Читать онлайн «Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?». Страница 81

Как явствует из доклада Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», в обстановке, приближенной к боевой (т. е. не репетируя своих действий заранее и действуя на незнакомой местности), взаимодействие родов войск командиры стрелковых батальонов плохо, «зачастую» просто неграмотно организовывали и в 36-м59. Так было тогда даже в передовом КВО: безбожно «лакировавший» действительность годовой отчет этого округа от 4 октября 1936 г. и тот признал «недостаточно твердое еще усвоение» указаний Тухачевского по «вопросам организации и ведения боя батальоном» (в переводе на русский это означает, что со взаимодействием родов войск дела у комбатов И.Э. Якира обстояли совсем плохо: ведь в директиве М.Н. Тухачевского от 29 июня 1936 г. подчеркивалось, что именно «в батальонном звене согласовывается и организуется сложное взаимодействие различных родов войск…)60. Так было и в передовом же БВО: в обеих его дивизиях, о которых сохранилась информация на этот счет (2-й и 37-й стрелковых), командиры и батальонов и рот в 1936-м слабо увязывали свои действия с артиллерией и танками (не умея, в частности, толком поставить им задачу). Так было и в уже начинавшей воевать ОКДВА: на 8 из 11 освещаемых источниками батальонных и отрядных учений 1936 г. организация взаимодействия родов войск оказалась плохой.

То же и перед самым началом чистки РККА. «Взаимодействие штабов стрелковых батальонов со штабами артдивизионов (поддерживающих) не отработано», – значилось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.61. Организация взаимодействия родов войск в звене «батальон – дивизион», констатировалось в отчете штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., «остается неудовлетворительной»; из документации целого ряда тогдашних дальневосточных дивизий (21-й, 59-й, 66-й и 69-й) явствует, что немногим лучше обстояли дела и на ротном уровне62. Явно та же картина была тогда и в двух других крупнейших округах. Ведь приводившиеся выше оценки приказа комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г. и годового отчета БВО от 15 октября 1937 г., констатирующие неумение комсостава организовать взаимодействие родов войск, должны (раз не утверждают обратное) относиться и к звену «рота – батальон»…

Прямое нежелание командиров стрелковых подразделений организовывать взаимодействие родов войск также встречалось и до чистки РККА. В одной из двух освещаемых с этой стороны источниками тогдашних дивизий БВО – 37-й стрелковой на тактических учениях в октябре 1936 г. командиры и батальонов и рот – в точности, как и их коллеги в финскую войну! – забывали в процессе боя ставить задачи поддерживавшей их артиллерии (а в 110-м стрелковом полку не ставили и перед боем…). Комбаты 1-й Тихоокеанской стрелковой дивизии ОКДВА на опытном учении в июне 1936-го батальонную и приданную им полковую артиллерию использовали «совершенно недостаточно»; взаимодействие же с дивизионной один из них не стал организовывать вообще…63 В ОКДВА, согласно отчету ее штаба от 18 мая 1937 г. командиры стрелковых батальонов (в отличие, правда, от командиров рот) не ставили в ходе боя задач артиллеристам еще и весной 1937-го. В 40-й стрелковой дивизии на мартовских маневрах приданную им дивизионную артиллерию комбаты вообще «считали за обузу»!64

Прямое нежелание командиров соединений и частей организовывать взаимодействие родов войск также было распространено и в «предрепрессионной» РККА. Вновь напомним:

– о командире 17-й стрелковой дивизии МВО Г.И. Бондаре, бросившем в сентябре 1935 г. на учениях 3-го стрелкового корпуса под Гороховцом свои части в наступление без какой бы то ни было артподготовки;

– о «некоторых» (по выражению К.Е. Ворошилова) общевойсковых начальниках [общевойсковыми формированиями считались лишь дивизии и корпуса], «забывавших» ставить в процессе боя задачи артиллерии даже на долго репетировавшихся Киевских маневрах 1935 г.;65

– и, наконец, о том, что, согласно докладу М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», командиры механизированных бригад и механизированных корпусов бросали тогда на учениях свои танки на противотанковую оборону без поддержки пехоты и (комкоры – «зачастую», а комбриги – постоянно!) артиллерии66.

В декабре 1939-го командиры соединений (или частей) 13-й армии не понимали, что нельзя бросать пехоту «на неподавленную систему стрелково-пулеметного огня», но в БВО они не понимали этого и в октябре 1936-го, когда на больших тактических учениях под Полоцком посылали пехоту 5-й и 43-й стрелковых дивизий на доты Полоцкого укрепрайона, которые не подавила артиллерия и не ослепили дымовыми завесами саперы.

