Читать онлайн «Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи». Страница 14

Епископ Хрисанф (Щетковский) (в центре)

Знакомство Распутина с Хрисанфом произошло, скорее всего, в мае-июне 1904 года. Весной руководитель корейской миссии вернулся в Россию (из-за Русско-японской войны) и уехал в Санкт-Петербург, где 17 мая в Александро-Невской лавре произошло его посвящение в епископы Чебоксарские, викарии Казанской епархии. Находясь в столице, Хрисанф ближе познакомился с митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Алексеем Васильевичем Вадковским) и ректором Санкт-Петербургской духовной академии епископом Сергием (Страгородским). К ним чуть позже отправится и наш герой.

Среди многочисленных казанских знакомств Распутина выделяются два: архимандрит Андрей (А.А. Ухтомский) и учитель 4-го Казанского городского училища Павел Фёдорович Мойкин.

Архимандрит Андрей (в миру князь Александр Алексеевич Ухтомский) происходил из древнего дворянского рода, ведущего свою родословную от легендарного Рюрика. Решение стать священником он принял после встречи с Иоанном Кронштадтским, состоявшейся во время поездки на пароходе по Волге. В 1891 году он поступил в Московскую духовную академию и через четыре года окончил её кандидатом богословия. Монашеский постриг князь принял в 1895 году, получив новое имя – Андрей. После миссионерской службы в Осетии, архимандрит Андрей получил назначение в Казанский Спасо-Преображенский монастырь. В Казани его кипучая общественная деятельность во многом была связана с борьбой с пьянством, что привело пастыря в Казанское общество трезвости (в 1901 г.), ставшее основой местного черносотенного движения. Нужно отметить, что Андрей всегда придерживался традиционных взглядов, в том числе и в политике, хотя многие его биографы отмечают его интерес к спиритизму и мистике. Славянофильство архимандрита было основано на русской традиции почитания верховной власти, да и вообще всех начальников. В 1903 году он писал: «Царь в глазах народа – это воплощение всего лучшего, это символ смирения, смиренного служения Богу и служения людям, символ любви; любовь к Царю своему и помазаннику Божиему – это чувство совершенно неотъемлемое, неизгладимое из русского сердца. Жизнь без постоянного представления о Царе – прямо не мыслима для русского человека»[65]. Московское самодержавие он противопоставлял петербургскому абсолютизму.

Архимандрит Андрей (Ухтомский)

С Распутиным архимандрит Андрей познакомился в 1905 году, и «старец» несколько раз ночевал в его казанской квартире. В дальнейшем их дороги разошлись, но в 1913–1916 годах, будучи епископом Уфимским и

Мензелинским, Андрей сделался ярым противником Распутина и осуждал его вмешательство в церковную и политическую жизнь.

Со вторым казанским знакомцем, Мойкиным, Григория Ефимовича связывали достаточно тёплые взаимоотношения. «Старец» не раз останавливался в его доме в Суконной слободе или, как называли её местные жители, в Суконке. Павел Фёдорович был человеком известным: он участвовал в создании местного монархического движения, однако в силу личных качеств не задерживался в рядах той или иной организации. Наиболее известной организацией, у истоков которой стоял Мойкин, был Казанский русский народный союз имени Михаила Архангела. Его основал вышедший из Союза русского народа В.М. Пуришкевич, с которым у П.Ф. Мойкина были хорошие отношения. Парадокс заключается в том, что именно Пуришкевич в декабре 1916 года станет активным участником убийства Григория Ефимовича Распутина. Трудно сказать, как относился бы к позднему Распутину его казанский приятель из Суконной слободы. Он не дожил до петербургского триумфа Распутина и умер в 1910 году.

В Казани Григорий Ефимович свёл дружбу с ещё одним духовным лицом, чью роль в судьбе нашего героя можно считать беспрецедентной. Бывший начальник охраны императорской фамилии генерал-майор Александр Иванович Спиридович вспоминал: «Он отправился на богомолье в Киев и сравнительно долго жил на обратном пути в Казани, где познакомился с неким отцом Михаилом, имевшим какое-то отношение к местной Духовной академии. Отец Михаил очень заинтересовался необычным „странником“ Григорием. Он видел в нём человека сильной веры и характера, работающего над собой, и он увлёкся им. Покровительствуя Григорию, отец Михаил укрепил его в идее отправиться в Петербург и снабдил рекомендательным письмом к инспектору Духовной академии епископу Феофану»[66]. По словам генерал-майора, отец Михаил направил Распутина в столицу и поспособствовал его приёму в кругах высшей православной бюрократии.

