Читать онлайн «Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР». Страница 18

Что касается сексуальных аспектов, – продолжает Родригес, – то солдаты создавали себе невест из всех девушек, с которыми знакомились, сходились с русскими девушками и женщинами. Рассказывает он и о системе посещения немецких публичных домов.

Особый интерес приобретает для нас последний параграф 4 – й главы, озаглавленный «Враг – коммунисты или русские? Гражданское население, военнопленные и партизаны». Приведем его в изложении, близком к переводу.

Все, вступившие в дивизию, контактировали с гражданскими русскими в течение нескольких месяцев. Значительная часть жила в избах вместе с сельским населением. Кроме того, из-за любопытства, свойственного более открытому, чем у немцев, испанскому характеру, и потому, что испанцы занимали в основном маленькие селения и города, они немногое видели из того, что можно было бы назвать походом против коммунизма.

Дивизионеры, оставившие свидетельства в виде мемуаров или рассказов, утверждают, что отношения с гражданским русским населением у них были хорошими. Тем не менее, следует иметь в виду, – уточняет Родригес, – что их нельзя назвать незаинтересованными источниками, потому что во всех случаях это – свидетельства фалангистов или профессиональных военных; нет ни одного рассказа, вышедшего из-под пера кого-либо из тех многих, кто был насильно включен в ряды дивизии. В тексте говорится, что испанцы уважали гражданское население и что русские видели в них людей, отличающихся от немцев, почти всегда бесстрастных и насильников. Утверждалось даже, что люди в деревнях их принимали с распростертыми объятиями, как освободителей. Эту идиллию демонстрирует следующий отрывок:

«Пока зима еще не наступила и осенние продукты были в изобилии, испанские части, которые проходили тогда через русские поселки, в изобилии снабжались хлебом, сыром и маслом, и земледельцы выводили своих коров на обочины дорог и предлагали солдатам сосуды с только что надоенным молоком…» (R Royo, El sol y la nieve, Madrid, 1956, pag. 107) (С. 221).

Трудно поверить в такое поведение русских, – пишет Родригес. Испанцы были союзниками немцев, они воевали с советской армией, и русские могли относиться к ним только как к оккупационной армии.

Но нельзя сказать, что отношение было вообще всегда плохим. Имеются свидетельства, которым можно верить, об участии испанцев в повседневной жизни русских. В основном это участие было характерно для молодых студентов из среднего класса, необремененных экономическими заботами, очень подверженных антибольшевизму, фашистской идеологии, которые считали, охваченные юношеским романтизмом, что ведут «войну против зла». Они воспринимали русское гражданское население как невиновное, принуждаемое к тяжелому труду, с которым плохо обращается коммунистический тоталитаризм; коммунисты ликвидировали религию и лишили население собственности, а сейчас русские оккупированы немцами, которые, в понимании этих испанцев, обращались с гражданским населением с несправедливой и ненужной жестокостью. Для этих юношей и для тех, кто прибыл потом в дивизию без политической мотивации, отличие реальности от их представлений стало большим шоком. Они никак не могли совместить свое убеждение, что они пришли сюда, чтобы принести свободу этим людям от коммунистического сапога, со своей принадлежностью к армии, которая систематически губила гражданское население, отнесенное идеологами наци к «славянской расе», к низшим существам, по сравнению с арийцами.

Помимо военной документации и текстов, оставленных дивизионерами, имеются фотографии, ими сделанные. На некоторых из них сфотографированы местные жители, почти всегда женщины, не обязательно молодые; на фотографиях запечатлена деревенская изба, в которой испанец жил или был соседом. Большинство лиц местных жителей кажутся мягкими, они часто улыбаются, хотя на других отражается смирение.

В любом случае, – говорит автор, – речь идет о крайне небольшом количестве таких дивизионеров, и ясно, что другие действовали много хуже и вели себя как солдаты-захватчики, вне зависимости от того, нравился им коммунистический режим или нет. Мы знаем, что в некоторых республиках СССР, где жили нерусские народы, часть населения приняла немцев как освободителей от господства русских и коммунистов, веря, что Третий Рейх им поможет стать независимыми. Но варварское обращение с гражданским населением и военная оккупация, направленная на эксплуатацию энергетических ресурсов, быстро зачеркнули все надежды в этом смысле. Кроме того, часть населения в деревнях, занятых испанцами, сотрудничала с партизанами, как и в других местах.

