Читать онлайн «Тайны английской разведки (1939–1945)». Страница 7

Иногда у некоторых создавалось впечатление, что в комнате 39 замышлялись какие-то невероятные заговоры, что Годфри и Рашбрук — как и Холл в свое время — были вдохновителями и руководителями такой деятельности, которая не имела почти ничего общего с военно-морской разведкой, а относилась, скорее, к политике и надувательству. Если так и было в начале войны, то продолжалось это очень недолго.

До сформирования в 1940 году управления специальных операций инициатива в планировании «иррегулярных» акций принадлежала начальникам разведывательных управлений ВМС и армии, а также службе специальной разведки, которая и несла ответственность за осуществление таких акций. Однако получить официальное разрешение высших руководителей на проведение специальных операций было делом далеко не легким. Как рассказывает об этом Сомерсет Моэм, старшие офицеры «с удовольствием желали пользоваться выгодными результатами «иррегулярных» акций, однако ответственность за их осуществление всячески стремились переложить на кого-нибудь другого». Не удивительно поэтому, что под влиянием традиций разведывательного управления ВМС Годфри при участии своего помощника Флеминга взял на себя инициативу разработки и проведения многих агентурно-диверсионных операций с целью, например, лишить Германию поставляемой ей Швецией железной руды, или блокировать реку Дунай, или вывести из строя нефтеобрабатывающие предприятия в Румынии. В некоторых случаях при этом приходилось иметь дело с агентами-двойниками. Часть этих операций имела к флоту лишь косвенное отношение, но это было время, предшествовавшее изданию Черчиллем директивы «поджечь Европу». Годфри вспоминает, что Черчилль прибегал к агентурно-диверсионным операциям лишь в крайних случаях. Его осторожность в этом отношении, возможно, объясняется либо возражениями министерства иностранных дел, либо недостатком финансовых средств, либо одновременно и тем и другим.

Сотрудники комнаты 39 никоим образом не были разочарованы, когда все силы и средства агентурно-диверсионной деятельности были переданы вновь созданному управлению специальных операций.

Нежелание высших руководителей в главном морском штабе брать на себя ответственность за такие дела (ни одной операции нельзя было провести без разрешения начальника штаба или его заместителя) приводило к досадному пресечению большинства попыток в этом направлении. Правда, оставаясь в основном открытым органом разведки, 17-й отдел имел много и тайных связей, однако Годфри заботился главным образом об обеспечении флота практически необходимыми для его действий разведывательными данными. Коммодор Рашбрук, когда он принял управление в январе 1943 года, придерживался такого же взгляда и поэтому внес в работу разведки лишь незначительные перемены. Тем не менее, Годфри проявлял большой интерес к таким, например, замыслам, как план Сефтона Дельмера, разработавшего крупную «серую радиооперацию» по разложению вооруженных сил противника с помощью музыки и различных увеселительных передач. Этот план впервые обсуждался в комнате 39 и получил поддержку адмиралтейства, когда против него ополчились некоторые критики из Уайтхолла и из Би-Би-Си. Аналогичную поддержку в спорах против упорно возражавших ВВС в комнате 39 получили и планы австралийца Сиднея Коттона, предложившего осуществлять разведывательное фотографирование немецкого флота с самолетов, вылетавших на свободную охоту.

Чтобы описать роль начальника управления, который пользовался самым большим авторитетом и симпатиями подчиненного персонала, историку лучше всего обратиться к рассказу о работе в управлении его личного помощника. Ян Флеминг писал в 1948 году:

«В военное время начальник разведывательного управления ВМС эффективно использовал связи с гражданскими лицами за пределами Уайтхолла, да и внутри управления он чаще всего поддерживал контакты с гражданскими служащими, носившими военно-морскую форму.

Во время последней войны начальник управления считая целесообразным переводить большую часть таких связей и контактов на старшего офицера добровольческого резерва ВМС, который действовал как его личный помощник. Этот офицер владел тремя языками, имел обширный круг знакомых и устанавливал множество полезных контактов.

В результате «блестящие» идеи и предложения многих способных гражданских сотрудников, носивших военную форму и занимавших в управлении должности младших специалистов, часто принимались и осуществлялись значительно быстрее, чем если бы они доходили до начальника управления обычным порядком, то есть через начальника того или иного отдела и заместителя начальника управления. Фактически начальник управления использовал своего личного помощника чаще всего в таких делах, которые не имели прямого отношения к военно-морскому флоту.