Архимандрит Михаил (Богданов)

Архимандрит Михаил в миру носил имя Михаила Александровича Богданова и происходил из семьи священника. По окончании Казанской духовной академии он остался в Казани, где начинал псаломщиком, получив спустя три года сан священника. Дальнейшие события говорят о том, что Михаил выбрал путь служения Богу, так как в 1902 году он принимает монашеский постриг, а в 1905 году его назначают ректором Казанской семинарии. Тогда же он становится архимандритом. Владыка умер в Харбине, покинув Россию осенью 1922 года.

Судьбе было угодно, чтобы знакомство Распутина с архимандритами Михаилом (Богдановым) и Хрисанфом (Щетковским) произошло в нужное время, и Распутин, вдохновленный казанскими священниками, отправился покорять столицу.

Отвлечёмся на время от истории нашего героя и познакомимся с Петербургской духовной академией и общей ситуацией в Русской православной церкви.

История Санкт-Петербургской духовной академии началась в 1809 году, а первые выпускники покинули её стены спустя пять лет. Тогда учебное заведение занимало Фёдоровский корпус, а в 1821 году для Академии на территории Лавры возвели ещё одно здание. Примечателен был состав преподавателей. Лекции по философии в 1810-е годы читали немецкие профессора И. фон Хорн и И. Фесслер. В стенах Академии работали такие учёные, как Фёдор Фёдорович Сидонский и Василий Николаевич Карпов, чья деятельность пришлась на 1830–1840 годы.

На рубеже веков, а именно в мае 1899 года, ректором Академии назначили епископа Бориса (Владимира Владимировича Плотникова), выпускника, кстати, Казанской духовной академии (в 1880 г.). До своего назначения в столицу он успел поработать в Московской и Киевской духовных академиях. Борис недолго руководил учебным заведением, так как скончался от тяжёлой болезни в 1901 году.

На посту ректора столичной духовной академии его сменил епископ Сергий (Страгородский)[67], с письмом к которому и приехал Распутин из Казани. Епископ Сергий отличался большой работоспособностью и много занимался богословскими науками. В 1901–1903 годах он руководил знаменитыми религиозно-философскими собраниями, закрытыми К.П. Победоносцевым. Участниками диспутов были Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, В.В. Розанов, Д.В. Философов, Н.А. Бердяев, С.П. Дягилев и другие философы, писатели, поэты и художники. Со стороны русской православной церкви на собрания приходили преподаватели Академии.

В определённой степени Распутину повезло, что руководителем Академии был епископ Сергий – интересующийся и деятельный человек, живо откликавшийся на что-то новое. Паломник из Покровского был, конечно, не первым, кто стучался в двери церковного начальства. К тому же слух о нём уже проник в столицу, что, безусловно, помогало в знакомствах и встречах с нужными людьми.

В начале XX столетия в православной церкви сплелись воедино две противоположные тенденции. К этому времени официальная церковь утрачивает свои позиции духовного и морального лидера общества. Причём процесс этот характерен как для города, так и для деревни. Славянское православие императора Александра III, как и псевдорусский стиль в архитектуре весьма точно передают атмосферу, царившую в церкви на исходе столетий. Красивый пряник на пробу оказывается чёрствой коркой хлеба. Это время, как и последующее правление императора Николая II Александровича, стало временем религиозной истерии, византийства и кликушества – всего того, чему активно противодействовал тот же митрополит Антоний (Вадковский). Говоря о ситуации, сложившейся в русском обществе в начале XX века, профессор В. Рожнов отмечает: «Особенно активизировались разного рода духовные и телесные „целители“. Гремели имена иеромонаха Илиодора и первого из первых в искусстве „чудесного исцеления“ и „бесоизгнания“ протоиерея Иоанна Кронштадтского. Как никто другой умел он истошными воплями разжечь эпидемию истерического исступления среди своих поклонников, до отказа переполнявших Андреевский собор Кронштадта. И отсюда, с припадочных сборищ, в которые превратились его коллективные исповеди (по определению одного психиатра – „сумасшедший дом на свободе“), бежала о нём молва во все уголки необъятной России как о великом утешителе и врачевателе словом Божьим»[68].