Читать онлайн «Великая огнестрельная революция». Страница 31

Данные этой таблицы можно дополнить конкретными примерами. Так, в 1531 г. в сражении при Обертыне в 1531 г. в 10 пеших ротах пехотинцы, вооруженные рушницами, составили 73,3 %, павезьеры – 12,1 %, копейщики 12,3 % и прапорщики 1,8 %. И такой расклад сохранился и впоследствии. Например, в инструкции ротмистрам пеших рот, составленной в 1561 г., указывалось, что при наборе солдат ротмистр должен стремиться к тому, чтобы десятки в ротах были полноценными и на 6 пахолков с аркебузами-рушницами имелось 2 воина с копьями, 1 павезьер и 1 прапорщик (вооруженный, помимо всего прочего, копьем с прапорцем). Допускалось вооружение одного из копейщиков вместо копья ручными гранатами. Павезьер, кроме щита, должен был иметь меч, топор и в качестве защитного вооружения капелину, копейщик – меч, а вместо длинного копья – ощеп или алебарду и обязательно полный «копийничий» доспех269. То, что требования артикула выполнялись на практике, косвенно свидетельствует картина неизвестного художника «Битва под Оршей», датируемая 20-ми – началом 30-х гг. XVI в. Изображенные на ней стрелки гетмана К. Острожского построены в 4 шеренги, причем 1-я шеренга вооружена длинными пиками, за ними стоят павезьеры, а 3-я и 4-я шеренги были вооружены аркебузами. Примечательно, что все пехотинцы были защищены шлемами типа «салад», а первая шеренга – полным доспехом по типу швейцарских пикинеров первых шеренг баталии.

Таким образом, к середине XVI в. польская наемная пехота была перевооружена с луков и арбалетов на огнестрельное оружие – сперва на примитивные ручницы, а затем на фитильные аркебузы. Так, под началом ротмистра Калуша в 1500 г. было 20 «десятков» с 124 стрелками из ручниц, 18 арбалетчиками, 10 павезьерами, 19 копейщиками и 6 прапорщиками. Рота же ротмистра Антонио Мора в 1553 г. имела в своем составе 10 «десятков», 54 стрелка из ручниц, 19 копейщиков, 2 прапорщиков и 1 барабанщика. В 1569 г. почт ротмистра А. Косиньского насчитывал 3 конных воина, 2 прапорщика, 2 барабанщика, 10 пехотинцев в доспехе (2 с аркебузами и 8 с топорами и древковым оружием), 31 стрелка и 1 копейщика, почт его товарища В. Косиньского имел 2 копейщиков в доспехе и 12 стрелков270.

Правда, при этом наемная пехота по отношению к коннице в коронной армии и войске ВКЛ играла второстепенную роль. Как свидетельствуют русские летописи, вооруженные ручницами и аркебузами польско-литовские «желныри» (так русские летописцы называли польско-литовских пехотинцев-жолнеров) на первых порах составляли значительную часть гарнизонов литовских крепостей, которые осаждали русские войска в начале XVI в.271. Однако по мере накопления опыта использования «желнырей» польско-литовские военачальники стали рисковать выводить ее в поле. И если в сражении на р. Ведрошь в 1500 г. «желныри» не сумели проявить свои достоинства, то спустя 14 лет в уже упоминавшейся битве под Оршей своими умелыми действиями они во многом обеспечили успех польско-литовской армии. Сражение было проиграно русскими воеводами во многом именно благодаря успешным действиям польско-литовских аркебузиров, успешно действовавших против русской поместной конницы на пересеченной местности под прикрытием лесных зарослей. Польско-литовские военачальники хорошо усвоили урок, который преподали им московские воеводы в 1500 г., и в этот раз не повторили ошибок, допущенных прежде, тогда как московские воеводы явно недооценили потенциал нового оружия. Поэтому есть все основания полагать, что значение Оршинского сражения для развития военного дела на востоке Европы недооценено историками военного дела. Фактически здесь встретились типичная конная армия Средневековья и армия, уже вставшая на путь перемен. Князь Константин Острожский одним из первых в Европе с успехом использовал против московских воевод, мысливших и действовавших по традиции, новую тактику, основанную на комбинированных действиях тяжелой и легкой конницы, пехоты и артиллерии272. Не менее успешно польские аркебузиры действовали и в сражении под Обертыном в 1531 г. Пехота и артиллерия, размещенные гетманом Тарновским в вагенбурге, отразили огнем атаки противника, после чего контратака польской конницы довершила разгром неприятеля. Однако такие случаи были достаточно редки, и в целом можно согласиться с мнением Г. Котарского, который отмечал, что ко временам Сигизмунда II польско-литовская пехота пришла в состояние упадка273.