Этот офицер использовался также в делах, связанных с диверсионными организациями и с выполнением секретных заданий за границей, при этом он действовал или индивидуально, или в сотрудничестве с другими работниками морской разведки.

Начальник управления считал также целесообразным иметь офицера, не загруженного обычными «отдельскими» обязанностями. Он направлял его в качестве своего представителя в межведомственные и межуправленческие комитеты.

Очевидно, что такого офицера целесообразно иметь в управлении в случае любой войны в будущем, при этом подбирать его надо с особой тщательностью и, если возможно, оставлять на этой должности в течение всей войны с тем, чтобы обеспечить качественное выполнение им особо секретных заданий».

Из сотрудников комнаты 39, которые действовали от имени начальника управления, Ян Флеминг был если не самым развитым и подготовленным, то, во всяком случае, самым энергичным и инициативным. Он обладал сравнительно скромными способностями анализировать и оценивать информацию, но зато был умелым организатором и отлично излагал мысли в документах. Его умению «устраивать» всякие дела и энергии, с которой он принимался за выполнение любой работы, мог бы, позавидовать любой сотрудник. Неиссякаемую энергию, любознательность и инициативность Флеминг унаследовал, видимо, от своего первого начальника, поручавшего ему множество важных дел. Как выразился один из работавших с ним сотрудников, Флеминг «никогда не откладывал дела в долгий ящик».

У него обычно моментально рождалась идея решения того или иного вопроса, и он сразу же приступал к действию, воодушевляя других и заставляя их верить в то, что все трудности можно преодолеть и все ошибки можно исправить. Решения и суждения он принимал не задумываясь, а иногда они были даже вызывающими. На документе, адресованном начальнику управления, но попавшем в руки Флеминга, могла запросто появиться резолюция: «Не имеет никакого отношения к 17-му отделу. Флеминг». После этого документ возвращался отправителю.

За столом напротив Флеминга сидел капитан 3 ранга в отставке Чарльз Дрэйк. Это был способнейший оценщик разведывательной информации, который представлял начальника морской разведки на конференциях в Ялте и Квебеке. Небольшого роста, с белокурой шевелюрой, медлительный в движениях и осторожный в выражениях, спокойный, с хорошей штурманской подготовкой и куда более расчетливый, Дрэйк был полной противоположностью Флемингу — тридцатидвухлетнему офицеру добровольческого резерва, высокому и темноволосому, с беспокойным взглядом и торопливой подпрыгивающей походкой.

Дрэйк рассказывает, как он, бывало, начинал работать над документом для объединенного разведывательного комитета и обращался к Флемингу за помощью. Закуривая сигарету с золотой каемкой, Флеминг нетерпеливо спрашивал: «Ну и что же, «доктор наук»? В чем дело?» Дрэйк обычно предлагал выйти из шумной 39-й комнаты в приемную и обсудить вопрос в спокойной обстановке, но Флеминг энергично настаивал: «Нет, нет, давай-ка лучше зови мисс Кэмерон и начнем писать. В таких делах самое важное — начало, с чего-то надо начать». Когда появлялась мисс Кэмерон, Флеминг легко и уверенно начинал диктовать, а через час документ приносили отпечатанным на машинке. Флеминг передавал его Дрэйку, который; прочитав два-три абзаца, восклицал: «Дорогой Ян, это же совсем не из той оперы, ты все изложил шиворот-навыворот!» «Ну и что же, — отвечал, нисколько не смущаясь, Флеминг, — выбрось первый абзац, остальные переделай по-своему». В результате почти всегда рождался отличный документ.

Флеминг никогда не робел и не благоговел перед самыми высокопоставленными начальниками. Он был в состоянии — фактически даже в большей мере, чем сам Годфри, — защищать или отстаивать какое-то мнение или решение даже при конфронтации с таким скептиком, как заместитель начальника морского штаба или как начальник планового управления. Смелость и уверенность, с которыми Флеминг выступал в подобных конфронтациях, делали его весьма полезным в решении непривычных для разведки и гражданских служащих адмиралтейства сложных проблем.