Читать онлайн «Свитки из пепла». Страница 1

В июне 1989 года в Ленинграде, на открытии Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме я познакомился с Ефимом Григорьевичем Эткиндом. С первой же секунды общения возникло ощущение, как если бы мы дружили долгие годы. И когда он попросил меня с женой присутствовать на одной встрече в этот же день, на которую он не хотел бы идти один, я даже не удивился.

Осенью 1990 года я впервые оказался в Париже и в первый же вечер прибежал к Ефиму Григорьевичу. Он жил тогда около Дефанса и переводил «Сказание об истребленном народе» – пронзительную поэму Ицхака Каценельсона (1886–1944), о которой еще будет говориться в этой книге. Он прочитал несколько поразивших меня отрывков, а я подивился тому, что никто до тех пор еще не перевел эти стихи на русский1. Ефим Григорьевич подошел к книжной полке и взял в руки две стоявшие рядом книги – самое первое издание поэмы Каценельсона (уникальное – 1945 года!) и «Атлас Холокоста» Мартина Гильберта, 1982 года издания. Положив раритет на место, я вцепился глазами в «Атлас» и почти весь вечер, не покидая разговора, перелистывал его.

Прощаясь, Ефим Григорьевич протянул мне «Атлас» и сказал: «Возьмите, я вижу, он вам еще пригодится».

С тех пор я не расстаюсь ни с этим «Атласом», ни с памятью о ее щедром и внимательном дарителе.

Посвящая ему авторскую часть этой книги, я хотел бы воздать должное как красоте и точности его жеста, так и значимости и серьезности его работы.

Зарождению и прорастанию самой этой книги серьезно помогла случайность.

Осенью 2004 года, разыскивая в фондах Центрального военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге материалы о советских военнопленных, Николай Поболь и пишущий эти строки обнаружили в каталоге упоминание о записной книжке Залмана Градовского – члена еврейской «зондеркоммандо» в Аушвице-Биркенау.

Ниточки от этой находки потянулись к «зондеркоммандо» как феномену и к зондеркоммандовцам – другим, помимо Градовского, ее членам, также оставившим записки, обнаруженные после войны.

Само их обнаружение после войны в земле и пепле возле газовых камер и крематориев Аушвица-Биркенау в истории еврейского народа и для истории еврейского народа по своей чудесности сопоставимо разве что с находками в генизе каирской синагоги в конце XIX века и обнаружением Кумранских рукописей в 1947 году. Но только они – эти свитки из пепла – не просто пополнили наши знания, но, по наблюдению А.И. Шмаиной-Великановой, еще и перевернули наше знание о себе – представление о человеке.

Перевод на русский язык и публикации текстов Залмана Градовского 2008–2011 годов – журнальная (в трех номерах «Звезды» в 2008 году) и книжные (два издания, выпущенные в 2010 и 2011 годах издательством «Гамма-пресс») – подвели нас, во-первых, к мысли о введении в научный оборот и других текстов с аналогичной судьбой и, во-вторых, к постановке вопроса об осмыслении «зондеркоммандо» как исторического явления.

Этим предопределена самая структура предлагаемой читательскому вниманию книги, ее двухчастность и сочетание авторского и составительского начал. Первая ее часть – сугубо авторская, вторая – антологическая.

Первая начинается с глав-очерков, посвященных оценке количества жертв, убитых в Аушвице, информированности об этом лагере стран коалиции – Великобритании, США и СССР, а также тому, как красноармейцы освобождали Аушвиц от немцев, а главпуровцы – уже освобожденный Аушвиц – от евреев. Продолжается – главами о «зондеркоммандо», воспринимаемым как беспримерное историческое и одновременно психоэтическое явление. Реконструируются обстоятельства сопротивления в условиях Аушвица-Биркенау и восстания 7 октября 1944 года, а также общий фон послевоенных поисков и находок рукописей, а также публикаций их текстов (индивидуальные особенности вынесены во вторую часть – в преамбулы к соответствующим текстам).

При этом первая часть – все же не монография в строгом смысле слова, а серия очерков, сцепленных друг с другом и с осью повествования не жестко каузально, а свободно и как бы веерно: каждый добавляет в главное свою краску, каждый проливает на него свой дополнительный свет.

