Читать онлайн «Бомба для дядюшки Джо». Страница 78

«Мы обладаем мощным оружием, которого никогда не знали люди… Прежде чем мы применим ещё одну такую бомбу, мы предполагаем, что вы обратитесь к вашему императору с требованием капитуляции».

Однако страна Восходящего солнца не капитулировала.

8 августа Советский Союз уведомил японского посла, что со следующего дня СССР находится в состоянии войны с Японией.

Соединённые Штаты поняли, что пора повторить акцию устрашения.

И рано утром 9 августа с острова Тиниан взлетел бомбардировщик с надписью на борту: «Grate Artist». Самолёт нёс плутониевую бомбу, названную «Fatman» («Толстяк»). Её сбросили на Нагасаки.

С возвращавшегося на базу самолёта была принята радиограмма: «Срочная посадка, на борту — убитые и раненые». На аэродроме объявили тревогу.

Когда Б-29 приземлился, у его командира, майора Суини, спросили:

— А где же убитые и раненые?

Пилот махнул рукой на север:

— Остались там, в Нагасаки.

9 августа 1945 года в Нагасаки погибли и пропали без вести 73 тысячи человек.

Мир оцепенел от ужаса.

Лишь 14 августа 1945 года император Японии Хирохито отдал приказ о капитуляции. Но военные действия продолжались ещё две недели.

Узнав о трагедии Хиросимы и Нагасаки, Альберт Эйнштейн сказал:

«Если б я знал, что немцам не удастся создать бомбу, я бы и пальцем не пошевельнул».

И потом величайший физик ХХ века не раз говорил о своём согласии подписать письмо президенту Рузвельту как «о самом печальном воспоминании своей жизни».

Руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Лесли Гровс часто хвастался после войны, что ему удалось создать «… изумительную машину с помощью величайшей коллекции битых горшков».

А как восприняли атомную бомбардировку японских городов немецкие «битые горшки», так и не сумевшие создать «машину», подобную американской?

Ведущие физики-ядерщики Третьего Рейха сразу же после оккупации Германии были интернированы союзниками и содержались в английском городе Фарм-Холле. Их разговоры между собой прослушивались, стенографировались и потому сохранилась для истории:

«ГЕЙЗЕНБЕРГ. Как это удалось американцам?

Профессор БИРТЦ. Слава Богу, что мы не смогли сделать бомбу, это была бы трагедия для Германии.

ГЕЙЗЕНБЕРГ. И это говорит немец!

ВАЙЦЗЕККЕР. Между прочим, ужасно и то, что бомбу сделали американцы. Это акт безумия.

ГЕЙЗЕНБЕРГ. Никакое это не безумие, а вернейший способ выиграть войну. Если бы у меня были б от фюрера такие же средства, как у Вернера фон Брауна, мы бы имели бомбу, я в этом не сомневаюсь».

Первооткрыватель цепной ядерной реакции Отто Ган (в 1944 году он получил за это открытие Нобелевскую премию по химии) находился там же — в Фарм-Холле. Узнав о трагедии японских городов, потрясённый учёный тяжело запил, был даже близок к самоубийству. И навязчиво повторял коллегам, что это он виноват в случившейся беде.

Любопытное признание сделал физик В.С. Шпинель — тот самый, который в 1940 году подавал (вместе с Виктором Масловым) заявку на атомную бомбу. Отвечая в 1990 году на вопрос, когда могла бы появиться советская урановая бомба, если бы власти поддержали их, Владимир Семёнович сказал:

«Думаю, при таких возможностях, которые позднее имел Игорь Курчатов, мы получили бы её в 1945 году».

О том, как отреагировал на бомбардировку мирных городов главный советский атомщик, свидетельств не сохранилось. О том, что думал Игорь Курчатов, что чувствовал, нам остаётся лишь догадываться.

Как отнеслись к факту ядерной бомбардировки руководители Советского Союза, известно хорошо. И описано многократно.

Кремлёвскому руководству тотчас захотелось иметь точно такое же оружие. Ведь всеми чертежами, схемами и расчётами советские физики располагали. Оставалось только приказать им, и…

Однако предстоящая атомная затея только казалась простой. Юлий Харитон (в соавторстве с Юрием Смирновым) впоследствии написал:

«Чтобы воплотить принятую схему в конструкцию, в изделие, надо было сначала, очевидно, в масштабах страны совершить настоящий подвиг: создать атомную промышленность и соответствующие технологии, создать уникальное аппаратурное обеспечение высочайшего класса. Подготовить кадры. Всё это — в условиях истерзанной войной страны».

