Читать онлайн «Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи». Страница 18

Я уже писал, что черногорские княжны Милица и Стана, увлекавшиеся оккультизмом и мистикой, активно продвигали их в среде высшей знати. Через них (и их мужей) в царскую семью проник Григорий Распутин, «друг». Они же, вернее любовник (ставший мужем) одной из них, великий князь Николай Николаевич (младший) познакомил в Компьене в 1901 году императора Николая II с неким месье Филиппом, ставшим довольно быстро первым «другом» царской семьи.

Н.А. Филипп

Низье Антельм Филипп родился в 1849 году в деревеньке Луазье департамента Савойя. Интерес к народной медицине и знахарству начал у него проявляться уже в подростковом возрасте, а первых успехов на этом поприще достиг в 13 или 14 лет, когда подрабатывал в Лионе у родного дядьки, торговавшего мясом. Имея определённые способности к врачеванию и, в частности, к гипнозу, Филипп решил было получить медицинское образование, но не стал этого делать. Просто открыл в Лионе кабинет, где принимал больных, а одним из методов лечения была… молитва. Приём пациентов проходил на удивление просто: Низье спрашивал о болезни, а затем просил Бога исцелить больного. Так из мясника мэтр Филипп превратился во врача. Говорят, правда, что он начинал учиться на фармацевта, но бросил. Власти города штрафовали чудо-доктора за незаконную врачебную деятельность, но особых успехов в борьбе с ним не добились. Страждущие выстраивались в очередь к чародею, «излечивавшему», по слухам, все известные болезни.

Первым, кто из знатных русских познакомился в Лионе с Филиппом, стал великий князь Владимир, и произошло это в сентябре 1900 года. Князь пригласил француза в Петербург, Филипп приезжал в столицу Российской империи, но пробыл недолго и вернулся на родину. Довольно быстро с целителем во Франции познакомились другие члены императорской фамилии, и вскоре Филипп предстал перед государем императором Николаем II и государыней императрицей Александрой Фёдоровной.

Вместе с великим князем Николаем Николаевичем (младшим), приведшим мсье Филиппа к царю, была и черногорская принцесса Стана. Она тогда много времени проводила в Ницце, где чуть ли каждый день посещала спиритические сеансы. И если Николаю шарлатана рекомендовал великий князь, то перед Александрой Фёдоровной за Филиппа слово замолвила именно черногорка[81]. В 1901 году мэтр обосновался при Дворе в Петербурге, его поселили в одном из царскосельских дворцов.

Здесь возникает законный вопрос: «Как это могло случиться? Кто виноват?». Конечно, определённую роль играла атмосфера, царившая в высших кругах империи. Но определяющим здесь всё же нужно считать личностные предпочтения самих Александры Фёдоровны и Николая II. Речь идёт об их интеллектуальном и духовном мире.

Принцесса Алиса Гессенская

О слабостях и заблуждениях царя, о предрассудках и наклонностях его супруги написано немало, нет смысла повторять всё это. Но некоторые любопытные сведения из их биографий упомянуть всё же стоит.

Конечно, молодая немецкая принцесса Алиса Гессенская, воспитанная при английском дворе, только что вышедшая замуж за наследника русского престола, и императрица Александра Фёдоровна, мать к описываемому моменту троих дочерей, – совершенно разные люди, в том числе и по мироощущению. Русский писатель и библиофил Сергей Рудольфович Минцлов рассказывал, что бывшая лютеранка Александра Фёдоровна, перешедшая перед замужеством в православие, вдруг сделалась ревностной верующей. Причина, по его мнению, связана с одним случаем, произошедшим ещё до свадьбы Николая и Алисы.

«В царской семье, – пишет С.Р. Минцлов, – есть обычай заезжать невесте перед венцом в Казанский собор и молиться там; не исполнившим это предание грозит бесплодие, или рождение только одних девочек. Когда Александре Фёдоровне сказали об этом, она засмеялась и в собор не поехала»[82]. Да, как в старой сказке: смеялась молодая и образованная Алиса Гессенская, а в тёмное византийское православие ударилась императрица Александра Фёдоровна, с ужасом наблюдавшая, как исполняется старое проклятие. Получается, что не только в христианские догматы верила императрица, но и в глупые приметы, лишённые всякого смысла и не имеющие отношения к вере. Особенно любила ездить Александра Фёдоровна на Смоленское кладбище к могиле Ксении Петербургской, которую постоянно просила о рождении сына. На свет появлялись одни девочки.

