фабрика его приходила в упадок и целые состояния управляющих возникали на развалинах этого полезного, но неудавшегося предприятия», и потому, как утверждает автор Записок, «удаление Евграфа Федотовича на покой было вызвано отчасти расстройством его имущественных дел». Когда он умер в г. Орле в 1843 г., крестьяне Городища и окрестных деревень «по собственному почину явились за 35 верст в город и на руках отнесли его тело в Городище, где он похоронен в построенной им кладбищенской церкви»147.

После смерти Комаровского над всем имуществом его Николай I учредил «высочайшее попечительство», поскольку основные долги относились к казне. Даже после продажи домовладений в Москве и Петербурге оставалось еще более 2 млн рублей долга...

В чем же заключались интриги графа Аракчеева, которые могли так повлиять на командира ОКВС, что вынудили его уйти в отставку? Об этом ничего конкретного в мемуарах Комаровских нет. О чем-то они умалчивают, хотя и содержат отдельные намеки. Обнаруженные в Российском государственном военно-историческом архиве документы позволяют значительно приблизиться к раскрытию подлинных причин конца столь блистательно начатой и не менее удачно продолженной военной карьеры Е.Ф. Комаровского. У него, человека обходительного, осмотрительного и умного, действительно не складывались отношения с Аракчеевым, ни у кого почти, кроме императоров, не вызывавшего чувства симпатии.

Но это еще не причина для ухода со службы, хотя влиятельный царедворец мог в утрированном виде преподнести государю положение в ОКВС и действия его командира. Некоторый свет на этот вопрос проливает следующее письмо Комаровского Николаю I от 20 ноября 1827 г.:

«Всемилостивейший Государь.

Пораженный гневом Вашего Императорского Величества, лишенный счастия Вас видеть, дерзаю пасть к стопам милосердного монарха. Зная Ваше, Государь, правосудие, я [чувствую], что мог навлечь на себя гнев Вашего Величества не иным чем, как беспорядками, оказывающимися в Корпусе внутренней стражи, которым семнадцатый год командую. Я был бы свыше всякого выражения дерзновенен и поступил бы даже против совести, если бы осмелился сказать, что беспорядки в нем не существуют. Но благоволите, Всемилостивейший Государь, с обыкновенною Вашею прозорливостью вникнуть в причины, от коих они происходят. Сей корпус, расположенный по пространству всей России, кроме Сибири, учрежденный для соблюдения общественного спокойствия и для доставления места воинам, лишившихся силы служить в поле, пополняется штаб– и обер-офицерами не заслуженными, раненными и изнеможенными на службе, но людьми большею частию молодыми, кои могли бы еще служить в армии, но не терпимы в оной по своей нравственности, или худшими из произведенных в офицеры за выслугу лет, ибо хорошие из них оставляются в тех же полках, в каких служили. Таковые-то штаб– и обер-офицеры определяются не только в батальоны, но и в уездные, этапные и прочие инвалидные команды, коих числом до шести сот, и в коих, занеимением лучших офицеров, они делаются отдельными начальниками, не имея при этом никакой прислуги, ни казенной, ни собственной; они впадают в преступления употреблением нижних чинов в собственные работы. При таковом составе корпуса я постоянно употреблял все зависящие от меня способы к сохранению в нем возможного порядка и устройства: поощрение хороших, строгий надзор, неупустительное наказание проступков. Смею сказать, что ничего пренебрежено не было. Некоторые, хотя по числу всего корпуса, конечно, немногие, удостоены были Всемилостивейших награждений как от блаженной памяти Государя Императора, так и от Вашего Императорского Величества. Всем инвалидным командам делается по шести смотров в год, два раза командирами инвалидных команд, один раз батальонными, два – бригадными и один – окружными генералами, сверх того я почти ежегодно осматриваю лично во всей подробности, сколько по расстоянию и по множеству их можно успеть, батальонов и команд; дабы иметь батальонных командиров сколько можно хороших, о назначении их представляются мною не иначе, как по испытании их в познании службы и способностях; ни одно беззаконное действие и злоупотребление, которые только открыть была возможность, не было оставлено без преследования и соразмерного наказания, о чем свидетельствует множество военно-судных дел, из корпусного штаба в Аудиторский департамент поступающих.