Впрочем, поднимать людей на совершение подвигов большевикам было не впервой. Поэтому, пока героическая Красная армия громила Квантунскую армию, освобождала южный Сахалин, южные Курилы и Корею, в столице страны Советов шла спешная подготовка проекта Постановления, которое должно было дать старт созданию советской атомной бомбы.

Прежде всего, предстояло решить главный вопрос — кадровый, то есть чётко определить, кому доверить руководство новым делом.

В тот момент за командой Курчатова присматривал Берия. И это дело у него, вроде бы, неплохо получалось. Но Лаврентию Павловичу, ведомство которого следило чуть не за всеми и чуть ли не всех держало «под колпаком», нужен был достойный противовес. И Сталин нашёл его. В лице наркома боеприпасов Бориса Львовича Ванникова.

Генерал-полковнику инженерно-артиллерийской службы Ванникову было тогда 48 лет. Вспомним ещё раз его трудовую биографию.

Во время гражданской войны Ванников успел послужить в РККА и поучаствовать в подпольной работе на Кавказе. Затем, немного поучившись в Тифлисском политехническом институте, перешёл в МВТУ и в 1926 году окончил его. Несколько лет проработал на Люберецком заводе сельскохозяйственного машиностроения, после чего перешёл на руководящие должности: в 1933 году стал директором Тульского оружейно-пулемётного завода, в 1936-ом возглавил Пермский артиллерийский завод. В 1938 году Ванников — заместитель, в 1939-ом — нарком оборонной промышленности, а в 1941-ом замнаркома вооружений.

После непродолжительного знакомства с «прелестями» бериевских застенков Ванников был возвращён Сталиным на руководящую работу. В 1942 году он уже — нарком боеприпасов. За работу на этом посту получил звание Героя Социалистического труда. Но до конца дней своих он так и не смог избавиться от того ужаса, с которым было связано его пребывание на Лубянке.

Вот этого человека вождь и наметил в заместители Берии и в соратники к учёным: Иоффе, Капице и Курчатову.

Ванникова вызвали к Сталину, и Иосиф Виссарионович объявил ему об этом назначении. Добавив при этом, что у наркома боеприпасов «крепкая рука», что «в стране он известен», и что «его знают инженеры и военные».

Ванников впоследствии вспоминал:

«Предложение Сталина да ещё с такой характеристикой меня ошеломило. Я всё время молчал, так как мне до того дня не были известны ни академик Иоффе, ни академик Капица, ни Курчатов».

Берия, конечно же, от этой кадрового «хода» вождя в восторге не был, но спорить со Сталиным не стал. Тогда Иосиф Виссарионович предложил назначить Ванникова ещё и начальником секретного атомного ведомства (почти что наркомата) и главой Технического совета. Сохранив за ним и пост наркома боеприпасов.

Ванников писал:

«Это был для меня поистине урожайный назначениями день, сразу три должности в добавку к основной. Итак, в продолжение пары часов я к должности наркома боеприпасов получил звание заместителя председателя Специального комитета по атомной энергии, председателя Ученого совета по атомной энергии и нечто вроде звания наркома по атомной энергии».

Теперь оставалось совсем уж немногое — подписать документы о создании в стране Советов нового подразделения, которому и предстояло создать атомную бомбу.

В книге Виктора Суворова «История Великой Отечественной войны» приведены любопытные данные:

«Летом 1945 года в Советском Союзе был один генералиссимус и 12 маршалов…».

Этим тринадцати военачальникам подчинялась:

«101 армия: 5 ударных, 6 гвардейских танковых, 18 воздушных, 11 гвардейских общевойсковых и 61 общевойсковая».

Это была страшная сила! Верховный главнокомандующий стоял во главе самой мощной и самой несокрушимой армии из всех когда-либо существовавших на планете Земля. Сталин был способен подчинить себе всё человечество. И, наверное, подчинил бы, если бы…

Если бы не бомба, которая совсем не ко времени появилась у Соединённых Штатов. Загадочная, не совсем понятно, на чём основанная, но обладавшая мощью, способной свести на нет величие и мощь сталинской Красной армий.

Сладкая эйфория, возникшая от победы над гитлеровским вермахтом, мгновенно рассеялась. На повестку дня встал вопрос, которому до сих пор уделялось слишком мало внимания: как в самый кратчайший срок вооружить Красную армию атомным оружием?