По свидетельству журналиста Л. Львова (Л.М. Клячко), перемены в психике императрицы произошли после событий на Ходынском поле в Москве, когда во время коронационных торжеств в результате давки погибло большое число горожан. «…При дворе появились богомолки, юродивые и пр. „Вода с Афона“, земля, взятая от „Гроба Господня“, ладонки, амулеты стали страстью Александры Фёдоровны», – отмечает Л. Львов.

Отвлекаясь от истории с Низье Филиппом и особенностей мировосприятия Александры Фёдоровны, вернёмся в сентябрь 1900 года, когда в Париже Стана и её сестра Милица с супругом великим князем Петром Николаевичем знакомятся, пожалуй, с самой знаковой фигурой европейского мистицизма – Папюсом. Двух дам и князя заинтересовал мартинизм[83], а Папюс являлся основателем (совместно с П. Шабосо) знаменитого французского Ордена Мартинистов. Он, кстати, трижды приезжал в Россию, и его принимали в царской семье как дорогого гостя. Француз жил в Царском Селе, в императорской резиденции, рядом с семьёй Романовых. В Петербурге глава мартинистов читал лекции по магии, посещал важных представителей знати, да и вообще был принят столичным обществом. Позднее Папюс познакомится с мэтром Филиппом и даже будет восхищаться его магическими способностями.

Папюс

В Петербурге мсье Филипп был буквально нарасхват. Он вылечил от оспы одну из великих княжон, удалил (молитвой) камни из почек у Александры Фёдоровны, избавил от гангрены племянника библиотекаря Зимнего дворца. В принципе, указанных «чудес» достаточно для канонизации, но, возможно, это дело будущего. Зато «чудес» хватило для того, чтобы одарить Филиппа по приказу императора

Николая II дипломом русской Военно-медицинской академии (во Франции шарлатану наотрез отказались давать диплом врача, причём неоднократно). Но Россия – не Франция. У нас желание главы государства уже закон. Кроме того, француз получил чин действительного статского советника, что соответствует званию генерал-майора. В России власти всегда любили французских клоунов и комедиантов.

Но мэтра привезли в Россию не для этого. Семье нужен был наследник, и Филипп обязался предсказать рождение мальчика. Настал срок, и он предсказал – будет мальчик! Родилась девочка – четвёртая по счёту, которую назвали Анастасией. Разразился скандал, но мэтр Филипп не унывал – в 1903 году он вновь предсказал Александре Фёдоровне новую беременность и, как итог, рождение наследника. Беременность оказалась ложной – этот факт удостоверил профессор Д.О. Отт, и, на этот раз, предсказателя Филиппа отставили, отправив обратно во Францию, правда, с хорошей оплатой за «прекрасно проделанную работу».

О том, что отсутствие наследника было большой проблемой для венценосной четы, говорит одно признание, сделанное императрицей. Однажды она призналась своей фрейлине и подруге Анне Вырубовой в том, что «…рождение первой девочки нас разочаровало, рождение второй – огорчило, а следующих мы встречали с раздражением».

Казалось бы, что случай с мэтром Филиппом должен был заставить Николая II и Александру Фёдоровну усомнится в методах, предлагаемых всевозможными магами и гипнотизёрами. Но нет, эффект был прямо противоположный. Вакантное место придворного прорицателя оставалось таковым недолго.

Императрица Александра Фёдоровна и фрейлина Анна Вырубова

Вторым «другом» царской семьи стал юродивый Дмитрий Знобшин (Попов), более известный как Митя Козельский, Коляба или Гугнивый, подвизавшийся при Оптиной пустыни. Вот как описывал нового «друга» Л. Львов:

«Митька был юродивый, привезенный из Оптиной пустыни, расположенной в Козельском уезде. Это был типичный эпилептик, с выпученными, бессмысленными глазами и с характерным постоянным слюнотечением. Говорил он не вполне членораздельно, так что понять его было довольно трудно. При встречах с людьми Митька неизменно лобызался. Чванные бюрократы безропотно переносили это челомкание, оставлявшее на их родовитых ланитах липкую слюну, которую они тут же украдкой брезгливо вытирали»[84].

В своих воспоминаниях о юродивом писал и французский посол Морис Палеолог: «Он родился около 1865 г. в окрестностях Калуги, он глухой, немой, полуслепой, кривоногий, с кривым позвоночником, с двумя обрубками вместо рук. Его мозг, атрофированный, как и его члены, вмещает лишь небольшое число рудиментарных идей, которые он выражает гортанными звуками, заиканием, ворчанием, мычанием, визжанием и беспорядочной жестикуляцией своих обрубков»[85].