Успешно освоили польско-литовские военачальники и применение артиллерии. И если в полевых сражениях они применяли ее не слишком активно – из-за ее малоподвижности, то этого никак нельзя сказать об осадной войне. Так, в 1535 г. коронный гетман Я. Тарновский быстро взял крепость Стародуб, применив до того неизвестный русским способ ускоренной атаки крепости – под прикрытием мощной артиллерийской канонады с применением зажигательных снарядов литовские саперы провели под валы Стародуба мины и проделали бреши, через которые литовские войска и ворвались в город. Русский летописец, рассказывая об осаде Стародуба, писал, что польско-литовские войска «…пришли к Стародубу месяца [июля] со всем королевом нарядом, с пушками и с пищалми, и прибылных людей с ним много иных земель король наймовал, желнер и пушкарей и пищалников, а с ними и подкопщикы. И начаша Литовские люди приступати к городу со всех сторон и начаша бити ис пушек и ис пищалей; а з города воевода князь Федор Овчина против велел стреляти из пушек же и ис пищалей и битися с ними з города крепко; а того лукавства подкопывания не познали, что наперед того в наших странах не бывало подкопывания. Воеводы-же Литовские, оступив град, да стали за турами близко города, да и подкопывалися, и город зажгли и взяли…»274. И, видимо, отнюдь не случайно в 1520 г. в коронной армии была учреждена должность начальника артиллерии (praefectus artilleriae), которым стал Я. Сташковский.

И даже в коннице, этом наиболее консервативном роде войск, в рассматриваемый период хорошо заметны серьезные изменения как в структуре, так и в тактике. Как отмечали польские историки, «…сербское и татарское влияние привело к изменениям в польской коннице, которая стала более подвижной…»275. Это выразилось прежде всего в том, что прежние тяжеловооруженные «копийничьи» хоругви, недостаточно подвижные и эффективные в изменившихся условиях борьбы, постепенно исчезли, а число «копийников», этого польского аналога французских gens d’armes, сократилось до предела. В конных хоругвях служили теперь по преимуществу конные стрелки и гусары – новый вид легкой конницы, заимствованный поляками и литовцами в начале XVI в. на Балканах. Гусары, не столь эффективные, как копийники, однако же более универсальные и дешевые, быстро завоевали популярность. Уже на рубеже 20-х – 30-х гг. XVI вв. гусары составляли в конных хоругвях от 37 до 57 %, стрелки 11–17 %, копийники – от 2 до 14 %, а к 1573 г. тяжеловооруженные конные латники составляли в среднем не более 8 % польской конницы. Как и прежде, чисто гусарских или стрелковых хоругвей не было, и различались они лишь соотношением стрелков и более тяжеловооруженных всадников – обычно в гусарских хоругвях гусары относились к копийникам и стрелкам как 1 к 1, тогда как в стрелковых хоругвях, напротив, стрелки к гусарам и копийникам как 1 к 1. Например, в 1531 г. хоругвь ротмистра М. Семевского имела 164 гусара, 92 стрелка и 44 копийника, ротмистра Я. Пилецкого – соответственно 206, 43 и 52, ротмистра Я. Мелецкого – 166, 242 и 91. В целом же гусары составляли 56,2 %, стрелки – 27,5 %, а копийники – 16,3 % польской конницы276. При этом именно гусарские хоругви составили основу польской конницы начиная с 20-х гг. XVI в. Так, в молдавской кампании гетмана Я. Тарновского в 1531 г. приняли участие 20 гусарских и лишь 4 стрелковых хоругви277.

Дальнейший процесс «ориентализации» польско-литовской конницы привел к тому, что стрелковые хоругви были полностью вытеснены казацкими (первой казацкой хоругвью считается набранная в 1551 г. хоругвь ротмистра Б. Претвича, в которой насчитывалось 117 казаков и 87 гусаров). Эта хоругвь является ярким примером характерной для того времени смешанной по составу конной роты. Под началом ротмистра состояло 200 коней, реально – 117 казаков и 87 гусар. Стандартным вооружением казака были «панцерж» – т. е. кольчуга, прилбица, рогатина и сагайдак, тогда как гусары были оснащены иначе – в комплект гусарского снаряжения входили «панцерж» или кираса, щит-«тарча», прилбица и характерное гусарское копье-«древо», не считая традиционного «белого» оружия278. И если в гусарских хоругвях соотношение стрелков и гусар составляло примерно от 1:1 до 2,5:1 в пользу гусар, то в казацких соотношение было обратным – до 3 к 1 в пользу казаков. Например, хоругвь Филона Кмиты в 1567 г. насчитывала 25 гусарских почтов с 140 всадниками и 12 казацких почтов с 60 всадниками. Типичный гусар в этой хоругви имел панцирь, шишак, тарч, саблю и «древо», тогда как казак – панцирь, шишак, саблю, сагайдак и «рогатинку»279.