Читать онлайн «Китай – великая держава номер один?». Страница 17

Нина Валентиновна отправила мужу четыре письма. Они сохранились в ее личном деле. Муж эти письма не получил. К тому времени он уже был арестован и этапирован в Москву. Его поместили в Сухановскую особую тюрьму НКВД. Там держали ограниченное число высокопоставленных в прошлом политических заключенных.

Одновременно с Бовкуном в Сухановке уже почти два месяца находились сам бывший нарком внутренних дел Ежов и его бывший первый заместитель Фриновский. С Ежовым и Фриновским Ивану Тимофеевичу устроили очную ставку. Они сидели два месяца и уже давали любые показания, нужные следователям. Бывшие руководители наркомата внутренних дел рассказали, что недавний резидент внешней разведки в Китае Бовкун-Луганец-Орельский был членом антисоветской организации, которой они руководили. Если судить по следственному делу, Бовкуна допрашивали только один раз. А в тюрьме он провел больше месяца. Видимо, допрашивали его не раз, но протокол не составляли.

А тем временем к жене Бовкуна явился работник НКВД, передал привет от мужа и сказал, что Иван Тимофеевич просит немедленно выехать к нему в Цхалтубо. Она, напуганная молчанием мужа, сказала, что должна дождаться весточки от него. Тут же пришла телеграмма, им подписанная. Но слова были какие-то чужие. Не так он обращался к жене, не так писал телеграммы. И, кроме того, он посылал только «молнии», чтобы сразу доставили. А в НКВД сэкономили — послали простую.

У Нины Валентиновны случился нервный припадок. Приехал врач из ведомственной поликлиники и вместо помощи стал на нее кричать: «Вы должны немедленно ехать к мужу!»

Ей сразу же доставили билет. 20 июня она покинула Москву. Больше никто из родных ее не видел. Она обещала дать с дорог и телеграмму. Телеграммы не было. А через три дня после ее отъезда чекисты приехали с обыском — сначала на дачу, потом на городскую квартиру. Забрали именное оружие Ивана Тимофеевича, его документы, переписку, фотографии. Московскую квартиру опечатали.

Но в личном деле Нины Валентиновны нет ничего! Ни постановления об аресте, ни обвинения, ни протокола допроса. Только четыре перехваченных письма мужу. Ее тайно арестовали для того, чтобы устроить спектакль с мнимой автокатастрофой.

Бовкуна продержали в тюрьме месяц. Потом перед ним вроде как извинились за ошибку и обещали в салон-вагоне отправить назад в Цхалтубо — продолжать отдых. Да еще вместе с женой. С ними в вагоне поехали трое крупных чекистов: помощник начальника следственной части наркомата внутренних дел капитан госбезопасности Лев Емельянович Влодзимирский, начальник внутренней тюрьмы на Лубянке капитан госбезопасности Александр Николаевич Миронов и начальник 3-го спецотдела Шалва Отарович Церетели (обыски, аресты, наружное наблюдение). В страшном сне Ивану Тимофеевичу не могло привидеться, что эти люди в высоких званиях станут его убийцами.

Церетели на допросе в 1953 году показал: «В 1939 году меня вызвал в кабинет Кобулов, где уже был Влодзимирский. Затем мы пошли в кабинет Берии, который сказал, что нужно без шума ликвидировать двух человек, что наркому внутренних дел Грузии даны все необходимые указания. Мне Берия приказал ликвидировать их без шума, без огнестрельного оружия. Лучше всего имитировать автомобильную катастрофу…»

Рапава позвонил Берии: «Можно ли применить огнестрельное оружие?» Тот обещал посоветоваться и просил перезвонить через день. Потом ответил: «Никакого оружия!»

Советоваться Берия мог только с одним человеком — со Сталиным. Значит, судьбу резидента и его жены решил сам Иосиф Виссарионович. Вот почему их уничтожили даже без формального приговора.

Ивану Бовкуну не предъявили обвинения. Не было ни судебного приговора, ни решения тройки НКВД, которую использовали для уничтожения людей «во внесудебном порядке». Но почему же резидента в Китае уничтожили таким изощренным способом? Да еще вместе с женой? Ведь сотни тысяч других жертв просто расстреливали или отправляли в лагеря.

«Я могу предположить только одно, — сказал мне прокурор Архипов, — некоторые разведчики в те времена занимались добыванием валюты путем торговли опиумом». Это главная версия, которая кажется убедительной прокурорам, изучавшим дело Бовкуна-Луганца-Орельского уже в наши дни. «В деле Берии, — подтвердил Андрей Викторович Сухомлинов, полковник юстиции в отставке, изучивший многотомное дело Лаврентия Павловича, — сказано: "Бовкун контролировал оборот наркотиков"».