Что до нежелания дать подчиненным командирам время на организацию взаимодействия родов войск, то и оно было распространено в Красной Армии еще до ее чистки. Как мы показали в главе 1, ситуация, описанная 21 ноября 1937 г. на Военном совете командующим войсками БВО командармом 1-го ранга И.П. Беловым («Принято всеми считать, что, раз часть подошла к рубежу, с которого можно броситься в атаку или пойти в наступление, значит […] все немедленно вперед. Считается плохим командиром тот, который немного замешкался. Все забывают, что в любых условиях бой должен быть организован [т. е. что должно быть организовано и взаимодействие родов войск. – А.С.]»67), была обычной и до массовых перемещений комсостава летом и осенью 37-го.

В заключение заметим, что неудачные попытки прорвать в декабре 1939-го «линию Маннергейма», провалившиеся прежде всего из-за плохой организации взаимодействия родов войск, также не являются чем-то, характерным лишь для «пострепрессионной» Красной Армии. Не лучшим взаимодействие родов войск было и при штурме Полоцкого укрепрайона, проведенного 5-й и 43-й стрелковыми дивизиями БВО 4 октября 1936 г., в ходе больших тактических учений под Полоцком. О каком-либо взаимодействии пехоты с артиллерией в докладе наблюдавшего за учениями заместителя начальника УБП РККА комбрига М.Н. Герасимова не упоминается; не всегда осуществлялось и взаимодействие с саперами, которые ставили перед атакующей пехотой дымовые завесы. Отмеченное же в докладе взаимодействие с танками Т-28 из 1-й тяжелой танковой бригады и Т-26 из отдельных танковых батальонов дивизий свелось лишь к отправке на них и за ними части стрелковых взводов, связь с которыми была тут же потеряна. Главные силы стрелковых батальонов и рот шли на доты открыто и (судя по упомянутому Герасимовым «безразличному отношению к огню противника») шли, так и не дождавшись их подавления68. «С большими перебоями» «взаимодействие пехоты, танков и артиллерии» осуществлялось и при штурме 52-й стрелковой дивизией в последних числах февраля 1937 г. на тактических учениях 23-го стрелкового корпуса БВО Мозырского укрепрайона69.

В общем (если использовать формулировку приказа наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г.), «старший и высший комсостав» Красной Армии «слабо организовывал взаимодействие» родов войск еще и до массовых репрессий.

Обеспечение боевых действий. «Разведывательная служба, – значилось в приказе наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г., – организовывалась и выполнялась крайне неудовлетворительно»70. В начале войны разведку просто не организовывали! Не зря же в директиве командующим 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армиями № 0418 от 12 декабря 1939 г. Ставка Главного командования заговорила об элементарных вещах – о том, что «организовать и вести разведку обязан всякий командир, получивший боевую задачу», и потребовала «все боевые действия и передвижения войск обязательно предварять хорошо и заблаговременно организованной разведкой»…71 Однако болезнь оказалась слишком запущенной. В директиве № 0608 от 21 декабря Ставке пришлось констатировать, что «должной разведки» в войсках всех армий все еще нет (как нет и «непосредственного охранения» и «внимания охране флангов»), а в директиве № 0673 от 24 декабря – что в 7-й армии пехота по-прежнему «не ведет разведки, не охраняется». Так же обстояли дела и в 9-й (где командующий В.И. Чуйков 23 декабря вновь вынужден был потребовать «вести всегда непрерывную разведку и охранение» и где оперативный (!) отдел штаба армии «интересовался только своими войсками, а что касается противника, он совершенно им не интересовался»). Немногим лучше была тогда ситуация и в 8-й армии, где «разведка проводилась нерегулярно и организовывалась часто с нарушением элементарных правил»72.

Выступления участников апрельского совещания при ЦК ВКП(б) и апрельский же доклад Н.Н. Воронова подтверждают, что такое положение (когда разведка либо не организуется вообще, либо организуется очень слабо) сохранялось до самого конца войны, т. е. подтверждают справедливость итоговой оценки, данной в приказе № 120. «Нужно повернуть мозги нашим большим и малым командирам к разведке, заставить разведкой заниматься», – возмущался на совещании начальник Главного разведывательного управления Генштаба комдив И.И. Проскуров. «Тысячи писем, – продолжал он, – говорят о том, что разведчики, включая начальников двух [так в тексте публикации; должно быть: «вторых», т. е. разведывательных. – А.С.] отделов [штабов. – А.С.] корпусов и дивизий, занимаются чем угодно, но не разведкой»; разведроты полков не используются, разведбатальоны дивизий используются как обычная пехота. Впрочем, нет и «подготовленных кадров разведчиков…» «Штабные командиры слабо были подготовлены к организации и ведению разведки, опросу пленных и другим видам сбора сведений о противнике», – подытоживал и Н.Н. Воронов; о том же доложил на совещании и член Военного совета 15-й армии корпусной комиссар Н.Н. Вашугин: «У нас разведка была плохо организована, не было хорошо подготовленных разведчиков […]». «[…] Слабо организуем разведку», – подтвердил, имея в виду всю свою 7-ю армию, командир 123-й стрелковой дивизии комбриг Ф.Ф. Алабушев, чье соединение долго не могло прорвать «линию Маннергейма», в том числе и из-за отсутствия должной разведки переднего края противника73.