Читать онлайн «Открытие Индии». Страница 13

В моем: родном городе Аллахабаде и в Хардваре я часто отправлялся на празднества омовения Кумбх мела4, наблюдая за тем, как сотни тысяч людей приходят, чтобы совершить омовение в Ганге, подобно тому, как сюда приходили со всех концов Индии на протяжении тысячелетий их предки. Я вспоминал описания этих празднеств, оставленные китайскими паломниками и другими путешественниками,— описания, имеющие 1300-летнюю давность, причем }же тогда эти мела были древними и происхождение их терялось в седой старине. Какая могучая вера, спрашивал я себя, влекла наш народ на протяжении многих поколений к этой знаменитой индийской реке?

Эти мои странствования и поездки и та основа, которую мне дало чтение, позволили мне глубже проникнуть в прошлое. К несколько бесцветному интеллектуальному пониманию добавлялось эмоциональное восприятие, так что образ Индии, который я создал в своем воображении, стал постепенно приобретать черты реальности, и страна моих предков предстала передо мной населенной живыми существами, которые смеялись и плакали, любили и страдали. Среди них были люди, повидимому, знавшие жизнь и понимавшие ее. Их мудрость и помогла им создать тот фундамент, который обеспечил Индии устойчивость культуры, сохранившейся на протяжении многих тысячелетий. Сотни живых картин прошлого теснились в моем воображении, и они тотчас же вставали передо мной, как только я посещал какое-либо место, с которым они были связаны. В Сарнатхе, близ Бенареса, я почти видел перед собой Будду, произносящего свою первую проповедь, и некоторые из его слов доносились до меня, как эхо, из глубины двадцати пяти веков. Каменные колонны времен Ашоки с их надписями говорили со мной на своем величавом языке, рассказывая о человеке, который, будучи правителем, превосходил своим величием всех королей и императоров. В Фатхпур-Сикри восседал Акбар, который, позабыв о своей империи, беседовал и спорил с учеными богословами — представителями самых различных религий, горя желанием узнать что-нибудь новое и найти разрешение вечной загадки человека.

Так передо мною медленно развертывалась панорама истории Индии с ее взлетами и падениями, ее победами и поражениями. Я видел нечто исключительное в том, что на протяжении пятитысячелетней истории вторжений и переворотов Индия сохранила непрерывную культурную традицию—традицию, широко распространенную среди масс и оказавшую на них огромное влияние. Только Китай знает такую же непрерывность традиций и культуры. И эта панорама прошлого постепенно свелась к жалкому настоящему, когда Индия, несмотря на все ее былое величие и устойчивость, стала порабощенной страной, придатком Англии, а во всем мире свирепствует ужасная опустошительная война, ожесточающая человечество. Но знакомство с этим пятитысячелетним прошлым открыло мне новые перспективы, и бремя настоящего казалось уже не этаким тяжелым. Сто восемьдесят лет английского владычества в Индии были лишь одним из печальных эпизодов в ее долгой истории; она сумеет вновь обрести себя, дописывается уже последняя страница этой главы. Мир также переживет ужасы сегодняшнего дня и снова утвердится на новом фундаменте.

НАЦИОНАЛИЗМ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

Мое отношение к Индии часто, таким образом, было эмоциональным, обусловленным и ограниченным многими обстоятельствами. Оно проявлялось в форме национализма.

У многих людей отсутствуют подобные обусловливающие и ограничивающие факторы. Но в современной Индии национализм был и остается неизбежным; он представляет собой естественное и здоровое явление. Первейшим и основным стремлением для всякой порабощенной страны должно быть стремление к национальному освобождению. Это было вдвойне справедливо в отношении Индии с ее острым ощущением своей индивидуальности и своего прошлого наследия.

События последнего времени во всем мире показали, что мнение, будто бы национализм исчезает под натиском интернационализма и пролетарских движений, неправильно. Он по-прежнему остается одним из самых могучих стимулов, движущих народом, с ним связаны чувства, традиции народа, сознание общности условий существования и жизненных целей. В то время как прослойка буржуазной интеллигенции постепенно отходила от национализма или думала, что отходит, рабочие и пролетарские движения, сознательно опирающиеся на принципы интернационализма, все больше склонялись к национализму. Война втянула всех, повсюду в сети национализма. Это знаменательное возрождение национализма или, вернее, навое открытие его и признание его жизненно важного значения вызвали к жизни новые проблемы, а старым проблемам придали новые черты и формы.