Вторая часть книги посвящена – или, лучше сказать, предоставлена – самим летописцам. Она вобрала в себя все девять уцелевших текстов тех пяти членов «зондеркоммандо», рукописи которых были обнаружены между 1945 и 1980 годами: Залмана Градовского, Лейба Лангфуса, Залмана Левенталя, Хайма Германа и Марселя Наджари. Десятой к ней добавлена рукопись Аврома Левите: он не имел никакого отношения к «зондеркоммандо» в Биркенау, но его текст – предисловие к литературному альманаху «Ойшвиц» – был написан всего лишь в нескольких сотнях метров от газовых камер и крематориев – в общем лагере Биркенау, причем судьба самой рукописи также чрезвычайно сложна и впечатляюща.

Тем самым мы имеем дело с некоей внутренней антологией в книге, составленной из произведений, изначально «отобранных» самим Провидением – и не для печати, а для физического спасения! Скомпонованные уже для печати, они, на мой взгляд, дают самое непосредственное представление и самое яркое впечатление о том, что происходило в газовнях и крематориях Биркенау. Без тени преувеличения: это – центральные эгодокументы Холокоста!

Учитывая фактическую разножанровость всех этих произведений узников, – от подражания пророкам и до бытового письма, – ее можно было бы уподобить еще и как бы воскресшему альманаху, но боюсь, что замысел редакторов «Ойшвица» при всей его дерзости был все же гораздо уже.

Каждому из шести летописцев во второй части книги посвящен отдельный раздел, открываемый специальным очерком о его судьбе, о находках его рукописей, их переводах и их изданиях. Далее следуют тексты самих летописцев в переводе на русский язык и с комментариями, подготовленными мной или же мной совместно с их переводчиками. В результате каждый текст оказывается в центре и обрамлении своих индивидуальных контекстных материалов.

Сами переводы делались с оригинала, и лишь в двух случаях – при практически полной невозможности прочесть оригинал – с промежуточного источника.

Все тексты, составившие второй раздел, предварительно, отдельно и под именами авторов выходили в периодической печати2. Для книжного издания все переводы были переводчиками заново просмотрены и уточнены.

Отточиями в квадратных скобках […] обозначены фрагменты, так и оставшиеся непрочитанными. Рабочие конъектуры преобразованы при редактировании в элементы цельного текста.

Раздел приложений составили: первое – хроника событий, связанных с «зондеркоммандо» в Аушвице-Биркенау, второе и третье – аннотированные списки идентифицированных членов «зондеркоммандо» и идентифицированных эсэсовцев, имевших непосредственное отношение к тому, что происходило в газовых камерах и крематориях Биркенау3, четвертое – библиографии публикаций их текстов, а также пятое, – подборка советских документов, фиксирующих то, что освободители – Красная Армия – застали в концлагере Аушвиц в день его освобождения.

Завершают книгу перечни принятых сокращений и использованной литературы.

Термины «Шоа» и «Холокост» употребляются в настоящем издании в соответствии со сложившейся практикой как де-факто синонимы. В то же время этимологически они весьма отличаются друг от друга: «Холокост» по-гречески – это «всесожжение», а «Шоа» на древнееврейском – «бедствие», «катастрофа». Само по себе уподобление катастрофы «жертвоприношению» более чем сомнительно, но в русском языке, как и в немецком, в отличие, впрочем, от всех европейских языков, восходящих к латыни, не существует словарного различения двух типов жертв – жертв геноцида и вообще насилия и жертв культового заклания, что смягчает названное противоречие и делает приемлемой широко распространившуюся практику употребления слова «Холокост». Следует отметить, что в русском языке все больший вес приобретает синонимическое употребление слова «Катастрофа».

Отдельного пояснения, безусловно, заслуживает центральное для книги понятие «зондеркоммандо» (Sonderkommando). Оно и приводится, но в интересах цельности изложения не здесь, а в начале соответствующей главы (Чернорабочие смерти: «зондеркоммандо» в Аушвице-Биркенау). В своем тексте я придерживался взятой в кавычки немецкой транслитерации, с сохранением среднего рода и двойного м, как наиболее аутентичного варианта, позволяющего при передаче сути термина не смешивать его с устойчиво негативными ассоциациями с зондеркомандами СД. В литературе, однако, есть и иные примеры: зондеркоманда, спецкоманда, спецбригада.

Обозначение Аушвиц закреплено за городом Освенцим в период немецкой оккупации и входит в название современного музейного комплекса, причем Аушвиц-1 – это основной, или базовый, концлагерь. Во всех послевоенных контекстах мы пользуемся польским топонимом Освенцим.