Хотя мы не имеем в достаточном количестве документов по этому поводу, – отмечает Родригес, – можно предположить, что совместное проживание с русскими в населенных пунктах, занятых испанцами, должно было дать определенный опыт как тем, так и другим. Да, испанцы были захватнической армией, а русские – завоеванным народом, и отношения должны были быть сложными, но мы не имеем сведений о жалобах a posteriori от советских властей по поводу обращения испанцев с населением оккупированных поселков. И кажется логичным думать, что русские видели в испанцах оккупантов благожелательных, очень отличающихся от немецких сил Вермахта и СС, которые осуществляли операции по депортации и уничтожению. Можно думать, что в общих чертах отношения между солдатами и гражданским населением строились на эксплуатации со стороны захватчиков, но также и на уважении, а часто и на помощи в выживании в военной ситуации.

Теоретически, некоторые формы отношений были запрещены дивизионерам. Инструкции немецкого командования запрещали интимные отношения с русскими женщинами, подразумевая под этим объятия, танцы, посещения их дома. Эта мера должна была поддерживать дистанцию с врагом и предупредить возможность того, чтобы деревенские девушки могли войти в контакт с партизанами и сообщить им информацию. Предлагались определенные меры для подкупа населения с целью выявления партизан.

В то же время, несмотря на инструкции относительно связей с обитателями деревень, некоторые испанцы завоевывали там доверие. И часть местного населения готова была общаться с ними в свободное время, и даже приглашала их, что позволяло жителям хоть на время забыть, что идет война, и об отсутствии молодых мужчин. Испанцы участвовали в танцах и в играх с паненками. Несмотря на существовавший запрет покидать определенную тыловую зону, некоторые солдаты и унтер-офицеры нарушали этот приказ в поисках женщин и получали желаемое, иногда даже в знак протеста против варварского поведения наци.

Ясно, что поведение испанцев существенно различалось в зависимости от того, с какой из трех категорий населения они общались: с населением занятых деревень, с военнопленными из Красной Армии или с захваченными партизанами. Дивизионеры получали множество инструкций от немецкого командования по поводу военнопленных и партизан.

Испанцы увидели первых военнопленных в конце июля 1941 г. в Польше. В дневнике 2-й роты Санитарной группы, отредактированном врачом капитаном Луисом Родригесом де ла Борболья и Алькала, мы читаем, – пишет Родригес, – описание бедственного состояния этих людей, лишенных достоинства и не знающих, что их ждет в будущем:

«Отсюда видны первые колонны русских военнопленных, с лицами преступников и отчаянием во взглядах. Они шли под надзором нескольких немецких солдат. Все они имели вид нищенский и грязный. Некоторые не могли идти, и их везли в телегах. Очень редко у кого были сапоги на обернутых тряпками ногах. Глядя на них, легко было понять, что из этих людей нельзя было составить армию. Они были в лучшем случае шайкой грабителей и убийц, потому что их лица отражали темную душу, из которой их руководители и комиссары вытравили всё духовное, чтобы оставить животную свободу. Колонна русских военнопленных была достаточной, чтобы убедить последнего пессимиста в том, что победа должна быть нашей» (С. 226).

Однако, для других испанцев военнопленные были людьми, которые попали в безнадежную ситуацию, а не существами, в лицах которых можно было разглядеть только демонов. Немцы начали уже систематическое уничтожение большей части военнопленных, хотя и оставляли жизнь некоторым из них, для использования в качестве рабской рабочей силы на территории Рейха или в прифронтовых зонах, – что было запрещено международными конвенциями о военнопленных. В течение первых недель пребывания испанцев на фронте у Волхова немцы предоставили им военнопленных для сооружения фортификаций и для других работ. Потом сами испанцы захватили несколько сот пленных; между июлем 1941 и январем 1942 гг. всего их было девятьсот шестьдесят пять, и к ним надо прибавить некоторое число дезертиров из Красной Армии, которых также было достаточно много в этот период. Эти военнопленные должны были быть переданы немцам, но, как часто случается на войне и в гражданской жизни, не все инструкции выполнялись, и часть пленных работала и жила в казарме, быстро построенной ими самими в испанском секторе. Тем не менее насущная потребность в принудительном ручном труде в Германии привела к сохранению жизни большого числа военнопленных, и начиная с июля 1942 г. всех военнопленных пришлось передать в ближайший немецкий пункт для отправки в Рейх. Кроме того, в течение последующих месяцев часть военнопленных после испытательного периода была включена в армию, руководимую генералом Власовым, который сражался на стороне немцев против советского режима.