Отбросить или упразднить старые установившиеся традиции не так-то легко. В критические моменты опи оживают, овладевая умами людей, и, как мы видели, нередко имеют место сознательные попытки использовать эти традиции с целыо вдохновить народ на максимальные усилия и жертвы. В значительной мере приходится считаться с существующими традициями, видоизменяя и приспосабливая их к новым условиям и новому образу мыслей; в то же самое время нужно создавать и новые традиции. Принцип национализма имеет глубокие и прочные корни; он не является чем-то отжившим, не имеющим значения для будущего. Однако наряду с ним возникли другие принципы, более прочно опирающиеся на неопровержимые факты сегодняшнего дня,— принцип интернационализма и пролетарский принцип, и если мы хотим достигнуть равновесия в мире и ослабить раздирающие его конфликты, мы должны стремиться к какому-то сочетанию этих принципов. Необходимо признать постоянную притягательность национализма для человеческого духа и нужно поддерживать его, однако его размах должен быть ограничен более узкой сферой.

Если влияние национализма до сих пор столь широко распространено даже в странах, подвергшихся могучему воздействию новых идей и международных сил, то насколько же сильнее он должен владеть умами индийцев! Иногда нас уверяют в том, что наш национализм есть не что иное, как свидетельство нашей отсталости, а наши требования независимости — показатель нашей ограниченности. Те, кто это говорит, видимо, полагают, что если бы мы согласились остаться в роли младших партнеров в Британской империи или в Содружестве наций, это явилось бы торжеством подлинного интернационализма. Они, очевидно, не понимают, что этот вид так называемого интернационализма есть не что иное, как проявление узкого британского национализма, который не мог бы нам импонировать даже и в том случае, если бы логические выводы, вытекающие из истории прошлых англо-индийских отношений, не исключили бы всякую возможность его воздействия на наше сознание. Тем не менее Индия, при всем ее пламенном национализме, пошла дальше многих стран в признании истинного интернационализма и сотрудничества и даже, до известной степени, подчинения статута независимого государства мировой организации.

СИЛА И СЛАБОСТЬ ИНДИИ

Поиски источников силы Индии, а также причин ее упадка и ослабления — дело долгое и сложное. Однако недавние причины этого упадка достаточно очевидны. Индия отстала в развитии техники, и Европа, которая была долгое время во многих отношениях отсталой, заняла ведущее положение в области технического прогресса. Этот технический прогресс вдохновлялся наукой, в нем сказывалось бурление жизни и духа, которые находили свое проявление в самых различных областях человеческой деятельности и в отважных путешествиях с целью открытия новых земель. Новая техника дала военную мощь странам Западной Европы, облегчила им продвижение на Восток и подчинение .Востока. Это относится не только к Индии, но и почти ко всей Азии.

Почему это должно было именно так произойти, объяснить труднее, ибо в прежние времена Индия никогда не проявляла недостатка в живости ума или в техническом мастерстве. Процесс упадка можно проследить на протяжении ряда столетий. Стремление к жизни и действию ослабевает, творческий дух постепенно исчезает, уступая место подражанию. Там, где раньше торжествующая мятежная мысль пыталась проникнуть в тайны природы и вселенной, появляется многословный комментатор со своими толкованиями и длинными пояснениями. Величественная живопись и скульптура уступают место кропотливой отделке сложных деталей, не одухотворенных благородством идей или замысла. Живость и богатство языка, выразительного и простого, сменяются витиеватыми и сложными литературными формами. Дух дерзаний и избыток жизни, рождавшие грандиозные замыслы колонизации и распространения индийской культуры в далеких землях,— все это исчезло, и узкая ортодоксия объявляет запретным даже далекие плавания. Столь характерный в былые времена рационалистический дух исследования, который мог привести к дальнейшему развитию науки, вытесняется иррационализмом и слепым преклонением перед прошлым. Индийская жизнь превращается в вяло текущий поток, питаемый прошлым и медленно прокладывающий себе путь сквозь нагромождения мертвых веков. Тяжкое бремя прошлого подавляет ее, и ее охватывает какое-то оцепенение. Неудивительно, что, находясь в таком состоянии духовного паралича и физической усталости, Индия деградировала и оставалась омертвелой и неподвижной в т'о время, когда другие страны мира двигались вперед.