Торговля опиумом всегда процветала в Китае. Опиумный мак продавали и коммунисты, чтобы поправить свои финансовые дела. Но в сороковые годы Мао прекратил продажу мака. Во-первых, наступило перепроизводство. Во-вторых, Мао не хотел видеть своих людей в состоянии наркотического опьянения.

Контролировать потоки наркотиков в Китае пытались и японцы, и наши. Но кто кому продавал этот дорогостоящий товар?

«Сказано: контроль за оборотом и все, — говорит Сухомлинов. — Берия объяснил убийцам, почему придумана такая сложная комбинация. Важно, чтобы "подельники" Бовкуна в Китае не узнали, что он расстрелян, и не сбежали».

Капитан Миронов как начальник внутренней тюрьмы НКВД сам доставил к поезду резидента и его жену. Перед Кутаиси арестованных вывели в коридор по одному и прикончили.

Влодзимирский в 1953 году показал: «Муж и жена, уже как арестованные, были привезены из внутренней тюрьмы и помещены нами в вагоне, в разных купе. Когда поезд шел от Цхалтубо в Тбилиси, я вывел из купе сначала мужа, и Миронов с Церетели убили его ударом молотка по затылку. А затем я вывел женщину, которую тоже Церетели и Миронов убили молотками».

Церетели описал убийство иначе: «Влодзимирский молотком убил женщину, а я молотком ударил по голове мужчину, которого потом третий наш сотрудник додушил. Затем сложили тела в мешки, и на одной из станций, где нас поджидал Рапава с автомашинами, мы погрузили трупы в одну из машин».

В 1953 году подельники Берии перекладывали друг на друга ответственность за убийство. Кому охота признаваться, что убивал людей молотком? В деле осталось множество противоречий, так и не проясненных следствием.

Влодзимирский: «На одном из полустанков нас встретил с двумя машинами Рапава. Мы вывезли трупы и, поместив их в одной из машин, отвезли на дорогу к обрыву у крутого поворота дороги. Затем шофер разогнал машину, на ходу выскочил, а машину с трупами повернул к обрыву, и она с ними свалилась под откос и разбилась. После этого мы уехали с места происшествия, а туда была вызвана автоинспекция и оформила все как автомобильную катастрофу. Это уже организовал без нас Рапава».

Бывший нарком госбезопасности Рапава, арестованный, тоже дал показания: «На шестом километре машину с трупами пустили под откос. И создали видимость, что пострадавших увезли в Тбилиси (чтобы по трупам не обнаружили, как они были убиты до этой катастрофы). К месту происшествия была вызвана автоинспекция, был оформлен соответствующий акт на автомобильную катастрофу. Ночью мы тайно похоронили Бовкун-Луганца и его жену на кладбище. Но на следующий день позвонил Берия и сказал, что надо организовать похороны с почестями. Видимо, он опасался, чтобы вокруг этой катастрофы не пошли нежелательные разговоры».

Надо понимать, Сталин остался недоволен. Если уж устроили такой спектакль, надо было довести его до конца. На следующую ночь чекисты вырыли трупы и устроили своим жертвам торжественные похороны с оркестром и цветами.

16 июля 1939 года «Правда» и «Известия» поместили информацию о похоронах убитого резидента:

«14 июля трудящиеся Тбилиси хоронили полпреда СССР в Китае тов. И. Т. Луганец-Орельского и его жену тов. Н. В. Луганец-Орельскую, безвременно погибших 8 июля при автомобильной катастрофе около Цхалтубо.

В большом зале Дома Красной армии установлен постамент, на котором покоятся тела погибших. Венки от коллегии Наркомата иностранных дел Союза ССР, ЦК и Тбилисского комитета КП(б) Грузии, СНК Грузинской ССР, Тбилисского горисполкома, от родных и знакомых…»

Родные были потрясены. Они не верили в версию об автокатастрофе. Последний из братьев Алексей Тимофеевич Бовкун, служивший в военной авиации, попросился на прием к наркому внутренних дел Берии. Его принял первый заместитель наркома комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Николаевич Меркулов.

Брат убитого резидента рассказал о своих подозрениях: версия о катастрофе слеплена так неумело, так неправдоподобно, что возникает предположение об убийстве.

— И кто же, по-вашему, мог это сделать? — хладнокровно поинтересовался Меркулов.

— Пособники японской разведки, — сказал младший Бовкун, понимая, что иной ответ приведет его самого в тюрьму.

Первый замнаркома посмотрел на него и сказал:

— Вы либо дурак, либо очень хитрый человек. Идите и больше никому не задавайте вопросов об этом деле.